— Валентина Андреевна, откуда известно, что она сбежала? — спросил Монах.
— Ну как же! — всплеснула руками старая дама. — Ее же сослуживец искал, через месяц примерно, вместе когда-то в цирке работали…
— Укротитель?
— Нет, вроде главный режиссер. Хороший такой человек, солидный, вежливый. Принес конфеты, зашел к нам, спрашивает, а где Вика Тарнавская. Вроде в этом доме, адрес был, да куда-то завалился. А я ему: мы — восемнадцатый, а Вика в соседнем, шестнадцатом, но нету ее, уехала. А он так задумчиво и говорит: «Значит, правда?» Оказалось, у Вики был роман с наездником, фамилия еще такая грузинская, я не запомнила, а она гимнасткой была. Однажды сорвалась, переломало ее всю, а ему контракт выгодный предложили, он и уехал, а ее в больнице бросил. А недавно, говорит этот режиссер, встретил одного из наших, тоже из цирка, так он сказал, что они снова вместе, якобы видели их. Бросила Вика своего нового мужа и вернулась к этому грузину. Между нами, я не сильно удивилась, бог свидетель! Уж очень они разные были. А девочка осталась с отцом, а куда мужику одному с маленьким ребенком? Подождал он, подождал да и подался назад в семью, понял, что Вика не вернется. А может, написала она ему, что так, мол, и так, прости и не поминай лихом. Вот как бывает в жизни.
— Имени режиссера не помните случайно? — спросил Монах.
— Не помню, куда уж помнить, столько лет прошло, — всплеснула руками старая дама.
— Чай! — объявила Аня, вталкивая в гостиную тележку на колесах с чашками. — Будем пить чай. Если бы я знала, что у нас будут гости, испекла бы пирог, а так не обессудьте, чем богаты, тем и рады.
Добродеев бросился помогать, Монах придвинул журнальный столик, старая дама принялась расставлять чашки. Все суетились, подталкивали друг друга локтями, смеялись и шутили. Словом, обстановка была самая приятная, милая и домашняя. Старая дама без устали повторяла, что «это такая честь, такая честь… не передать, никто не поверит, а когда выйдет статья, обязательно одну нам, с автографом, и вообще, будьте как дома. Ждем в гости в любое время». И так далее, и тому подобное.
Долго прощались у ворот, пожимали руки и обещали не забывать, заглядывать запросто, и вообще, милости просим на пироги! Такие люди, такие люди! Лысый песик прыгал вокруг и лаял в совершеннейшем восторге, и Монах осторожно, чтобы не повредить, отодвигал его ногой — знал он таких маленьких шавок, способных на все. Добродеев светился и скромничал: ах, какие там люди, люди как люди, самые обыкновенные; Монах поглядывал на него иронически, обещал прибыть на пироги, поддавал экзотики — говорил неторопливым басом, напирая на «о», помахивал толстой дланью, словно осеняя гостеприимных хозяек, и оглаживал бороду.
Наконец сцена прощания была завершена, и гости отбыли. Аня и Валентина Андреевна стояли у калитки и смотрели им вслед.
— Уф-ф! — простонал Добродеев за первым же углом, доставая носовой платок и утирая влажный лоб. — Женщины! Как на птичьем базаре побывал.
— Поклонницы твоего таланта, Лео. Благодарные фаны. Я бы на твоем месте гордился. Мне даже завидно, честное слово. Меня давно забыли и жены, и поклонницы.
— Да уж, забыли… пробормотал Добродеев. — Меньше прыгать надо. Ну и чего мы добились?
— Мы узнали, что произошло… почти узнали. Мы узнали, что Мережко был влюблен, счастлив, строил планы на будущее…
— Откуда ты знаешь про планы?
— Купил громадный дом, собирался достраивать, рожать детей, но видишь, как получилось. Кто сказал: «Хочешь насмешить богов, расскажи им о своих планах», не помнишь? То-то. Жена бросила мужа и ребенка и убежала с грузинским джигитом. И что примечательно, сразу после побега заявился главный режиссер и приоткрыл завесу тайны. Причем случайно перепутал адрес и попал к соседям, где все им и выложил. А уж наши девушки не заставили себя просить и пустили новость по деревне. Так родилась красивая и романтическая легенда: неравный брак, старая любовь, которая не ржавеет, роковая страсть и побег.
— О чем ты, Христофорыч? — удивился Добродеев. — Что не так?
— Все не так, Лео. Смердит за версту.
— Разве так не бывает? Сколько жен сбежало от мужей, причем молодых жен от старых мужей? Да сплошь и рядом.
— Лео, побег с любовником не вяжется с психологическим портретом этой Вики. Некрасивая, робкая, переломанная, безденежная, не уверенная в себе, вся жизнь на колесах, ни кола ни двора — и вдруг прекрасный принц, свой дом и ребенок! Да она готова была подохнуть за него, за обоих — за мужа и ребенка. Какой, к черту, грузинский джигит? Да еще бросивший ее раньше? Лео, вернись на землю! Очнись! Это не душещипательная статейка для твоей «Старой лошади», это реальная жизнь.
— Для «Вечерней лошади», — заметил Добродеев. — Ты хочешь сказать, что так не бывает?
