С обиженным видом я заморгал глазами и, вынув из кармана шелковый платочек — подарок Саадат, начал с комичным смущением вытирать несуществующие слезы. Саадат, конечно, узнала платочек, но сделала вид, что ничего не замечает. И только покачивала головой. Она едва сдерживала себя, чтобы не прыснуть от смеха.
В дверях показался Ядгар, тащивший за собой игрушечную арбу. Не обратив на меня ни малейшего внимания, сияя от радости, он бросился обнимать Саадат.
— Тетя Саадат, вы пришли? Почему завтра не приходили? (Мальчик хотел сказать «вчера»).
Саадат прижала его к груди и приласкала. А я смотрел на них обоих и думал: «Искренна ли она? Будет ли так же ласкать его потом, когда мы поженимся? А когда откроется история Ядгара, что она скажет?» В памяти всплыло мое приключение. Я сравнивал Саадат с легкомысленной матерью Ядгара. Саадат совсем другая. Какая игра судьбы! Брошенный матерью ребенок — в объятиях молоденькой девушки…
Саадат сразу же заметила, что я о чем-то задумался, и ее лицо сделалось озабоченным.
— Джура? Что вы так задумались? — обиженно воскликнула она. — Судьба часто разлучает людей против их волн, не унывайте.
Я постарался отогнать воспоминания.
— Саадат, ты так хороша! — вырвалось у меня.
Легкий испуг отразился в ее глазах.
— Вы меня захваливаете!
Я обратился к Ядгару:
— Ты слышишь, что говорит твой отец, Ядгар?
Хлопотавшая на кухне старушка, видимо, забеспокоилась и, чтобы Ядгар нам не мешал, позвала его:
— Ядгар, Ядгар, иди сюда, детка! Хочешь жареной кукурузы?
Натянутость исчезла.
— Саадат! — вырвалось у меня. — Ты свободна вечером?
— А что?
— Погуляем в парке.
— С вами? Ну и придумали.
— А что тут такого? Ты же совсем большая?
— Вы же знаете нрав отца. Узнает — что будет?
— Чудная ты! Если не сегодня, потом вместе будем гулять.
Саадат лукаво повела глазами.
— Правда? Кто это вам сказал?
— Твои глаза.
— Совсем вы, Джура, испортились. Вот скажу тете.
— А что тетя? Она только рада будет. Да ты не увертывайся, скажи: вечером ты свободна?.
— Свободна-то я свободна, но не затевайте прогулок. Мало ли какие пойдут разговоры.
И все же я ее уговорил.
Тут матушка подала плов. Мы уселись за дастархан. С самым простодушным видом мать заметила:
— Сыночек, не нравится, вижу, тебе плов, приготовленный старухой? Такой же получился, как я сама: дряблый, вялый. Вот если бы стряпала Саадат…
— Что вы, тетя, — запротестовала Саадат. — Разве я сварю так хорошо? Морковь, лук я еще поджарю как следует, но приправить не сумею.
Пришла моя очередь заговорить:
— Я и сам отлично сготовлю плов, но если только кто-нибудь будет следить за огнем.
— Ах, сынок, — сказала старушка. — Уже четыре года, как ты из готовых припасов не можешь сварить ничего путного.
Сдерживая смех, Саадат опустила глаза. А я думал: «Ну и мать! Поддела-таки!»
А старушка как ни в чем не бывало принялась выговаривать Ядгару:
— И что ты мажешь всей своей пятерней? И рот накормил, и нос, и глаза. Не роняй, детка! Вот так, сложи пальчики, миленький, и бери плов щепоткой.
После обеда старушка вышла с блюдом на кухню. Саадат поднялась, собравшись уходить. Идти из дома вместе и ей и мне показалось неудобным. Мы решили встретиться у трамвайной остановки.
С того вечера мы часто проводили время с Саадат. Нас видели вместе в парке. Над Саадат принялись подтрунивать подруги. Дошли слухи и до ее отца. При встрече с моим старшим братом он твердо заявил:
— С решенным делом лучше не затягивать. Пусть Джура отложит ученье, справит свадьбу, а потом уж едет в Ленинград. Мне надоели вопросы соседей: когда будет свадьба?
Я попросил брата передать уйму извинений и объяснить, что, пока не кончу ученья, о свадьбе нечего и думать.
В тот же вечер Саадат передала мне приглашение от своего отца:
— Приходите к нам в выходной день со своими друзьями. Некого у нас было послать с приглашением, вот я и пришла сама.
— А, — засмеялся я, — значит, «чарлау» до свадьбы поедим.
— Вот вы и смеетесь! Вам слово скажи, и бегом от вас беги.
И она ушла.
В дом Саадат я пошел со своим приятелем, директором техникума, Абидом. Угощение было на славу. Но Саадат не вышла к нам. Дядя сам подавал нам блюда. Он был в самом веселом расположении духа.
— Жена, не прячься! — кричал дядя. — Иди сюда! Не стесняйся домуллы Абида. Разве закрываются от учителя своей дочки? И Саадат свою позови. Ломаться нечего: здесь ее учитель, которого она видит в классе каждый день. Женщины дома, а мне приходится гостям прислуживать. Джура свой человек.
Саадат только и ждала, что отец ее позовет: тут же она выбежала из кухни и захлопотала у дастархана. Я старался не смотреть в ее сторону, напуская на себя серьезность.
Перед уходом тетя одела мне на голову такую же расшитую тюбетейку, какую я получил в Ленинграде.
Чудесное время! Быстро пролетает оно. Скоро я должен вернуться в Ленинград. Незаметно пробежали часы, проведенные с Саадат.
