– Ты все еще собираешься лезть в это логово один?
– Постой, не перебивай. Им зачем-то нужны файлы Димона. Его программы, понимаешь? Скопируй еще один диск, Тога. И теперь ты уж точно со мной не пойдешь.
– Это еще почему?
– Потому что потому. Высокие технологии, брат. Такие высокие, что выше не бывает. И такая мрачная дьявольщина, что дальше некуда. Демиург умер, и теперь каждый делает свою игру, ты сам говорил. Мы создаем свой финал истории. И нахттотеры тоже.
Бронеавтомобиль все дальше увозил меня от города апокалитов, и я все больше жалел о том, что сделал такой выбор. Но вернуться обратно было невозможно. Я уже струсил однажды, дал Штаубе превратить меня в убийцу. Решение принято, жалеть о нем буду позже, когда клыки какого-нибудь белесого Ханса прокусят мне сонную артерию. А сейчас надо попытаться справиться со страхом.
Сколько я еду? Два часа, три, больше? Снаружи наверняка уже темнеет. И нахттотеры ждут меня в своем логове. Бессчетное количество раз я проверял свое снаряжение, включал и выключал прибор ночного видения на каске, ощупывал растяжку, в кармашках которой лежат запасные магазины к винтовке, обоймы к пистолету и квантовые гранаты. Ермолай уверил меня, что эти гранаты очень эффективны – вспышку в пять миллионов свечей человеческий глаз перенести не в состоянии, а уж глаз ночной твари тем более. Предупредил, что я сам должен беречь глаза. Я слушал архистратига и понимал, что теперь моя жизнь зависит от мелочи. Неудачный выстрел, неудачный бросок гранаты, неудачно выбранная позиция – и все, конец. Как говорится, шаг влево, шаг вправо и расстрел на месте. Тога отдал мне дозиметр, строго-настрого наказал следить за радиацией. А Алина… Она просто молчала и смотрела на меня. И я ничего не смог ей сказать. Не хотелось говорить избитые дежурные фразы типа «Жди меня, и я вернусь». Только сейчас я, филолог, понимаю, как же трудно передать чувства словами, особенно если эти чувства слишком сильные. Так что мы с моей Кис не сказали друг другу ни слова на прощание. Все слова нам заменил долгий поцелуй, после которого у меня заболело сердце. И я полез в бронемашину, не оглядываясь, чтобы снова не встретиться с Алиной взглядом. Почему-то мне казалось, что она плачет.
Я подумал о Мюррее. Эх, мог бы я сейчас взять этого сукиного сына за горло, придушить слегка и спросить, что же эти уроды на самом деле сделали с Алиной. И делали ли что-то вообще. Может, просто убедили девчонку, что она симбиотик. Внушили, что она способна сделать то, чего не могут другие. Сделали из нее расходный материал. Запланировали для нее героическую смерть. Останусь жив, не я буду, но узнаю правду. Никогда не поверю, что она прошла кибер-репликацию. Не может киборг плакать. Не может киборг испытывать любовь…
Машину вел Анфим Дербник, и за всю дорогу он не вымолвил ни слова. Два сопровождавшим меня херувимчика с автоматами – тоже. Наверное, нам просто нечего было друг другу сказать. Оно и к лучшему: я должен подумать, собраться, сосредоточиться, все оценить и спрогнозировать. Никогда прежде мне так не хотелось победить.
Несколько раз я смотрел на пасс. Сегодня двадцать девятое апреля две тысячи тридцать восьмого года. Хороший день я выбрал для своей битвы – теплый, солнечный, погожий. Через три дня у меня день рождения. Мне будет двадцать семь – будет ли?
Опять противный липкий страх пополз по коже, начал ковыряться холодными пальцами в кишках. Я глотнул из фляги водки: немного полегчало. Курить я не стал, чтобы не было ненужного запаха.
Бронеавтомобиль взревел мотором, начало сильно трясти. А потом мы остановились, и Дербник, повернув ко мне лицо, сказал:
– Окраина леса. Объект в километре перед нами.
– Я выхожу, – ответил я.
Вечер уже наступил, быстро темнело, холодный ветер немного взбодрил меня. Я развернул карту, которую распечатал для меня Тога – D65 действительно был прямо передо мной. Я не мог его видеть за деревьями, но буквально чувствовал, в какую сторону мне следует идти.
– Бывай, Анфим, – я пожал иеростратигу руку. – Возвращайтесь обратно.
– Может, передумаешь? – совсем по-свойски спросил меня Дербник.
– Нет. Нельзя так. Все, ступайте с Богом, с тем Богом, который на небесах.
– И ты ступай с Богом, – Анфим поклонился мне и полез в машину.
Я дождался, когда «Даймлер» скроется за деревьями, и зашагал вниз, к берегу озера. На карте не было обозначено его название – видимо, нацисты не считали нужным сохранять исконные русские слова, а своего обозначения не придумали. Просто Озеро. Было еще не слишком темно, и я шел без фонаря. Возник сильный соблазн поболтать с Тогой по радио, но я его поборол. Мне пока нечего было ему сказать.
