Заметки на полях
Великий оратор Античности умер от яда. Вот как его смерть описывает Плутарх.
Спасаясь от солдат македонского наместника в Греции Антипатра, Демосфен бежит из Афин на остров Калаврия (ныне – Порос) и укрывается в храме Посейдона. Когда сыщик Архий, бывший актер, прозванный «охотником за беглецами», выследил оратора, Демосфен сказал ему: «Подожди немного, пока я напишу домой к своим». Он вошел во внутренность храма, взял табличку для письма, как будто бы желая писать, и застыл, зажав во рту кончик тростникового пера. Потом закрыл голову плащом и склонил ее на сторону. Стоявшие на дворе наемники, увидев это, стали насмехаться над его трусостью, а Архий вошел к нему и сказал, чтобы он встал и ободрился. Македонские солдаты и не догадывались, что Демосфен успел принять яд, скрываемый в тростинке. Когда его выводили из храма, он зашатался, задрожал всем телом и упал, умирая, к подножию жертвенника. Состав яда Плутарх не называет. Это было, по его словам, 16 Пианепсиона (октябрь – ноябрь) 322 года до н. э.
Отдадим должное античным мифам с ослиным копытом и с ядовитой росой и обратимся к гипотезам куда более правдоподобным. Тем более что незадолго до смерти Александра умер от недуга с похожими симптомами Гефестион, самый близкий друг любвеобильного завоевателя (одних жен и наложниц у него было до четырех сотен, не считая пассий среди мужчин), чью смерть македонец мучительно переживал. Неспроста появилась версия о том, что убийство Александра якобы заказала его бактрийская[16] жена Роксана. Дескать, злотокудрая красавица, бывшая на последнем месяце беременности от Александра, приревновала мужа к его нежному другу Гефестиону, несмотря на то что он уже умер.
Великий античный историк Плутарх, не веривший в отравление Александра, в качестве аргумента своей версии выдвигает тот факт, что после смерти монарха его соратники-военачальники на протяжении многих дней ссорились в Вавилоне из-за дележа гигантского наследства великого царя. А тот в ожидании погребения все это время лежал на жаре, причем тело Александра оставалось, как сообщает Плутарх, «чистым и свежим». То есть на трупе Александра Македонского не выступило ни пятен, ни следов внутреннего гниения. Дескать, никаких видимых признаков отравления…
При отравлении мышьяком тело погибшего как бы деревенеет и значительный срок сохраняется нетронутым тленом. Думается, создатель самой первой в истории империи был отравлен мышьяком – классическим ядом, хорошо известным с античных времен. Бывший воспитатель Александра Аристотель, которому приписывают роль участника в заговоре против монарха, пишет: «Сандарак (древнее наименование минерала реальгара, из которого производят мышьяк) убивает лошадей и скот. Его разводят водой и дают им выпить». Перед смертью Александр страдал рвотой и поносами, то есть – организм его был обезвожен. Так высушивает свою жертву мышьяк.
Впрочем, существует и другая версия. Ее предложил доктор Лев Шеп из университета Отаго, старейшего высшего учебного заведения Новой Зеландии. Токсиколог считает, что великого полководца убили белой чемерицей, добавленной в вино. Ядовитые цветки этого распространенного растения были хорошо известны древним грекам. Александр, как утверждают античные летописцы, умирал в течение двенадцати дней: сначала потерял дар речи, потом – возможность передвигаться… Любой другой яд, известный в древние времена, убил бы императора гораздо быстрее. Ученый предполагает, что белая чемерица была добавлена в вино загодя, на этапе его брожения. Правда, тогда бы напиток отдавал горечью. Скорее всего, вино подсластили – медом, скажем… И подали кубок с отравой Александру, который уже был основательно пьян – он, вообще, в последнее время много пил и вино не разбавлял, как обычно делали греки, – и поэтому ничего не заметил.
Заметки на полях
Чемерица – многолетнее травянистое растение из семейства мелантиевых. Из двух десятков ее видов три произрастают на территории России. Растение высокотоксичное, способное вызывать тяжелые отравления. В чемерице содержится около пятнадцати алкалоидов. Среди них наибольшей токсичностью обладают неогерметрин, гермитрин, провератрин и вератрамарин. Симптомы отравления чемерицей возникают уже спустя 20–40 минут от момента принятия внутрь настойки или отвара из этого растения. Это дискомфорт, а затем боли в животе, тошнота, диарея, уменьшение частоты сердечных сокращений, резкое снижение артериального давления…
Отравление алкалоидами чемерицы описал еще в XVIII веке основатель гомеопатии Христиан Фридрих Самуэль Ганеман:
«Геллеборус[17] производит угнетение всех функций организма, часто нельзя определить, видит ли и слышит ли больной и владеет ли он хоть одним чувством. Голова поворачивается из стороны в сторону, сильное оцепенение или сопорозный сон; жажда к воде; сморщенный лоб, покрытый холодным потом; расширение зрачков. Глубокая меланхолия с тоской и отчаянием. Острый или хронический отек мозга вызывает судороги, хорею[18], эклампсию[19]. Часто единственным признаком отравления являются диспепсические расстройства[20], Геллеборус вызывает сильное урчание и вздутие живота (тошнота, рвота, жидкий стул) и резкое замедление пульса со стойким падением артериального давления».