Увидев, что я начал готовиться к отъезду, Саадат огорчилась.
— Не уезжайте! — говорила она. — Или возьмите меня с собой.
День отъезда приближался. Завтра в последний раз сходим куда-нибудь. Я послал ей с Абдугани маленькую, с «воробьиный язычок», записочку и получил ответ: «Я согласна».
Вечером Саадат пришла к нам. Старушка подала нам кушать отдельно. Я подсел поближе к Саадат, взял ее руку в свои ладони.
— Милая моя Саадат, — сказал я, — мы расстаемся. Я снова еду в академию. У тебя тоже начнутся занятия… Я хочу услышать от тебя ясный ответ. Что ты думаешь о нашей совместной жизни?
— Пустите! — Саадат попыталась освободить руку. — Тетя увидит. Стыдно. Нехорошо так. Пустите же, говорю… Что вы хотите сказать?
— Не прикидывайся наивной. Ты знаешь, что я тебя люблю, и я знаю, что ты меня любишь.
— Кто вам сказал?
— Вот кто! — С этими словами я прижал Саадат к груди, пытаясь заглянуть ей в глаза. Саадат испуганно выскользнула из моих объятии.
— Вы стали очень плохой! Пойду скажу тете. А еще я вас всем хвалила.
Она взглянула на дверь.
— Будете сидеть тихо, — я останусь, а нет, — уйду. Тетя идет…
— Ладно, сядь… Ну, так что же ты думаешь о нашей жизни?
Она тихо, не поднимая глаз, спросила:
— Есть педтехникум в Ленинграде?
— Есть, конечно.
— Если я поеду с вами, меня примут?
— Нет, ты не знаешь русского языка.
— А вы научите!
— Да разве я смогу тебя учить? На первой же строчке застряну.
— Я спрашиваю дело, а вы шутите… Разве военные так разговаривают? Вы подайте команду — и все.
— Тогда слушай мою команду, Саадат! Будь готова: через два года я кончу учиться. Ты тоже к тому времени должна кончить ученье. И тогда справим свадьбу. Итак, к светлому будущему шагом марш!
Позабыв, что старушка может услыхать, Саадат рассмеялась. Да так звонко, безудержно, что от ее смеха — мне показалось — в алебастровой нише зазвенели фарфоровые пиалы.
И тут же смех оборвался. Девушка заговорила серьезным тоном. Она спросила… о матери Ядгара. Но я ничего не ответил и обещал рассказать все после свадьбы.
Долго мы сидели с Саадат и тихо беседовали. Окончательно уговорились так: я, взамен калыма, стану врачом, а она, взамен приданого, станет педагогом.
В Ленинграде я учился еще два года и в отпуск в Ташкент ни разу не съездил.
Мне Саадат писала, я изредка отвечал. Переписка с домашними тоже не была особенно частой.
«Мы соскучились, — писали мне из дома. — Сын твой Ядгар очень истосковался. Матушка чувствует себя нездоровой», — и все в таком же роде.
Пришло время государственных экзаменов. По многим предметам профессора нашли мои знания хорошими. Для дипломной работы мне следовало бы остаться еще на год в Ленинграде, по я попросил разрешения выполнить ее в Ташкенте. Мне разрешили. Я простился с Ленинградом.
Я снова не послал домашним телеграммы о своем приезде. Знала только одна Саадат.
Поезд замедлил ход у платформы Ташкентского вокзала. Я смотрел в окно. Встречающие пробегают вдоль вагонов.
Вот она, Саадат, которую я так долго ждал. Я постучал в окно. Она вскинула глаза.
— Джура!
И побежала к дверям. Не стесняясь посторонних, Саадат бросилась ко мне в объятия. Я крепко обнял и поцеловал девушку, нимало не беспокоясь, что мешаю проходящим пассажирам.
Мы пришли домой вместе, будто вместе ездили в Ленинград.
Узнав, что ученье закончено, моя мать была вне себя от радости. Надежда на мою женитьбу, которая столько лет оставалась мечтой, теперь стала близкой. Я узнал, что оба дома готовятся к свадьбе. У меня уже не было никаких причин откладывать женитьбу.
Ядгару шел седьмой год. Кто-то ему сказал про свадьбу. Он подошел ко мне и, обняв мои колени, спросил:
— Папа, вы мне дадите молоденькую маму? Да?
А я глядел на него с грустью и думал: «Бедный Ядгар, когда-нибудь ты узнаешь, что я тебе не отец. Что мать твоя, красивая, но легкомысленная женщина, тебя бросила, а отец черствый, неизвестный мне человек, которого я в глаза не видел. Нет, Ядгар, — говорил я себе, — ты мой сын, и только мой!»
— Какую еще тебе нужно маму, сыпок? А наша матушка? Она и тебе, и мне, и Абдугани, и Кумри — всем нам мать. Кого же тебе еще?
Он опять вертится около меня и ласкается.
— Возьмете, а! Матушка ведь моя бабушка. А мне дайте Саадат. А то я сам возьму ее себе, сделаю своей мамой.
— Дурной ты! Кто тебе сказал? Ладно, ладно, возьму, — засмеялся я.
В один из знойных июньских дней, когда на винограде «чарас» выступили первые черные родинки, а ананасные дыни сделались слаще меда, мы с Саадат отправились в загс.
Второй раз в жизни я пришел сюда. И многое невольно припомнил. Я не забыл даже правил, касающихся неприглядной стороны семейной жизни — развода. Будто я только вчера стоял здесь за столом рядом с той коварной красавицей. Я даже вздрогнул и посмотрел на свою спутницу. Нет, это моя Саадат! Верная Саадат!