Потом я увидел заброшенный лагерь, который был здесь почти девяносто лет назад. Сначала я увидел ворота – два бетонных столба с металлической фермой над ними. На ферме ржавая табличка с полустертой готической надписью «Кто не работает – тот не ест». Сволочи, на ворота концлагеря повесили цитату из Евангелия! Я вошел в ворота, оказался на мощеной дороге, ведущей вглубь объекта. От концлагеря практически ничего не осталось, одни бетонные фундаменты сторожевых вышек и бараков, сгнившие балки, груды щебня. Я включил фонарь. Впереди темнела огромная кирпичная труба, похожая на сильно вытянутую усеченную пирамиду. Я шел к ней и вскоре выбрался на бетонный плац, где когда-то строили заключенных. Здесь их было почти пятнадцать тысяч, когда нацики начали строить свой объект D65. Интересно, сколько заключенных выжило? Скорее всего, ни одного…
Пройдя плац, я оказался у забора, который отделял лагерь от кирпичного завода, на котором когда-то работали заключенные – это его труба до сих пор торчала над развалинами. От завода мало что сохранилось: кучи слежавшейся глины, песка, огромные котлованы, ржавые останки техники, разрушенные печи для обжига, полуразобранные колеи для вагонеток. Миновав эту гигантскую свалку, я оказался у административного здания завода – от него уцелел только первый этаж. Побродив по офисным помещениям, я вдруг понял, что не знаю самого главного – куда мне идти дальше. Где находится вход в убежище нахттотеров.
На стенах в разрушенном офисе висели плакаты. Большей частью агитационные постеры СС и Трудовой армии времен второй мировой. Я машинально смотрел на них, проходил мимо. Но в одном из кабинетов я увидел схему лагеря Firpenlag5613, того самого, по развалинам которого я бродил. На схеме была обозначена какая-то Особая зона в полукилометре от завода. Скорее всего, мне туда.
Выбравшись из руин, я потопал на восток, к Особой зоне. Очень скоро я оказался в гигантском овраге, по дну которого была проложена узкоколейка. Сердце у меня забилось от волнения – теперь ясно, что я на правильном пути. И очень скоро я увидел, что меня ждут.
Луч фонаря уперся в решетчатые ворота, перекрывшие овраг. А секунду спустя я услышал, как кто-то негромко и отчетливо сказал «Halt!»
Нахттотеры. Двое, оба в черных кожаных плащах с капюшонами. Наверняка посланы встретить меня и убедиться, что я пришел один. Меня прошиб ледяной пот. До сих пор я встречался с тварями только в своих кошмарах, теперь видел их в реале. Рыцари-вампиры не двигались, видимо, изучали меня. Наверняка удивлялись моей наглости и моей наивности. Потом один из них направился ко мне. Он шел по гравию, который усыпал дно оврага, но я не слышал шума его шагов.
– Оружие на землю! – велел мне нахттотер. Я заметил, что огнестрельного оружия у него нет, только длинный меч на поясе. – Оружие на землю, пять шагов назад.
– Перебьешься, – сказал я и бросил зажатую в кулаке квантовую гранату, одновременно падая лицом на землю.
Вспышка была такая, что меня будто просветило насквозь, а сумерки превратились в яркий день. Когда я вскочил на ноги, нахттотер стоял в нескольких метрах от меня, закрыв лицо ладонями в черных перчатках. Я выхватил из-за спины катану, подскочил и ударил из пируэта. Голова и кисти рук вампира упали на землю. Второй нахттотер не двигался, разведя руки, тихо скулил, глядя на меня невидящими сожженными светом глазами. Я только секунду смотрел на это страшное мертвое искаженное лицо, словно нарисованное Питером Брейгелем, а потом ударил катаной, выбивая из нацистской твари жизнь.
– Два ноль в мою пользу, – выдохнул я, когда обезглавленное тело нахттотера повалилось на землю. – Матч продолжается.
В карманах убитых вампиров было пусто. Я обратил внимание на их мечи – по сути, обычные рыцарские клинки под средневековье, но на лезвии было выбито по-немецки «Blut Und Reich». Плюс у каждого парный к мечу кинжал с той же цитаткой на лезвии. Ни пистолетов, ни другого огнестрельного оружия у нахттотеров не было, равно как и ключей или каких-нибудь электронных устройств. Это хорошо. Это внушает надежду.
Морлоки, внезапно подумал я. Гребаные уэллсовские морлоки. Самое то сравнение. Злобные ночные твари, не выносящие света. Герой романа Уэллса отгонял их зажженными спичками. Наивно, но подмечено верно. А уж квантовые гранаты получше спичек будут. Эх, не догадался я спросить у Ермолая мощный ультрафиолетовый фонарь…
Ворота были незаперты. Я вытер катану (кровь у этих тварей самая настоящая, человеческая, значит, подыхать они будут так же, как и прочие смертные!) и скользнул за ворота. Прошел по узкому проходу мимо нагроможденных друг на друга вагонеток и оказался у очередных ворот, за которыми находилась штольня.
В штольне крепко пахло тлением и холодным камнем. Я включил прибор ночного видения. Впереди было чисто, никакого движения. Вдоль стен штольни были расположены забранные решетками пещеры, а в них я увидел груды человеческих черепов и костей. Вот куда, по всей видимости, делись узники лагеря – остались здесь, в преддверие царства вампиров. Может быть, послужили для них источником крови на годы. Я скрипнул зубами – тем больше у меня причин разделаться с этой поганью.
Двигаться на корточках было тяжело, я начал уставать, заболели ноги. Но идти во весь рост я не смел. Прежде чем сделать десяток крадущихся шагов, тщательно осматривал каждый сантиметр в каменных стенах и под сводами штольни в поисках скрытых камер наблюдения или пулеметных турелей. Но пока мне везло. Я шел вперед, делал маленькие паузы для отдыха, осматривался, шел дальше. Штольня пошла под уклон, вглубь. Потом я услышал шум работающих внизу вентиляторов.