Дорохов встал и, подойдя к шкафу, вынул оттуда еще одну, уже откупоренную бутылку коньяка. Еще немного, и разговаривать с ним будет затруднительно.
– Скажите, кто из ваших коллег, обитающих сейчас в этом здании, мог желать Качинскому смерти? Ваша недавняя гостья уверяла меня, что Качинского все любили… в особенности женщины!
Дорохов поморщился и махнул рукой:
– Что? Качинского? Эту высокомерную сволочь? Да кто угодно мог его убить! Наш гений кинематографа был самым настоящим тираном! Женщинам, конечно, он нравился, зато мужчины, да и некоторые женщины, его просто ненавидели! Он же издевался над нами, как только мог…
– Горшкова могла желать Качинскому смерти?
– А почему нет?
– Есть мнение, что эта женщина была влюблена в своего начальника.
– И что? Сами знаете, что от любви до ненависти – один шаг!
– Если любой мог убить, то вы тоже не исключение?
Дорохов рассмеялся и стукнул себе по колену кулаком:
– А чем я хуже других? Наш звездный Всеволод Михайлович, наш гений киноиндустрии, наш лауреат всяческих там премий и прочее и прочее был, как я уже сказал, настоящей сволочью! Он менял женщин как перчатки, пользовался ими, а потом бросал. Как на съемочной площадке, так и за ее пределами он мог себе позволить сказать любую гадость, мог наорать, обозвать любого. А если кто-то и осмеливался с ним спорить или даже просто не соглашаться, то Качинский, обладая данной ему властью и пользуясь определенной поддержкой в высших эшелонах власти, мог того выгнать взашей. Те, с кем он так поступал, как правило, после этого уходили из кинематографа навсегда. Буду с вами откровенен: теперь, когда его не стало, я вздохнул спокойно. Я его просто ненавидел, все остальные, думаю, – тоже.
Зверев покачал головой. Его собеседник был пьян, и майор гадал, можно ли ему верить.
– Я понял, что вы не любили Качинского. А что вы думаете о нем как о специалисте? Вы же не станете отрицать, что он был талантлив?
– Талантлив, не талантлив… – Дорохов икнул. – Кстати, совсем недавно, дня три или четыре назад Качинский обозвал Уточкина «безмозглым кретином» и обещал уволить. Когда Анечка заступилась за своего приятеля, Качинский сказал, что уволит и ее, и назвал девчонку «недозрелым цыпленком, недостойным давать советы таким, как он».
– И он мог их обоих уволить?
– Запросто! Если бы они в тот день не промолчали, как это бывало с теми, кто был посмелее… Но у этой пигалицы и ее очкастого ухажера, который больше пыжится, чем делает, хватило ума промолчать…
– Но обиду они все же затаили? Вы это хотите сказать?
– Анька вряд ли, не такой у нее характер, а вот Митя…
Пока Зверев обдумывал услышанное, Дорохов схватил бутылку и выпил прямо из горлышка. Вслед за этим стал клевать носом.
Павел засуетился:
– Ответьте еще на один вопрос. Накануне отравления Качинского, когда он вас собрал в фойе, что вы делали после того, как режиссер всех отпустил?
Дорохов снова икнул, вскинул голову и почесал бороду:
– Что я делал, когда он нас отпустил? Ну да… Пришел сюда и учил роль. Наш тиран не любил, когда мы не знали текст.
– А после этого в фойе вы не возвращались?
Дорохов выпятил нижнюю губу:
– Нет… не возвращался.
С улицы послышались крики. Павел подошел к окну, выглянул во двор и увидел Малиновскую, которая стояла в наспех надетом поверх сарафана халате и обнимала своими пухленькими ручками Анечку Дроздову. Девушка кричала и размахивала руками. Потом прикрыла лицо руками и разрыдалась. Малиновская прижала девушку к своей груди.
– Что случилось? – крикнул Зверев, высунувшись в окно.
За его спиной Дорохов глухо предположил:
– Бьюсь об заклад, что у нас снова кого-то убили.
Часть втораяМарианна
Глава первая
Зверев в сопровождении Анечки Дроздовой и присоединившейся к ним Малиновской перешли через мост, обогнули небольшое озерцо и оказались у крепостной стены. Пройдя еще немного вперед, они оказались у развалин Васильевской башни, где их уже ожидал Митя Уточкин. Метрах в ста, на месте происшествия, уже работала следственная группа.
Митя сидел на поваленном дереве. Он снял очки и то и дело тер глаза кулаком. Увидев Зверева, парень вскочил и двинулся навстречу майору.
– Рассказывай! – потребовал Зверев.
– Это Быков, вне всякого сомнения, и он мертв!
Митя довольно нерешительно шагнул к Анечке, попытался обнять ее за плечи, но девушка отстранилась.
– Это все ты! Ты накаркал! – крикнула Дроздова и вновь зарыдала.
– Чего я такого опять сделал?
– Ты же сказал, что теперь все мы будем умирать по одному, как герои «Десяти негритят».
Митя только развел руками и повернулся к Звереву. Тот подхватил парня за руку и отвел в сторону:
– У твоей подружки истерика. Все, что она мне сказала, – это то, что вы нашли труп. Теперь давай по порядку, как и почему вы здесь оказались?
Митя напялил очки и надул щеки, отчего стал похож на взъерошенного воробья.
