Изготовление кураре – очень рискованное занятие, однако жители Южной Америки изобрели множество разных ядов для стрел на его основе. Естествоиспытатель и исследователь Александр фон Гумбольдт первым из европейцев в 1807 году засвидетельствовал, как местные шаманы готовят кураре. Этот процесс занимал несколько дней и изобиловал опасностями.
В Северной Америке шаманы различных племен тоже готовили яды. Учитывая тайные возможности псиллов и сложные античные ритуалы при собирании ядовитых растений, встречающиеся по всему Средиземноморью, кажется вполне вероятным, что в античности за изготовление ядов для стрел и противоядий к ним отвечали специальные люди – шаманы или травники. Например, в Галлии этим могли заниматься местные колдуны – друиды: в их распоряжении были белена, чемерица и змеиный яд. У скифов мастерами приготовления змеиного яда как для отравления, так и для лечения служили шаманы, называемые агарами[119].
Наверняка смертельную дозу цикуты для афинского философа Сократа, в 399 г. до н. э. приговоренного к смертной казни через отравление, приготовил какой-то эксперт. Сок цикуты, или болиголова крапчатого (Conium maculatum), убивал, «сворачивая и охлаждая кровь», как пишет Элиан, однако эти эффекты оспариваются современными философами и токсикологами. Действительно ли эта смерть для Сократа была безболезненной, как писал его друг и ученик Платон? Или же смерть от цикуты, наоборот, чрезвычайно мучительна, как говорят другие? Некоторые считают, что «легкой» смертью Сократ обязан тому, что экстракт болиголова смешали с опиумом и вином, приглушив самые тяжелые эффекты. В любом случае нужно отметить, что чистый сок болиголова, нанесенный на кончик стрелы или копья, сулил верную смерть, и некоторые древние авторы утверждали, что наводившие на всех ужас скифские лучники из Причерноморья пользовались, среди прочего, и болиголовом[120].
Тис – чрезвычайно ядовитое дерево, taxus по-латыни, издревле символизировало опасность и смерть и тысячелетиями применялось для создания отравленных стрел. Это высокое темное и плотное дерево, которое часто высаживали на кладбищах, имеет вид «мрачный и пугающий», как отмечал Плиний. Тис настолько ядовит, что «если ползающие существа подползают к нему и его касаются, то сразу погибают». Плиний утверждал, что ему известны случаи, когда люди погибали после того, как поспали или поели под тисом. Ягоды тиса содержат сильный алкалоид, вызывающий мгновенную смерть от остановки сердца. Плиний сообщал также, что в Испании, которую захватили римляне во II в. до н. э., из древесины тиса вырезали сувенирные фляги для продажи римским туристам, многие из которых, попив из таких фляг, погибали[121]. Было ли это хитроумным биологическим саботажем испанцев против ненавистных угнетателей?
Белладонна известна римлянам под названием strychnos. Доказательством того, что strychnos как ядовитое растение известно давно, служит его второе название – dorycnion. Это латинское слово означает «копейный яд», и, как сообщал Плиний, «перед битвой наконечники копья вымачивались в dorycnion, который рос повсюду». Он писал также, что отравленные белладонной стрелы сохраняли токсичность как минимум 30 лет. Этот яд вызывает головокружение, возбуждение, бред, кому и смерть. По легенде, древние гэльские берсерки перед боем принимали белладонну, которую называли «травой храбрости»[122].
Еще один яд, подходящий для стрел, – сок рододендрона, произрастающего по всему Средиземноморью, а также в Причерноморье и в Азии. Красивые розовые и белые цветки содержат нейротоксины, а из нектара растения получается ядовитый мед, который жители Малой Азии использовали как биологическое оружие против римлян (см. главу 5).
Из ядовитых животных, таких как амазонские лягушки, тоже можно получать яд для стрел. В Средиземном море водятся ядовитые медузы, морские ежи и скаты-хвостоколы, и их ядом можно пользоваться в военных целях. Боль от контакта с медузой очень острая и подобна электрошоку: поражается центральная нервная система, наступает остановка сердца и смерть. Морских ежей упоминают как еще один возможный источник яда для стрел, поскольку боль от укола их иглами сродни боли от контакта с медузой, а особенно опасен укол, если рана находится близко к сухожилиям, нервам или костям. Древние боялись и скатов-хвостоколов, поскольку, по словам Элиана, «ничто не способно устоять перед шипом ската (тригоном). Он ранит и убивает мгновенно, и рыбаки трепещут перед его орудием». Действительно, люди экспериментировали с орудием самозащиты ската. Элиан утверждал, что тригон настолько опасен, что «если ударить им по стволу крупного здорового дерева, то оно вянет, как будто лишилось всех соков, листья жухнут и облетают»[123].
