Другая военная тактика — насылать огонь на головы атакующего войска. Около 360 года до н. э. Эней Тактик (первый греческий автор, писавший об искусстве войны) в работе «О защите укрепленных позиций» посвятил раздел этой стратегии. Текст рекомендует трехступенчатую оборону. В первую очередь осажденным предлагалось вылить смолу на солдат противника и их осадные машины. После чего бросить пучки пакли и куски серы, а следом в эту липкую цель кинуть горящие щепки. Когда пакля воспламенится, сера будет гореть, выделяя диоксид серы и серную кислоту. Тактик также описывает деревянную бомбу, покрытую железными шипами и заполненную взрывчатым веществом, которую можно было сбрасывать на осадные машины противника. Шипы удерживали бы пылающую бомбу на месте, когда она достигала цели. Он объясняет, что «огонь должен быть сильным и совершенно неугасимым, и потому его нужно приготовить следующим образом: смолу, серу, паклю, гранулированный ладан и сосновые опилки в мешках следует поджечь и начинать атаку».
Применение знаний о природе в качестве оружия в древнем мире требовало опыта, наблюдения, творческого подхода и готовности изготовить яд из всего, что было под рукой. Во многом использование тех или иных ядов представляло опасность не только для жертв, но и для самих преступников. Военная подготовка и храбрость были бесполезны против такого оружия, которым можно было пользоваться тайно или издалека.
В культурах, где ценились доблесть и военное мастерство, отравленное оружие часто рассматривалось как эквивалент трусливой засады, но, когда враги превосходят численностью или боевой мощью, навыками или технологиями, использование яда дает реальное преимущество. Отчаявшиеся защитники осажденных городов прибегали к природным ядам, чтобы держать захватчиков на расстоянии. Генералы отдавали приказы о биохимических атаках, чтобы не затягивать осаду или во избежание потерь и неопределенности честного боя. Священные религиозные войны поощряли безжалостное убийство мирных жителей на вражеской территории так же, как и солдат. Всякий раз, когда местное население на пути армии определялось как нецивилизованное, варварское, мало кто колебался в использовании бесчеловечного оружия.
Древние мифы и история опровергают представление о том, что когда-то биологическая и химическая война были немыслимы. Но приведенные выше примеры свидетельствуют, что сомнения относительно использования такого оружия возникли, уже когда первый лучник окунул свою стрелу в яд. И возможно, это повод для надежды.
Териак — противоядие или яд?
Почти 2000 лет люди, живущие на Ближнем Востоке и в Европе, полагаются на одно чудодейственное средство, чтобы защитить себя от яда, чумы и множества других болезней. Эта панацея известна как териак — черная липкая субстанция, созданная из десятков ингредиентов, включая черный перец, хлеб, опиум и плоть гадюки. Териак был излюбленным лекарством монархов, которые опасались за свою жизнь, от Нерона до Елизаветы I. Он часто готовился открыто и у всех на виду, чтобы обеспечить полную прозрачность его состава и прорекламировать любопытной публике.
Териак широко использовался в Польше XVII века, а позже распространился далеко за пределы Восточной Европы. Однако считается, что идея универсального противоядия уходит корнями в глубокую древность. Такие историки, как Гален и Плиний, предполагали, что версии териака существовали по крайней мере со II века до н. э.
Среди самых известных искателей панацеи был Митридат VI Евпатор — анатолийский император и ярый противник Древнего Рима, правивший со 120 по 63 год до н. э. Митридат был одержим ядами и поиском противоядий, что привело к созданию рецепта териака. Митридат консультировался со знаменитыми врачами своей эпохи, исследовал способность человеческого организма приобретать иммунитет к определенным ядам путем приема небольших доз токсинов в течение длительного времени. Эта концепция известна в современной медицине как митридатизм. И ежедневная доза териака Митридата работала, — правда, он покончил с собой в возрасте 70 лет, отравив и своих дочерей. Несмотря на то что оригинальный рецепт был утерян, впоследствии и другие врачи готовили подобное снадобье и экспериментировали с ним. Хотя их рецепты различались огромным разнообразием дорогих ингредиентов, основной состав териака обычно включал мед, специи, такие как корица и кардамон, а также различные травы, кору, масла и даже древесину.
Тем не менее териак стал обязательным ежедневным средством для монархов, которые опасались за свою жизнь, таких как, например, Нерон, придворный врач которого заменил змеиный яд в лечебной смеси на мясо гадюки. Внимание королей к териаку привлекало к нему и простых людей, и в конечном счете он стал широкодоступным, хотя и дорогим средством: в Польше XVII века можно было купить небольшое количество этого вещества у лицензированного аптекаря по цене одной курицы.
