— О чем задумался, командир? — К Богданову подошел майор Дубко.
— Да вот думаю, может, тебе бразды правления передать, а самому на покой уйти? Я ведь с пятьдесят шестого в группе, еще при Семенове Павле Андреевиче начинал. Шестнадцатый год в разъездах, сборах и прочей тягомотине. Ни семьи толком не вижу, ни отдыха.
— Ого, как тебя скрутило, — негромко проговорил Дубко. — Ты мне эти разговоры брось. Я тоже не первый год в группе. С шестьдесят первого с тобой вместе локоть к локтю идем, командиром тебя на моих глазах назначали, и не случайно выбор пал именно на тебя. Ты — лучшая кандидатура в командиры нашего спецподразделения. Ты ее мозг, ты ее совесть, ты ее опора…
— Ну, начинается! Ты что, на партсобрании? Речь заготовил, разглагольствуешь здесь. Странно, что трибуну не потребовал! — рассердился Богданов. — Нет бы по-дружески посочувствовать товарищу, обнадежить, что завтра будет новый день, настроение изменится, и я снова буду видеть в своей работе не только минусы, но и плюсы!
— А я о чем говорю? Вон речь какую за меня сказал, мне осталось только подписаться под ней, и я уже в твоих глазах хороший понимающий друг, — рассмеялся Дубко. — Так что сам видишь, Слава, без тебя нам никак.
— Вот засранец! — Богданов рассмеялся в ответ. — Его песочат, а он положительные стороны в головомойке ищет!
Их смех прервал военный в форме капитана госбезопасности. Он подошел к «Москвичу» в сопровождении трех лейтенантов, оглядел группу бойцов «Дона» и безошибочно определил в Богданове командира, несмотря на то что все бойцы были одеты в штатское.
— Вы старший? — обратился капитан к Богданову. — Подполковник Богданов?
— Он самый, — пользуясь, что носит более высокое звание, не по уставу ответил Богданов.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться, — чеканя каждое слово, произнес капитан.
— Обратись, капитан, я не против, — вести переговоры согласно уставу Богданову жутко не хотелось.
— Получен приказ отконвоировать двух задержанных в камеры предварительного заключения, — чуть снизив пыл, доложил капитан. — Ордеров не выписывали, действуем по устному приказу полковника Голикова, особый отдел при КГБ.
— Ладно, расслабься, отдам я тебе арестантов, — произнес Богданов и склонился к окну машины. — Все, ребятушки, пришли по ваши души. Выметайтесь из моей машины.
— Товарищ, товарищ, вы скажите им, что я сирийский подданный и имею дипломатический статус неприкосновенности, — залепетал Башар Хаддад, который с того момента, как сел в машину, не произнес ни слова. — Скажите им, прошу вас! Они должны дать мне телефон. Я должен позвонить в посольство!
— Не переживай, Хаддад, о тебе уже доложено, — ответил Богданов и обратился к Тимофею: — Ну, а каково твое последнее желание?
— Да чего теперь желать? Человека, с которым я мог бы договориться полюбовно, ты мне все равно не назовешь, ведь так?
— Так, Тимофей, не назову.
— Тогда никаких желаний. Сам человека искать буду. Авось и найдется любитель золотых слитков.
— Ладно, иди уже, хохмач, — поторопил Тимофея майор Дубко. — У самого за душой, поди, ни гроша.
— Думаешь, я из альтруистических побуждений этим занимался? — усмехнулся Тимофей.
— Нет, Тиша, я думаю, ты все свои бабки либо за карточным столом спускаешь, либо на баб тратишь, — выдал Дубко. — А скорее всего, и на то, и на другое. Угадал?
— Да пошел ты, — огрызнулся Тимофей, сердитый тем, как легко его раскусил майор.
— Это ты иди, ловелас, нескоро тебе снова за бабами ухлестывать, — хохотнул Дубко.
Капитан не обращал внимания на перепалку между майором и Тимофеем. Он отдал приказ лейтенантам, те сняли с запястий задержанных веревочные путы и надели наручники, после чего капитан отдал честь Богданову и увел задержанных.
— Одной проблемой меньше, — прокомментировал Дорохин. — Поехали в гостиницу?
Бойцы заняли места в «Москвиче», майор Дубко сел за руль, посигналил Богданову, и машина уехала. Подполковник еще пару минут постоял на месте, а затем вернулся в кабинет Старцева. Богданова не было минут двадцать, а атмосфера в кабинете полковника изменилась до неузнаваемости. Старцев уже не смотрел в окно, а сидел чернее тучи, склонившись над бумагами.
— Вернулся? — буркнул он. — Садись, нечего столбом стоять.
— Наверх доложили? — догадался Богданов.
— Доложил, — коротко бросил Старцев.
— Восприняли негативно, — утвердительно произнес Богданов.
— А как еще они могли воспринять известие о том, что очередная версия полетела в тартарары? Конечно, негативно. Дали тебе срок до завтрашнего утра. Не будет результата — полетят головы!
— Да как я вам дам этот самый результат, если дело гиблое? За три дня найти того, кто спланировал сверхсекретную операцию по вбросу компромата! Это ни одной группе не под силу.
— А ты не просто какая-то группа! Ты командир элитного спецподразделения! Вас, мать вашу, для того и отбирали, чтобы вы невозможные задачи выполняли, а не сидели сиднем в гостинице, прожирая казенные деньги!
— Товарищ полковник, — начал Богданов, но Старцев слушать оправдания не стал.
