«Уважаемый господин президент! Я получил Ваше письмо от 5 августа и хотел бы так же, как и Вы, высказать свою точку зрения по некоторым вопросам советско-американских отношений. Согласен с Вами относительно пользы и важности личного обмена мнениями и считаю естественным, чтобы он касался коренных, принципиальных вопросов отношений СССР и США, разумеется, с учетом влияния, которое оказывает состояние этих отношений на положение дел в мире. В этой связи хочу остановиться на двух вопросах, которые занимают особое место в международных делах и в отношениях между нашими странами. Это Индокитай и Ближний Восток. Последствия того, что было совершено и все еще совершается в том и другом районе, последствия вторжений должны быть ликвидированы. Без этого не может быть урегулирования. Именно в этом и состоит принципиальная, определяющая сторона нашей позиции в отношении событий как в Индокитае, так и на Ближнем Востоке. В этом — суть дела, причем наша заинтересованность в таком решении особенно велика потому, что для нас Демократическая Республика Вьетнам — братская социалистическая страна, а Ближний Восток — это район, где расположены дружественные нам государства, район, непосредственно примыкающий к рубежам Советского Союза. В то же время мы вовсе не добиваемся ущемления в Индокитае или на Ближнем Востоке чьих-то интересов, подрыва чьего-то международного престижа. Мы хотим установления мира в соответствии с законными интересами народов этих районов. Хотелось бы поэтому надеяться, что американская сторона в ближайшее время сделает шаг, которого все ждут от нее и который действительно откроет путь к урегулированию».
Ответ также четок и нелицемерен. Но ведь черным по белому написано: «хотелось бы надеяться»! Не «мы требуем», не «ждем в ближайшее время», никаких категоричных формулировок. И что произошло на первой же встрече лицом к лицу? Слова о негативном отношении советского народа к приезду президента США в Советский Союз, затем агрессия в ответ на сравнение их встречи со встречей президента Рузвельта и Иосифа Сталина… Но на конфликт Никсон идти не захотел, и пришлось ему самому обходить острые углы и менять тему, после чего на душе остался неприятный осадок.
— До сих пор вспоминаешь, что Леонид Брежнев намекал на твой провал с Вьетнамом?
— Почему провал, Пэт? Что за пессимистический настрой! — Как всегда при упоминании Вьетнама, Никсон тут же завелся. — Линдон Джонсон, вот кто виновник всей этой заварухи, а я лишь пытаюсь разгрести завал, который унаследовал от прежних президентов.
— Не кипятись, Риччи, никто в этой комнате тебя ни в чем не обвиняет. Тебе достался подгнивший плод, а ты пытаешься вернуть ему первозданную свежесть. Увы, это невозможно. Не в нашей власти.
— Вот! В этой комнате! Ты это сказала, Пэт, ты это сказала! — Никсон стоял спиной к окну и обвиняющим жестом указывал на жену. От былого благодушия не осталось и следа. — В этой комнате меня не обвиняют, но там! Там обвиняет каждый! А поставь их на мое место, какое решение они бы приняли? Уверен, восемьдесят человек из ста поступили бы точно так же! Ханжи, лицемеры! И этот ваш весь из себя правильный Леони…
— Дорогой, взгляни на эту красоту! — Пэт подбежала к мужу и с силой вдавила ладонь в его губы. Едва слышно она прошептала: — Успокойся! Ты в чужой стране! Я слышала, что люди, отвечающие за государственную безопасность, прослушивают все комнаты в Кремле. Не хватало еще дать им в руки компромат, — после чего быстро заговорила вслух: — О! Даже не думала, что простые деревья в мае могут выглядеть так волшебно! Только взгляни на эти цветы, они похожи на огромные свечи.
— Это каштаны, моя дорогая. — Никсон резко сменил тему.
— Каштаны? Не может быть! В Америке растут каштаны, но выглядят они иначе и цветут по сравнению с этими гигантами совсем простенько. — Пэт вновь приблизила губы вплотную к уху Никсона. — Сейчас от каштанов вновь перейдешь к обсуждению встречи с Брежневым, его внешность, привычки и прочие мелочи, которые касаются его лично, можешь обсуждать до одурения, но политическую ситуацию не тронь!
Пэт отодвинулась от мужа, вгляделась в его глаза и, удовлетворившись тем, что в них прочла, отпустила лицо супруга и отошла чуть в сторону.
— Так что ты хотел обсудить, дорогой? — произнесла Пэт, возобновляя прерванный разговор.
— Не столь важно, — отмахнулся Никсон. — Забудь, дорогая.
— Ну почему же? Вот мне лично понравился официальный обед, который советская сторона давала в нашу честь. Как называется здание, в котором нас принимали, дорогой?
— Большой Кремлевский дворец, — без запинки ответил Никсон. — Это здание всегда используют для приема почетных гостей.
— Так значит, мы почетные гости? — Пэт весело рассмеялась. — Видишь, дорогой, здесь тебя ценят!
— Думаю, этот обед предназначался больше тебе, дорогая!
— О нет, не хитри, Риччи. Если бы я приехала в Россию одна, меня здесь и встречать никто не стал бы.