– После разговора с вами мы еще немного посидели и пошли в сторону кремля. Мы двигались вдоль стены и увидели тело лежащего мужчины. Сначала я подумал, что он пьяный, но Анечка решила посмотреть. Когда мы подошли ближе, то увидели кровь.
– Вы подходили к нему? Что-нибудь трогали?
– Я не хотел его трогать, но Анечка вдруг завизжала, схватила меня за руку и закричала, что это Федя. Она тут же бросилась к нему, но я ее оттащил.
– В тот момент он был уже мертв? Ты в этом уверен?
– Он не подавал признаков жизни, все вокруг было в крови. Я стал оттаскивать Анечку, а она рвалась к нему. Я с трудом убедил ее, что этим должны заниматься соответствующие органы.
– Милицию ты вызвал?
– Когда Аня немного успокоилась, я отправил ее в общежитие искать вас, а сам дошел до ближайшей телефонной будки и вызвал милицию и врачей.
Зверев кивнул:
– Хорошо! Забирай отсюда женщин, возвращайтесь в общежитие и особо там не болтайте.
– Думаете, что его убили?
– Вполне вероятно.
– А может, это несчастный случай! Вчера он сильно напился. – Митя отвел взгляд.
– Откуда ты это знаешь?
– Видел его вчера!
Зверев потянул парня за рукав:
– Так, продолжай. Рассказывай, что там у вас случилось.
– А нечего мне рассказывать! Пустите!
Митя вырвал руку и двинулся к стоящим в стороне женщинам.
Когда Митя подошел, Анечка снова набросилась на него:
– Ну что? Ты рад? Я знала, что ты его ненавидишь! Может, это ты его убил?!
– Что ты несешь! – Митя испуганно оглянулся на Зверева.
– Ненавижу тебя!
Малиновская обняла рыдающую Анечку за плечи и потащила прочь. Проводив их пристальным взглядом, Зверев двинулся к работающим на месте происшествия милиционерам.
Костин, Комарик, которого Зверев уже на постоянной основе поручил Вене, прибыли на место происшествия два часа назад и рыскали по кустам в поисках улик. Тут же с оперативниками бродил среди осколков кирпича, битых бутылок и прочего мусора кинолог Гена Логвин со своим старым косматым псом Бармалеем. Главный криминалист Псковского управления милиции Леня Мокришин щелкал фотоаппаратом, собирал и складывал в целлофановые пакеты осколки со следами крови, что-то измерял, записывал.
Первым прибывших милиционеров Зверева увидел возглавлявший группу старший следователь Кравцов и недовольно поморщился:
– Гляньте-ка, наш главный сыщик уже тут как тут. Какими судьбами, товарищ Зверев?
– Ветром занесло, – отмахнулся от Кравцова Зверев и подозвал своих: – Ну, что тут у вас?
– Тело обнаружили Дроздова и Уточкин. Они же позвонили в дежурную часть, они же опознали тело. Это один из наших киношников – главный постановщик трюков Федор Быков. Покойный лежит в нескольких метрах от полуразрушенной стены, лицом вниз. Вокруг бутылочные осколки и большая лужа крови. На шее, в области артерии и на лице множественные порезы. Смерть наступила в результате потери крови.
В этот момент к Звереву и его оперативникам подошел Кравцов:
– И без экспертизы видно, что этот товарищ был пьян. Лично я не исключаю несчастный случай. Тут кругом битое стекло, грохнулся и распорол себе руки и шею.
Зверев в сомнении покачал головой:
– А наш эксперт тоже так считает?
– Тело он не осматривал, это дело врачей.
– А что по поводу времени смерти?
– Часов двенадцать нашему покойничку. Умер он где-то между десятью часами вечера и полночью. Это, конечно, навскидку, подождем, что скажет патологоанатом.
– Подождем. – Зверев посмотрел наверх. – А он не мог со стены сигануть?
– Такой вариант тоже не исключается!
– Сколько здесь?
– Метров восемь, а то и больше! – вмешался в беседу Комарик.
– Если он рухнул оттуда, то наверняка что-нибудь себе сломал – высота-то какая. Визуально можно определить, имеются у него серьезные вывихи или переломы?
– Визуально – нет! Нужно подождать медиков! – пояснил Веня Костин.
– Лично я и без медиков не сомневаюсь, что он упал сверху! – заявил Комарик.
– Ух ты, какой шустрый! Не сомневается он. Почему? – усмехнулся Кравцов.
– Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Комарик подошел к лежавшему на камнях телу и присел рядом. Повсюду были разбросаны осколки, а прямо возле головы покойника валялось горлышко от винной бутылки с окровавленными острыми краями.
– Похоже, именно об этот осколок, – указав на окровавленное горлышко, предположил Комарик, – он себе сонную артерию и порезал.
– Не трогайте ничего пока. Я тут еще не все заснял, – запротестовал Мокришин, видя, как Игорек тычет пальцем в битое стекло.
Зверев отозвал Игорька в сторону:
– Пусть работает, а ты нам на словах расскажи.
– Вот, посмотрите! Видите, подошвы его ботинок?
– Видим. И что с ними не так?
– Тут повсюду битое стекло. Его так много, что пройти к тому месту, где он лежит, не наступив на осколки, просто невозможно. У покойника руки и лицо изрезаны, одежда тоже, а подошвы ботинок це