— Молчать! Ты уже сегодня много чего и наговорил, и наделал, — заорал Старцев. — Притащил мне дипломата стреноженного. Да это же политический скандал! О чем ты только думал, Богданов!
— Я должен был оставить его там, чтобы он и дальше свои грязные делишки вместе с Тимофеем обтяпывал? — Богданов тоже разозлился, и ему уже было наплевать, кто перед ним сидит, полковник или сам главнокомандующий. — Отправили нас на секретное задание и даже о средствах связи не позаботились, а теперь меня крайним делаете! Я свою работу выполнил так, как мне совесть подсказала, а дальше уж вы сами тут решайте и думайте. У вас погоны понаряднее, а наше дело по земле ползать, носом рыть и всякую шваль отыскивать.
— Вот и ищи, Богданов! Тебе партия и страна доверили отстоять честь Родины, а ты здесь сопли распускаешь! Бедненький он, несчастненький, в родной стране телефона не нашел, чтобы позвонить начальству и ценные указания выслушать! Если так дальше дело пойдет, ты совсем без погон останешься, даже без нарядненьких! Короче, так: иди, и чтобы к полудню у меня на столе лежал новый план проведения операции! Пошел вон, Богданов, пока я не наговорил того, о чем мы оба потом жалеть будем!
— Да вы уж и так наговорили, — не сдержался Богданов.
— Иди отсюда подобру-поздорову. — Старцев хлопнул кулаком по столу. — Ушел, подполковник! Живо!
Богданов развернулся на пятках и, не прощаясь, не козыряя, вышел из кабинета. В самый последний момент он придержал дверь, которой собирался со злости хлопнуть. «Незачем Орлову и ему подобным лишнюю пищу для пересудов давать», — подумал Богданов и вышел из приемной, кивнув лейтенанту Орлову.
Сбежав по лестнице, он пулей промчался через пропускной турникет, даже не взглянув в сторону дежурного, пересек широкий двор и выскочил на улицу. Лишь свернув за угол, Богданов дал волю эмоциям.
— Говнюки! Уроды! Сидят в своих кабинетах, приказы раздают. Ты тут ишачь, разбирайся с их проблемами, а тебя вместо благодарности взашей из кабинета. Нет, точно надо бежать из этой богадельни, иначе ничем хорошим моя служба не закончится!
Выговорившись, Богданов медленным шагом пошел к станции метро. Как ни странно, встряска в кабинете полковника оказала на Богданова ободряющее действие. Мозг заработал с удвоенной энергией, мысли сами выстраивали определенную систему. Богданов не заметил, как добрался до гостиницы, как поднялся в номер, и только когда увидел в дверях майора Дубко, он вернулся в реальность.
— Досталось? — сочувственно спросил Дубко.
— Да уж, не конфетами меня там потчевали, — неожиданно для самого себя Богданов улыбнулся широкой улыбкой. — Столько нового о себе узнал! Надо и тебе, Саша, при случае попробовать.
— Нет уж, спасибо. Мне твоих головомоек хватает, чтобы я еще и от полковника выслушивал, — рассмеялся Дубко. — Заходи, мы тебе завтрак оставили. Еда отменная: сосиски в тесте, винегрет, котлеты по-киевски и даже вожделенный кисель Казанца.
— Он же просил пирог с яблоками, — вспомнил Богданов.
— Пирога не было, вместо него сосиски.
— Ладно, давай еду, я голодный как волк.
Богданов прошел в комнату-гостиную, сел за стол. Дубко принес на подносе еду, снял с тарелок салфетку и придвинул поднос к командиру.
— Остальные спят? — спросил Богданов, прожевав первый кусок.
— Дрыхнут, — подтвердил Дубко.
— А ты чего не спишь?
— Тебя ждал, беспокоился, вернешься ты вообще или тебя «закроют».
— Могло и такое случиться, — без тени улыбки произнес Богданов. — Думаю, Старцев меня прикрыл. Сказал, где надо, что мы по его приказу дипломата в Москву связанным притащили.
— Почему так решил?
— Орал он на меня сегодня, как раньше никогда не орал! Нет, кричать он мастак, тут его не переделаешь, но чтобы оскорблять намеренно, так, чтобы мне не стыдно, а обидно стало, такого еще не случалось. Он марку держит и до унижения никогда не опускается, а тут на тебе! Я сначала разозлился, тоже лишнего ему наговорил, но потом, пока сюда ехал, поразмыслил и понял, чем вызван его гнев. Тоже, поди, не героем-победителем его высокие чины называли. Наверное, похлеще моего наслушался.
— Это как пить дать, — поддакнул Дубко. — Так уж у нас на Руси повелось: тебя отматюкали — и ты отматюкай… А по делу что-то решили или ограничились взаимными оскорблениями?
— В точку попал. Только покричали и разошлись. Старцев отдал приказ: к двенадцати часам дня составить новый план действий и представить ему на согласование.
— К двенадцати? Да сейчас же без четверти десять, — бросив взгляд на часы, произнес Дубко. — Он что, специально сроки нереальные ставит?
— Думаю, от злости, от обиды он эту цифру назвал, но рассусоливать нам некогда. Если спать не будешь, садись рядом, будем с тобой нудной работой заниматься.
— Это что ты предлагаешь делать?
— Будем по минутам разбирать события, которые происходили в Кремле накануне того дня, когда охранник обнаружил компромат, — заявил Богданов. — И не только этот день, а столько, сколько понадобится для того, чтобы найти ответ.