Яд или лекарство? Как растения, порошки и таблетки повлияли на историю медицины — страница 26 из 52

Исход

Компания Rhône-Poulenc продала американские права на свой новый препарат компании Smith, Kline & French (SKF), агрессивному, многообещающему производителю лекарств. SKF подготовила его к испытаниям Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA). «Они были так умны», – сказал один из исследователей о работе компании. SKF представила его в FDA для лечения тошноты и рвоты, ничего не сказав о психическом здоровье. Это позволило получить одобрение; FDA дало положительный ответ в течение нескольких недель после подачи заявки весной 1954 года. После того как препарат был одобрен FDA и, следовательно, признан безопасным, врачи могли назначать его для любых целей (такая практика назначения «вне инструкций» станет важной частью маркетинга многих других препаратов). SKF назвала его несколько неопределенно – Торазин. И начала усиленно продвигать его использование в психиатрических больницах.

Теперь задача SKF заключалась в том, чтобы продать новый препарат не общественности, а американским врачам. Они вложили в это все силы, создав ставший легендарным маркетинговый бум. Они пригласили Деле и Деникера из Франции, чтобы те выступили с докладами; создали целевую группу из 50 человек, которая организовывала медицинские встречи, лоббировала администрацию больниц и проводила мероприятия для законодательных органов США, рассказывая о возможном применении препарата для снижения нагрузки на психбольницы. Они следили за тем, чтобы каждая новая журнальная статья, в которой отмечались положительные эффекты CPZ, была широко прочитана, поощряли исследования и даже создали телепередачу «The March of Medicine», в которой сам президент SKF рассказывал о действии нового препарата.

«Торазин «выстрелил», – вспоминает один из директоров SKF. PR-отдел SKF заработал на полную мощность, распространяя информацию в газетах и журналах. «Чудо-препарат 1954 года?» – спрашивал журнал Time. Энтузиазм подогревался реальным опытом. Истории передавались от врача к врачу. Один пациент с психическим расстройством, который не произнес ни слова за 30 лет, после двух недель приема Торазина рассказал своим лечащим врачам, что последнее его воспоминание – как он был в окопе во время Первой мировой войны. Затем он спросил своего врача: «Когда я выйду отсюда?»

«Это, – сказал его врач, – было настоящим чудом».

Один врач, читавший журналы и видевший, как работает препарат, взял вторую закладную на свой дом и вложил все свои деньги в акции SKF. Это была хорошая инвестиция: новый препарат стал блокбастером. К 1955 году на долю одного только Торазина приходилась треть продаж SKF; компании пришлось добирать сотрудников и увеличивать производственные мощности, чтобы не отставать от спроса.

То было лишь предчувствие грядущих перемен. В 1958 году журнал Fortune назвал SKF корпорацией номер два в Америке по чистой прибыли после уплаты налогов на вложенный капитал. С 1953 по 1970 год доходы компании выросли более чем в шесть раз, причем львиную долю прибыли принес Торазин. Компания вложила значительную часть этой прибыли в другие исследования, построив современную лабораторию для поиска новых лекарств для разума. Другие компании сделали то же самое.

И лекарства для разума внезапно оказались повсюду. Термин «лекарства для разума», используемый в этой книге, не охватывает все вещества, способные повлиять на ваше настроение или психическое состояние: в их число можно включить все, от утреннего кофе до вечернего коктейля, а также практически все уличные наркотики.

Новые лекарства для разума – те, что впервые появились в 1950-х годах, – это легальные препараты, разработанные фармацевтическими компаниями специально для облегчения психических расстройств.

В 1952 году CPZ стал первым из семейства препаратов, которые мы сейчас называем антипсихотиками. Вскоре, в 1955 году, за ним последовал Мепробамат, первый повседневный транквилизатор для лечения легкой тревожности. Мепробамат был найден случайно, когда исследователь, искавший консервант для пенициллина, заметил, что некоторые из его подопытных крыс выглядят очень расслабленными. Этот препарат стал сенсацией в Соединенных Штатах – «мартини в форме таблетки», способный снять стресс. Его быстро распробовали голливудские звезды – через несколько лет Джерри Льюис шутил о Мепробамате, когда вел церемонию вручения «Оскара», – а также руководители высшего звена и жены жителей пригородов. За ним последовали другие «малые транквилизаторы», такие как Либриум и Валиум, и началось повальное увлечение таблетками, которые The Rolling Stones назвали «Маленький помощник матери».

В начале 1950-х годов один швейцарский исследователь, работавший над созданием лекарства от туберкулеза, заметил, что некоторые из его больных, страдающих депрессией, танцуют в коридорах после приема одного из экспериментальных препаратов. Этот препарат назывался Ипрониазид, и он стал одним из первых антидепрессантов, появившись на рынке в конце 1950-х годов и открыв дверь для Прозака и целого ряда других антидепрессантов в 1980-х и 1990-х годах.

