Дело было в 401 г. до н. э., великий военачальник вел 10 000 греческих наемников долгим маршем домой из Вавилона на север – через Междуречье, Армению и Анатолию. Гоплиты отважно сражались во время попытки государственного переворота, которую предпринял персидский мятежник Кир Младший против своего брата – царя Артаксеркса II. Но когда люди Артаксеркса убили Кира во время битвы при Кунаксе (рядом с современным Багдадом), смысл сражаться исчез. Персы призвали греческих военачальников на переговоры. Однако на якобы дружеском обеде всех греков умертвили, и греческая армия оказалась брошенной в ужасной ситуации – без руководства и в тысячах километров от дома[249].
Ксенофонт был избран новым командующим. Убийство греческих вождей и хорошие познания в области истории Персии – вполне достаточные причины для того, чтобы повсюду видеть предательство и измену, но даже Ксенофонт не был готов к тому, что случилось на берегах Понта. «Прежде всего, если тебе придется разбить лагерь в определенной местности, ты должен позаботиться о здоровых лагерных условиях». Его войско по дороге из Вавилона сражалось против враждебно настроенных местных жителей и грабило города в поисках пищи. Здесь тоскующие по родине 10 000 солдат, казалось, могли отдохнуть и помечтать о том, как они вскоре достигнут Греции. В окрестных деревнях было много еды. «Здесь, вообще говоря, не было ничего необыкновенного, – вспоминал Ксенофонт, – кроме большого числа ульев». Дикого меда тут много – только бери. Вскоре ульи были обнаружены солдатами, которые отправились за лакомством.
Однако оказалось, что «солдаты, вкушавшие мед, теряли сознание» и вели себя словно пьяные. Они были не в состоянии стоять на ногах и тысячами падали на землю. Ксенофонт сообщает: «Такое множество их лежало на земле, словно эллины потерпели здесь поражение в бою». Солдаты совершенно обессилели, как будто их настигло проклятье. Кто-то даже умер. «Всеми овладело уныние», – писал Ксенофонт. На следующий день уцелевшие начали приходить в себя, но еще три-четыре дня были не в силах стоять. Все еще ослабленная армия снялась с лагеря и направилась дальше на запад.
Уязвимость войска для возможной засады на вражеской территории в тот момент, когда солдаты даже не могли оказать сопротивления, очень тревожила Ксенофонта. Ему было неизвестно, что причиной заболевания стал от природы токсичный мед, произведенный пчелами, собравшими нектар с ядовитых цветков рододендрона. Мощные нейротоксины, содержащиеся в рододендроне, безвредны для пчел. Все жители Причерноморья хорошо знали о прекрасных, но опасных цветах. Сок рододендрона применяли для отравления стрел, а в микроскопических дозах мед был лекарством – pharmakon – и применялся как тонизирующее средство. В современной Северной Турции и Закавказье такой мед известен как deli bal («сумасшедший мед»). Чайная ложка такого меда, растворенная в стакане молока, считается традиционным возбуждающим средством, а солидная порция, принятая с алкоголем, усиливает эффект. В XVIII в. deli bal (европейцы называли его miel fou – «дурной мед») активно экспортировался из Крыма. Тонны токсичного меда отправлялись в Европу, где его добавляли к напиткам, подававшимся в тавернах.
Люди, не знающие о том, что этот вкуснейший мед делается из ядовитых цветов, вполне могли принять слишком его большую дозу, как солдаты Ксенофонта, опустошившие ульи. Я однажды беседовала с американским студентом факультета антропологии, который чудом пережил отравление таким медом в Непале, где растут настоящие леса рододендронов. Его хозяева-кочевники, пастухи яков, предупреждали его об опасности дикого меда и рассказывали, как отличить безопасный мед от ядовитого. Один из методов – подержать мед в руке: ядовитый вызывает ощущение покалывания кожи. Но студент заметил, что пастухи целенаправленно собирали ядовитый мед. Он предположил, что мед может быть галлюциногеном, отправился на поиски улья в лесу рододендронов, нашел и съел около 30 г меда. «Приход» начинался, по его воспоминаниям, весьма приятно, но вскоре стало очень плохо. Покалывание и онемение кожи сменились головокружением, неукротимой рвотой и поносом. Начала путаться речь, а психоделические эффекты сделались пугающими: перед глазами заплясали яркие огни, поле зрения резко сузилось. В таком состоянии ему удалось добраться до деревни до того, как наступил паралич мышц и смерть. Местные жители смогли его реанимировать. Через несколько дней после этого случая, в точном соответствии с состоянием солдат Ксенофонта, студент был все еще слаб, но уже мог стоять на ногах. Он узнал, что пастухи скармливали крошечные дозы меда своим якам в качестве возбуждающего средства. Они рассказали, что порции, которую принял студент, хватило бы, чтобы убить огромного тибетского мастифа.
В римское время «сумасшедший» причерноморский мед уже был хорошо известен авторам трудов по естественной истории. Плиний Старший отмечал парадоксальность того, что «сладчайшая, прекраснейшая, самая здоровая пища» может оказаться смертельной. Учитывая, что природа уже вооружила пчел ядовитым жалом, Плиний предполагал, что пчелы сознательно заимствовали яд ядовитых растений для создания дополнительного оружия, предназначенного для защиты ульев от человеческой жадности[250].