Глава 12. Московский яд для Наполеона (Эпизод первый)
Город, а точнее – то, что оставалось от него, догорал, чадя в свинцовое, осеннее небо. Маленький, бревенчатый Малоярославец восемь раз переходил из рук в руки за день боев. То французы захватывали его пять кривых улиц, то их отбивали русские…
В конце концов, великая армия Наполеона все-таки заняла уже не существующий город, который был нужен исключительно как плацдарм. Французские, немецкие, польские и неаполитанские повозки и пушечные лафеты едва ползли среди обугленных развалин, застревая и буксуя в осенней калужской грязи и в раздавленных телах тысяч погибших и раненых, вывозить или спасать которых было некому. Потом на протяжении нескольких зим жители окрестных деревень будут топить печи прикладами ружей, собранных в Малоярославце.
Сумрачным утром 25 октября 1812 года Наполеон проснулся, как всегда, рано. Настроение у императора было паршивое, хуже некуда… Больше месяца он проторчал в этой проклятой Москве, тщетно ожидая вестей из Санкт-Петербурга. И что толку? А теперь его великая армия, собранная по всей Европе, растаяла, как снег весной. Обросла тысячами маркитанток-проституток, обзавелась бесконечным обозом с награбленным добром (и не запретишь мародерствовать солдатам, которым он сам когда-то обещал в России богатую добычу!) да к тому же лишилась большей части лошадей – павших, съеденных, украденных, – а какой быстрый маневр без кавалерии?
Да и вообще, как этот хитрый старик Кутузов прознал, что французская армия собирается идти из Москвы именно на Калугу, где у русских – как сообщала разведка – припасены большие магазины продовольствия, оружия и фуража? И вот приходится вести изнурительные бои за несколько вытянувшихся вдоль дорожного тракта высоток, теряя и солдат, и драгоценное время… Само название этой русской дыры совершенно не произносимо для иностранца: Малоярославец.
Ну ничего! Здесь он, непобедимый Бонапарт, даст Кутузову второе решающее сражение после Бородино, по-французски – Москова. Наконец-то! После нового, окончательного, разгрома русского воинства великая армия отойдет на зимовки к Днепру: там теплее, да и украинские крестьяне – ближе к полякам, они, конечно, не европейцы, но все равно будут куда как радушнее этих русских. Царь Александр еще горько пожалеет, что трижды отклонил его предложение о мире, посланное в Санкт-Петербург из Кремля…
Наполеон вышел на пропахший гарью, холодный воздух из дома в Городне, где вчера расположился со штабом на ночлег. Решил поехать по окрестностям, в сторону реки под названием Лужа, чтобы увидеть масштаб потерь и оценить позиции. Но был остановлен вместе со всей свитой подскакавшим вестовым от Эжена де Богарне. Вице-король Италии сообщал, что русские ночью снялись со вчерашних позиций и ушли. Почему? Куда? Опять его водят за нос! Опять этот трусливый циклоп Кутузов избегает решающего сражения!
Верхом император и еще человек тридцать из штабных офицеров направились к Малоярославцу. Туда, где совсем недавно располагались позиции гвардейских артиллеристов. Вот они, рукой подать! Видно было, как батарейцы только начали собирать свои повозки и стволы после ночевки… Из-за холма, густо поросшего осинником, послышался топот коней.
– Разведка возвращается, – сказал сзади кто-то из свиты. Кажется, де Коленкур. – По-моему, это ваши егеря, сир!..
Наполеон не успел сообразить, откуда здесь взяться конным егерям де Богарне, как грянул во много сотен глоток страшный, раскатистый, монгольский клич:
– Ур-р-ра!..
Казаки!
Французы попали в ловушку. И – в какую! Шесть эскадронов казачьего генерал-майора Алексея Иловайского еще с вечера переправились через реку Лужа и только ждали возможности «потрепать» французов. Давая вчера указание «атаману-вихрю» Матвею Платову послать его «охотников» по тылам неприятеля, растянувшего линию своей обороны, Михаил Кутузов и думать не думал, что донцы играючи могут захватить в плен самого Наполеона.
– Не двигайтесь, сир! – закричал Гаспар Гурго, верный спутник во всех испытаниях, и схватил под уздцы коня императора.
Конвой и вся свита – Рапп, Коленкур, штабные офицеры, ординарцы – тесной стеной обступили императора, невозмутимо продолжавшего оставаться в седле. Но что могли эти тридцать человек с их клинками против шести сотен вооруженных пиками донских казаков?!..
Из-за холма, по другую сторону которого казаки налетели на артиллеристов, Наполеону было прекрасно видно, как в течение нескольких минут были порублены его гвардейцы. К счастью, донцы охотились не за ним, а за французскими пушками. Казакам и дела не было до кучки расплюмаженных франтов, боязливо выглядывавших из-за кургана. Одиннадцать артиллерийских стволов после короткой, неравной схватки были развернуты в сторону французских позиций и с гиканьем вместе с зарядными ящиками увезены в русский лагерь.