Внезапно у психиатров, несколькими годами ранее не имевших лекарств для борьбы с самыми худшими симптомами психических расстройств, появилось несколько новых семейств препаратов, из которых можно было выбирать. Возникла совершенно новая область исследований – психофармакология. Подталкиваемые агрессивным маркетингом среди врачей – маркетингом, принципы которого компания SKF отработала с Торазином, – все эти новые препараты получали свою минуту славы, проходя через цикл Сайджа.

Транквилизаторы стали фирменными препаратами 1960-х и 1970-х годов; антидепрессанты превратились в блокбастеры в 1980-х и 1990-х годах; а растущее семейство антипсихотиков сегодня входит в число самых продаваемых препаратов в Америке.

Почему все эти лекарства для разума возникли в 1950-х годах? Возможно, это было связано с потребностью общества справиться с болью и стрессом Второй мировой войны или же все дело было в желании вырваться из конформизма эпохи Эйзенхауэра. Каковы бы ни были причины, новые лекарства для разума изменили отношение американцев к приему таблеток. Теперь фармацевтические препараты не были чем-то, что вы принимали исключительно для борьбы с серьезными проблемами со здоровьем: теперь они были чем-то, что вы принимали после работы, чтобы расслабиться или чтобы со временем изменить свою способность справляться с повседневностью. Лекарства для разума 1950-х годов заложили основу для следующей волны рекреационных лекарств 1960-х годов, когда в моду вошли более яркие, сильнее расширяющие сознание галлюциногены. Лекарства для разума изменили американскую культуру.


И они, безусловно, произвели революцию в области охраны психического здоровья. Пиар-акция компании SKF в отношении Торазина помогла сделать этот препарат хитом в государственных психиатрических больницах. Сначала психиатры не спешили его использовать, считая, что ни одна таблетка не может полностью решить психические проблемы, что путь к психическому здоровью пролегает через Фрейда и терапевтические беседы, а не через лекарства. Многие психиатры утверждали, что Торазин просто маскировал основные проблемы, а не устранял их. В психиатрическом сообществе начался раскол: на одной стороне оказались психотерапевты – последователи Фрейда, обычно занимающиеся частной практикой, работающие с одним пациентом за раз, часто хорошо оплачиваемые, а на другой – врачи психбольниц, часто работающие в государственных больницах, получавшие меньше, взаимодействующие с десятками или сотнями пациентов. Фрейдисты возглавляли бо́льшую часть профессиональной инфраструктуры психиатрии 1950-х годов, и «я могу сказать, что на пионеров психофармакологии смотрели как на шарлатанов и мошенников, – сказал один из этих пионеров. – Меня обвиняли в том, что я ничем не отличаюсь от тех, кто продавал змеиное масло во времена Дикого Запада». Идея о том, что с помощью таблетки можно вылечить такой сложный, загадочный, тонко настроенный орган, как человеческий мозг, была фантастической. Те, кто пропагандировал эти невероятные химические методы лечения, казались ничем не лучше старых продавцов патентованных лекарств, торгующих своим товаром на медицинских выставках в маленьких городках.

Именно врачи психбольниц по-настоящему оценили возможности CPZ. Это был прорывной препарат, что-то действительно новое, что-то, дающее надежду. Когда тяжелобольные пациенты впервые с начала заболевания обретали способность произносить слова, они говорили своим сиделкам такие фразы, как «Я лучше справляюсь с голосами» и «Я снова могу сосредоточиться». Хотя они по-прежнему могли слышать голоса и страдать от галлюцинаций, эти симптомы уже не так сильно беспокоили их. Теперь они способны были говорить о том, что испытывают. Они могли функционировать.

По мере распространения CPZ смирительные рубашки убирались в шкафы. Пациенты, до которых раньше было не достучаться, начали открываться. Один врач вспоминал, как один кататонический больной, человек, который провел годы молча, скрутившись в странной позе, напоминающей сову, получил курс препарата. Через несколько недель он приветливо поздоровался со своим врачом, а затем попросил несколько бильярдных шаров. Получив их, он начал жонглировать.

«Послушайте, вы не можете себе представить, – говорил другой первопроходец. – Вы знаете, мы видели немыслимое – галлюцинации, бред устранялись таблеткой! <…> Это было так ново и так чудесно». К 1958 году некоторые психиатрические больницы тратили на CPZ 5 % своего бюджета.

А затем начался исход.

В течение двух столетий число пациентов в приютах неумолимо росло. Но в конце 1950-х годов, к всеобщему удивлению, впервые в истории оно стало снижаться.

Причинами этому были лекарства и политика. Лекарствами, конечно, были CPZ и все последующие антипсихотики. С их помощью врачи могли держать симптомы пациентов под контролем настолько, что больные могли покинуть лечебницы и вернуться в свои семьи и сообщества. Многие смогли устроиться на работу. В отличие от опиатов или снотворных, от новых препаратов практически невозможно было получить передозировку. Да никто и не хотел бы этого, потому что антипсихотики не вызывают эйфории. Они просто позволяют пациентам приглушить симптомы настолько, чтобы люди могли функционировать. Ни один из этих препаратов не был наркотиком. Таким образом, вместо того чтобы на годы помещать больных в психушку, стало возможно диагностировать недуги, лечить, выписывать рецепты и отпускать пациентов.