— Наоборот! Если бы ты приехала одна, тебя встретили бы с распростертыми объятиями. Тебе ведь не нужно подписывать многочисленные договоры о ПРО и ОСВ, так что ты для них более желанный гость.
— Разве вы их еще не подписали? — искренне удивилась Пэт. — Мне казалось, эти два проекта идут в первую очередь. Разве не ради этого мы прилетели в Москву?
— Все верно, дорогая, но у советской стороны возникли проблемы с этими договорами, поэтому мы ждем устранения проблем.
— Проблемы? Что-то серьезное? Я должна знать, Риччи. — Пэт всполошилась, и Никсон уже жалел, что упомянул при жене о форс-мажорных обстоятельствах.
— Не переживай, дорогая, мы все успеем. Ты же знаешь, программа у нас расписана по минутам, и пока мы из графика не выбиваемся.
Пэт знала, что волноваться не о чем: 23 мая точно по плану начался непосредственно переговорный процесс. Ее муж и его помощники уходили в одиннадцать утра, располагались в Екатерининском зале Большого Кремлевского дворца, где проходили встречи двух делегаций, и обсуждали проекты и насущные вопросы. Заканчивались встречи ровно в семнадцать ноль-ноль обязательной церемонией совместной подписи проработанных договоров.
В первый день, 23 мая, ее супруг подписал соглашения между правительствами СССР и США о сотрудничестве в области охраны окружающей среды, о сотрудничестве в области медицинской науки и здравоохранения, о сотрудничестве в области науки и техники.
На 24 мая, и это Пэт тоже было известно, советские представители запланировали переговоры по поводу экономических отношений двух стран, а также безопасности в Европе. Также планировалось подписать двустороннее соглашение о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях. Вопросы экономики и космического пространства беспокойства у Никсона не вызывали, поэтому он готовился к встрече не слишком тщательно. На самом деле в этих вопросах он больше надеялся на компетентность своего помощника Питера Флэннигана и государственного секретаря Уильяма Роджерса. И он не беспокоился о подписании документов по ОСВ и ПРО до тех пор, пока Пэт не произнесла этого вслух. Да, во время переговоров случаются задержки, непредвиденные обстоятельства заставляют менять планы, так почему этот случай должен оказаться исключением? Почему у него появилось такое чувство, что договоренности не будут подписаны, все слетит к чертям собачьим и к его, Ричарда Никсона, провалам припишут еще и этот!
— Этого не будет, — услышал Никсон голос жены, ласково нашептывающий ему на ухо. — Твоя миссия в Москве не провалится! Даже думать не смей о таком!
— Как ты узнала? — Никсон удивленно смотрел на жену. — Я ведь только подумал об этом? Или сказал вслух?
— Дорогой, ты никак не привыкнешь к тому, что твоя обожаемая жена знает о тебе гораздо больше, чем ты сам. — Пэт рассмеялась и выскользнула из объятий супруга. — А теперь выброси из головы все неприятное и бегом в душ. Через двадцать минут подадут завтрак, а мы с тобой еще не собрались.
— Безобразие, — шутливо произнес Никсон. — Моя супруга предстанет перед официантами в неглиже! Это никуда не годится, вся мировая общественность выразит нам свое презрение. Пожалей меня, моя любовь, накинь хотя бы пеньюар.
Так с шутками и улыбками они скрылись за дверью, ведущей в будуар. Любой, кто видел эту пару за рамками официальных приемов, умилялся их взаимоотношениям. Пэт и Ричард состояли в браке больше тридцати лет, за это время они успели родить двух дочерей, Тришу и Джули, но отношения между супругами так и остались теплыми и сердечными. Вечный медовый месяц, так характеризовала свою жизнь первая леди Соединенных Штатов, и на этот раз ее слова не расходились с реальностью.
Тельма Кэтрин Райан, таково было имя Пэт в девичестве, родилась в Неваде, в простой семье, которая вскоре после ее рождения переехала в Лос-Анджелес, в Калифорнию. Окончив среднюю школу, Тельма поступила в Фуллертонский колледж, но этого ей показалось мало, Тельма мечтала о большем, поэтому после колледжа стала учиться дальше. Чтобы оплатить обучение в Университете Южной Калифорнии, Тельма пошла работать. Машинисткой в небольшой фирме, затем подрабатывала в аптекарском пункте, работала уборщицей в ресторане и даже работала в кабинете рентгенологии — и это не весь список рабочих мест, которые ей пришлось сменить за время учебы. Но Тельма справилась, знала, что справится, так как перед ней стояла задача выйти в люди, заявить о себе, да так, чтобы вся Америка узнала о Тельме Кэтрин Райан.
Во время учебы Тельма, весьма красивая и фигуристая особа, игнорировала ухаживания молодых людей, хотя в списке обожателей числились довольно представительные фигуры. Но Тельма мечтала не об этом, ей нужен был особенный, выдающийся мужчина. Годы шли, мать с отцом все чаще заговаривали о внуках, подсовывая дочери кавалеров, способных, по их мнению, составить дочери неплохую партию. Но Тельма держалась своего курса, мягко урезонивая родителей. И вот когда родители окончательно потеряли надежду понянчить внуков, Тельма встретила его! В неполных двадцать восемь лет Тельма сразу поняла, что нашла свою судьбу.