В соответствии с логикой поэтической справедливости греческого мифа, отравитель сам погибает от яда – Одиссея ранят копьем с наконечником из шипа ската-хвостокола. Как уже говорилось в первой главе, удар ему нанес Телегон – неведомый отцу сын Одиссея. Копье Телегона бог-кузнец Гефест изготовил из огромного ската, которого убил Форкис – морской бог, друг матери Телегона Кирки. Гефест прикрепил шип ската к древку, инкрустированному золотом и алмазами[124]. Некоторые виды ядовитых скатов действительно обитают в средиземноморских водах; чаще всего там встречается хвостокол Dasyatis marmorata (Trygon pastinaca). Его жесткий, опасно зазубренный шип, достигающий в длину 35 сантиметров, полон чрезвычайно болезненного яда и способен нанести глубокую рану с неровными краями, вызвав сильное кровотечение. Удар в грудь или брюшную полость приводит к быстрой смерти. Без современного лечения, впрочем, ранение в любую часть тела могло, скорее всего, вызывать смертельную инфекцию (рис. 7). Античные комментаторы считали легенду о странной смерти Одиссея примером слишком натянутого мифотворчества. Однако оказывается, что эта идея не так уж далека от правды.
Современные открытия, сделанные в Центральной и Южной Америке, придают достоверности греческому мифу о смерти от удара шипом ската, прикрепленным к копью. В 1920-е годы археологов поразило огромное количество шипов скатов, найденных среди обсидиановых наконечников копий в древних погребениях в Мексике и Латинской Америке. Деревянные древки давно сгнили, но, очевидно, острые шипы скатов служили готовыми наконечниками. Подтверждение тому пришло из Бразилии, где еще в 1960-е годы индейцы суйя делали из шипов скатов наконечники стрел[125].
Рис. 7. Скат-хвостокол Trygon pastinaca, гравюра, 1880–1884 гг.
Но самые ужасные ядовитые существа в Древнем мире – без сомнения, коварные змеи, чьи сочащиеся ядом клыки несли внезапную мучительную смерть. Множество видов ядовитых змей и поныне населяют Средиземноморье и Азию. Ужас, который наводили змеи, становился еще сильнее при мысли о смазанных их кровью наконечниках стрел (рис. 8). Согласно греческим и римским авторам, галлы, даки, далматы, кавказские соаны, иранские сарматы, фракийские геты, славяне, африканцы, армяне, парфяне, обитавшие между Индом и Евфратом, скифы и индийцы «пропитывали свои стрелы змеиным ядом».
Ядовитые метательные орудия разного рода были хорошо известны и в Древнем Китае. В медицинском трактате «Пен Цао», приписываемом легендарному отцу китайской медицины Шэнь-нуну (скорее всего, это компиляция более ранних устных сведений, созданная около 200 г. н. э.), упоминаются стрелы, отравленные аконитом. В «Искусстве войны» Сунь-цзы они тоже фигурируют. В китайских текстах II в. н. э. рассказывается, как хирург Хуа То лечил генералу рану, нанесенную отравленной стрелой, при этом обезболивающим служили вино и партия в шахматы. В то же время царь парфян погиб, когда отравленная стрела тохарцев – кочевников из китайских степей – попала ему в руку. Китайские тексты рассказывают также о легендарном яде под названием гур; в рецепт якобы входили живые скорпионы, многоножки и змеи, которых следовало посадить в сосуд или мешок и заставить сражаться друг с другом насмерть при помощи ядов[126].
Рис. 8. Битва греческих гоплитов со скифскими лучниками. Упавший грек с щитом, на котором изображена змея – возможно, чтобы устрашить врагов или магическим образом отклонить смазанные змеиным ядом стрелы. Краснофигурный килик, 480 г. до н. э. Подарок Артура Ли, 1931 г., фотография Марии Дэниелс, музей Пенсильванского университета
В I в. до н. э. в Эфиопии, согласно античному географу Страбону, племя акатаров охотилось на слонов при помощи стрел, «отравленных ядом змеиной желчи». («Эфиопия» здесь – восточная Африка к северу от экватора.) Некоторые африканские культуры и поныне используют змеиный яд для усиления поражающего эффекта. Возможно, акатары – это предки современного народа акамба (камба), живущего в Кении: эти охотники на слонов славятся применением особого змеиного яда. Согласно историку Силию Италику, писавшему около 80 г. н. э., римские солдаты, воевавшие в Северной Африке, встретились с «вдвойне смертоносными снарядами – стрелами, пропитанными змеиным ядом». Ливийское племя насамонов владело «искусством избавления змей от их ужасного яда», а нубийцы, жившие в Верхнем Египте и Судане, вымачивали метательные копья «в тлетворных соках, тем самым оскорбляя металл ядом»[127].
Из всех народов, славившихся применением отравленных стрел, однако, самыми изобретательными – и потому самыми страшными – слыли скифы, жившие в евразийских степях. В V в. до н. э. Геродот поразил греков описаниями того, как эти всадники пили прямо из позолоченных черепов своих врагов. Скифские женщины тоже выезжали на войну и потому звались «мужеубийцами».