Критическая ситуация в войсках Ксенофонта возникла из-за случайного отравления, но осознание потенциала меда как биологического оружия было лишь вопросом времени. Джон Эмброуз, историк, занимающийся использованием насекомых в военных конфликтах, отметил, что древние «были достаточно умны, чтобы понять, что мед… может иметь военное применение, подобное современному ядовитому газу»[251]. Мед – всего лишь одна из привлекательных приманок, которые в античности могли служить тайным биологическим оружием для ослабления или убийства врагов. А страх перед биологическими токсинами породил поиски противоядий и средств выработки иммунитета, что, в свою очередь, тоже было основано на работе с ядами.
Спустя четыре века после Ксенофонта, примерно в 65 г. до н. э., через тот же регион проходила римская армия. Ее солдаты тоже не удержались от того, чтобы попробовать чудесный понтийский мед, и на сей раз последствия оказались фатальными. Армией командовал Помпей Великий в ходе долгих кампаний против самого опасного врага Рима в I в. до н. э. – великого Митридата VI Понтийского. Колоссальная армия Митридата, наводившая ужас адскими боевыми колесницами с вращающимися косами, приделанными к колесам, победоносно шествовала по Малой Азии, убивая десятки тысяч римлян. Предшественник Помпея Лициний Лукулл не смог завершить войну против неуловимого Митридата в ходе тяжелой кампании 74–66 гг. до н. э. Легионы Помпея все же сумели разбить великую армию Митридата в 65 г. до н. э., но коварный царь бежал через Кавказские горы в Крым и начал там планировать дерзкое сухопутное вторжение по земле в Италию. Митридат был известен тем, что боялся быть отравленным, и не без оснований: он сам убил собственную мать, брата, четверых сыновей и многих других людей, прибегая в основном к яду. Ему активно помогали агары – скифские лекари-шаманы (см. главу 2). Даже сон царя охраняли, как утверждают, необычные телохранители: бык, конь и олень. Когда кто-то входил в царские покои, эти животные предупреждали его настоящей какофонией: кто мычал, кто ржал, кто ревел[252].
Митридат еще в молодости разработал удивительный план личного спасения от яда. Он состоял в том, чтобы периодически употреблять внутрь крошечные количества яда или возбудителей инфекций, чтобы выработать иммунитет в том случае, когда организм вновь встретится с этим ядом (принцип гормезиса, на основе которого работают современные вакцины). Царь ежегодно проглатывал крошечные порции ядов и противоядий. Митридат был чрезвычайно начитан и изучал тексты на многих языках: в его время славилась индийская медицина, последователи которой были и в Риме. Царь мог знать, что в Древней Индии о страхах перед отравлением было написано в «Законах Ману» – индуистском священном кодексе правил, восходящем примерно к 500 г. до н. э. Возможно, идея организации такого режима питания появилась после прочтения следующей фразы: «Пусть вся пища короля будет приправлена лекарствами – противоядиями от ядов»[253].
В поисках идеального териака – универсального противоядия от всех ядов – Митридат пробовал различные препараты на узниках, друзьях и себе самом. И со временем он создал очень сложное соединение более чем из 50 ингредиентов, включавшее противоядия и крошечные дозы ядов, смешав их в единое снадобье для собственной защиты. Этот особый состав стал известен как митридатий. Спустя годы после его смерти рецепт был улучшен рядом римских токсикологов, в том числе личным врачом императора Нерона, который примерно в 60 г. н. э. добавил еще десять ингредиентов, включая измельченную плоть гадюки и опиум. Врач Гален готовил ежедневные дозы улучшенного митридатия для трех императоров, опасавшихся отравления, в том числе для Марка Аврелия[254].
Сложные снадобья, которые, как считалось, могли служить противоядием от всех ядов, создавались и в Древней Индии. Индийские авторы медицинских трудов Чарака и Сушрута (ок. 400 г. до н. э.) упоминают два универсальных противоядия: одно из них – махадангхахасти – состояло из 60 компонентов, а другое – из 85. Митридатий ввозился и в Китай по Дороге специй. Склянки с митридатием пользовались большим спросом в Европе в Средние века и в эпоху Возрождения, а французские и немецкие аптекари продавали его вплоть до конца XIX в.[255].
Командиры, которые использовали отравленное оружие сами, хорошо понимали необходимость противоядий или развитого иммунитета к ядам. Каутилья в руководстве по военному делу «Артхашастра» уделил главу препаратам, которые необходимо дать солдатам и боевым животным «до начала битв и осад крепостей», чтобы защитить их от биологической атаки врагов и возможного случайного воздействия собственного биологического оружия. Среди ингредиентов встречаются известные яды, такие как аконит, а также многочисленные вещества растительного, животного и минерального происхождения, способные оказать самое разное воздействие: шакалья кровь, желчь мангустов и крокодилов, золото, куркума и уголь (три последних имеют доказанную эффективность и в современной медицине). Предложения Каутильи по-прежнему актуальны: в 2002 году, когда США угрожали вторжением в Ирак (то есть в древнюю Вавилонию) с целью разрушить склады биологического оружия, Саддам Хусейн, как утверждается, пытался раздобыть большое количество противоядия против нервно-паралитических газов, чтобы защитить свою армию от собственного оружия