— Бывает. Всякое бывает, Леша. Но тут что-то не то, поверь моему опытному длинному носу. И этот главный режиссер явился не запылился, вынырнул прямо в масть. Тут общественность сходит с ума от неизвестности, толки, домыслы, все на ушах, и тут вам нате, как по заказу, расхожая версия: сбежала с любовником. И очевидец тут как тут. Пошло-поехало, обрастая деталями, и дошло до Мережко. Возможно, после этого он перестал ее искать и вернулся в семью. Как тебе такой раскладец?
Добродеев пожал плечами и задумался. Потом сказал:
— Ты думаешь, ее увезли силой? Сомнительно как-то. Или… шантаж?
— Не знаю, Леша. И потом, не забывай, что она оставила ребенка одного в доме. Маленькую дочку в большом пустом недостроенном доме. Никому ничего не сказала, не будучи уверена, что Мережко вернется вовремя, не позвонив ему. Не верю! Могла бы соседей предупредить…
— Ну да, как-то это… — пробормотал Добродеев.
— Кстати, наше чудо не объявлялось? Ты бы проверил почту.
— Проверяю, не появлялось.
— И еще. Я бы поговорил с Таткой, хоть что-то она должна помнить. Ей было четыре года, взрослая барышня. Хотелось бы присмотреться, увидеть, в каком она состоянии: овощ после семи лет в психушке или способна соображать. Видишь, сумела заорать «SOS», сумела вырваться. Ее, поди, до сих пор кормят всякой дрянью, чтобы не рыпалась и никого больше не убила. Эта девушка потрясающе интересная личность с психологической точки зрения — столь бурная биография в столь юном возрасте. Ты обещал достать материалы дела, просто интересно, ад информандум, так сказать. И еще интересно: кому Мережко оставил деньги и бизнес? Если Татка упомянута в завещании, то распоряжается ее имуществом опекун, сводная сестра Вера, скорее всего. Получается, что Татка никому не нужна и чем раньше она исчезнет, тем лучше для всех. Я бы не удивился, если бы ей уже подыскали новое заведение…
— А что, по-твоему, с ней еще делать? — перебил Добродеев. — Это же бомба замедленного действия, не знаешь заранее, когда рванет.
— Где твое человеколюбие, Лео? — попенял Монах. — Она заплатила по счету, нужно дать ей шанс. Кроме того, мы уже ввязались и сделали первые шаги. Значит, будем копать дальше…
Глава 19. О сплетнях как источнике полезной информации
Сплетня делает людей гораздо интереснее, чем они есть.
Захватив торт для детишек, цветы для Анжелики и увесистый бутылек «Джонни Уокера» для Жорика, Монах в наиприятнейшем расположении духа отправился в гости к своим друзьям Шумейко, по которым успел соскучиться. Как читателю уже известно, в свои прежние побывки дома между побегами в пампасы он квартировал у гостеприимных Жорика и Анжелики, так как своей квартиры у него не было. Как истинный рыцарь, Монах уходил от очередной жены лишь с плащом, перекинутым через руку, фигурально выражаясь. Он был аскет; комфорт, уют, всякие салфеточки и канарейки были ему чужды. До недавнего времени его вполне устраивал раздолбанный диван с выпирающими пружинами в квартире Шумейко, на котором он часами лежал «между кочек», рассматривая трещины на потолке и раздумывая о смысле жизни. Добродеев был уверен, что Монах сбегает в тундру и тайгу, утомившись семейством Шумейко, визгом и драками детишек — крестника Олежки и девчонок Марки и Куси, а также зверьем под ногами, а хомяк Шарик, отдыхающий на обеденным столе во время трапезы, ввергал склонного стоически воспринимать всякие аномальные жизненные явления Монаха в состояние ступора. Наличие Шарика на обеденном столе было слишком даже для него. И все чаще являлась Монаху, поощряемому Добродеевым, мысль о собственной квартире — пустой, без тряпок, упаси бог, и «всюду жалюзи». И балкон, открытый летом и зимой, чтобы снежинки залетали, и громадный диван посередине. И вот состоялось!
Ну, как водится, всякие утомительные формальности, бумаги, нотариус, подписи… никуда не денешься, и свободен! Теперь самое приятное: покупка мебели — Анжелика на низком старте, готова бежать и грести все подряд, а также всякие занавесочки, коврики, бантики, посуду и тысячу всяких домашних мелочей, столь дорогих женской душе. Монах деликатно удерживал Анжелику в рамках, подговаривал Жорика поунять супругу, но друг детства только ухмылялся и говорил: «Скажи спасибо, Олежка, а то ты как-то оторвался от семейной жизни, а тут тебе уют, тепло, щебет, приставания до полного выноса мозга насчет того, какая тарелочка лучше, красная или синяя, и какие занавесочки — в цветочек или в горошек. Не забыть кастрюли, сковородки и сериалы». — «Ужас, отвечал Монах, чтобы я еще когда-нибудь женился! Не дождетесь».
Свобода! Воля! Гордое философское одиночество, открытый балкон и залетающие снежинки, божественный запах кофе и… см. выше. В итоге огромный рюкзак на полу и судорожные сборы. Если бы не Татка, эта психопатка-убийца, которая интересовала Монаха все больше и больше с точки зрения познания человеческой натуры, он был бы уже далеко — топал бы по пересеченной местности, озирая окрестности зорким взглядом, выбирая место для ночлега.
Монаху открыли после пятого звонка. Анжелика бросилась ему на шею и разрыдалась. Детишки облепили, вопя от восторга, лохматый черный щенок запрыгал вокруг и залился восторженным лаем. Неторопливо выш