Современным польским ученым было недостаточно читать о териаке в медицинских учебниках — они хотели проверить, возможно ли воссоздать териак, который продавался в Польше 400 лет назад. В 2021 году исследование Дануты Рай, Катаржины Пекака-Фальковска и других членов команды стало первой попыткой исследователей-фармацевтов полностью реконструировать и проанализировать териак. Они опирались на рецепт 1630 года от Пауля Гулдениуса из нынешнего города Торунь (Польша). Гулдениус состоял в небольшой группе аптекарей, имеющих лицензию на производство и продажу териака, и, как и его коллеги, иногда готовил напиток публично с большой помпой. Рецепт Гульдениуса, написанный на латыни, содержит 61 ингредиент и информацию о пропорциях. Ученые из Польши работали над расшифровкой латинских и общепринятых названий используемых соединений, сопоставляя рецепт с современными книгами и другими текстами той эпохи (дневниками и письмами). К счастью, Гульдениус был дотошным в вопросе составления рецептов и указывал точный вес компонентов териака. В состав входили кардамон, душистый перец, древесина, сладкое вино и пшеничный хлеб, а также два ключевых ингредиента, как для его эффективности, так и для его престижа: опиум и плоть гадюки. Опиум обладал анальгезирующим эффектом, в то время как плоть гадюки давала иммунитет к укусам змей. Согласно теории телесных гуморов (элементарных жидкостей организма), принятой в то время, пряные и интенсивные вкусы обладали способностью «высушивать» гуморы, которые предрасполагают человека к болезни или немощи.
Потребовалось четыре года, чтобы собрать ингредиенты, необходимые для воссоздания напитка Гульдениуса. Сначала исследователи обратились к поставщикам фармацевтического сырья. Но некоторые травы и специи были недоступны или не выращивались в Европейском союзе, поэтому исследователи искали растения самостоятельно и на сайтах садоводов. Затем возникла проблема с плотью гадюки: команда не хотела убивать змей, да и Польша не особо славится обилием рептилий. Но их можно найти в ее горных районах. Так, один из исследователей связался с лесниками, что получить змею, умершую естественной смертью или сбитую на дороге. В конце концов команда получила почти двести граммов свежей плоти гадюки, которую впоследствии следовало высушить и добавить в териак. С опиумом дела обстояли сложнее. Из-за особенностей законодательства страны опиум ученые так и не получили.
Змеи в культуре и истории ядов отождествлялись как с разрушением, так и с исцелением. В древних цивилизациях, таких как Египет и Греция, они ассоциировались с защитой и мудростью: образ змеи, кусающей свой хвост (уроборос), символизировал вечность. С другой стороны, змеиный яд использовался в качестве оружия и наказания, что подчеркивает его коварство и опасность. В греческой мифологии яд змеи был смертоносным, но змея также сопровождала Асклепия, бога медицины, олицетворяя одновременно болезнь и лекарство. В азиатских культурах змеи часто служили воплощением духов природы и считались хранителями тайных знаний. На Ближнем Востоке и в Африке яды змей были распространены для изготовления лекарств и использовались в ритуалах. Средневековые алхимики экспериментировали с ядом змей, полагая, что он мог помочь в создании эликсиров, и даже предлагали его как средство для отравлений в политических интригах.
После изучения потенциальных эффектов ингредиентов териака, многие из которых известны своими терапевтическими свойствами, исследователи приступили к работе в лаборатории Вроцлавского университета, кипятя, смешивая, высушивая и добавляя компоненты. Фармацевтам потребовалось два дня, чтобы смешать ингредиенты, варя их на медленном огне. Результат — липкий комок, похожий на патоку, — был разделен на небольшие таблетки, которые пациенты принимали с водой или вином, но отмечается, что териак также иногда наносили на кожу или закапывали в глаза. Ученым удалось сделать около 4 кг териака, который они отложили для созревания на год.
Сегодня команда ученых исследует вариации териака, включающие вещества, которые добавлялись в его состав в разное время. Как и мы, люди прошлого были восприимчивы к медицинской моде, даже если она предполагали употребление опиума, плоти гадюки и пряного черного вещества, которое, по слухам, лечило как королей, так и крестьян. И хотя ингредиенты териака действительно обладают потенциально полезными для здоровья свойствами, современные исследователи считают, что в основном причина его эффективности в самовнушении, которое стало возможным благодаря популярности этого средства среди знати.
Ядовитая литература
Изумрудно-зеленый, также известный как парижский зеленый, венский зеленый и швайнфуртский зеленый, является продуктом соединения ацетата меди с триоксидом мышьяка, в результате чего получается ацетат-арсенит меди. Токсичный пигмент был разработан в коммерческих целях в 1814 году компанией Wilhelm Dye and White Lead Company в Швайнфурте (Германия). Он использовался повсюду — от одежды и обоев до искусственных цветов и краски. Сказать, что викторианская Англия купалась в изумрудно-зеленом, было бы преуменьшением: к 1860 году было произведено более 700 тонн пигмента. Токсичность мышьяка была известна в то время, но яркий цвет тем не менее оставался популярным и дешевым в производстве. Обои выделяли токсичную зеленую пыль, которая покрывала еду и полы, а одежда, окрашенная этим пигментом, раздражала кожу и отравляла владельца. Несмотря на риски, изумрудно-зеленый прочно вошел в викторианскую жизнь — британцы готовы были буквально умереть за этот цвет.