Яды: полная история: от мышьяка до «Новичка» — страница 33 из 92

– Хватит! Довольно! – только и вымолвил он. И вяло махнул рукой, давая гостям приказ уходить.

Никто не ожидал, что император поднимется. Но Тиберий натужно встал с ложа и стоя попрощался с каждым. Едва последний из приглашенных ушел, как старика вырвало.

– Опять! – Взвыл верный Харикл. – Нельзя столько есть, и пить так нельзя!..

– Замолчи, безродный! – Сипло осек врача Тиберий. – Лечи меня, если жить хочешь!..

Ближе к ночи все подумали, будто император умер. Тиберий зашелся в кашле, стал весь бледно-синим и принялся ловить ртом воздух. Лицо покрылось потом, крупными каплями. Императора охватила судорога. Он как сидел, так и опрокинулся всем корпусом навзничь. И затих, перестав дышать.

– Все! Конец! Свершилось… – Тихо, почти неслышно прошептал Калигула. Так, чтобы слова не дошли до Макрона.

Но тот уже вышел в атриум, где столпились слуги и солдаты:

– Цезарь Тиберий умер, – деловито сообщил преторианец собравшимся. – Здравия цезарю Калигуле!

– Сальве, цезарь Калигула! – раздалось в толпе.

Калигула ступил во двор, обильно освещенный факелами, и наконец-то расправил плечи. Посмотрел на массу ликующих людей: он теперь император! Свершилось. Сдох мерзкий старик!..

И тут на пороге возник Харикл:

– Слава Юпитеру! Принцепс вернулся к нам!..

Оказывается, грек влил кувшин соленой воды в Тиберия. Того так вывернуло наизнанку, что яд, который Калигула добавил в вино, поданное на пиру императору, не сработал. К тому же Харикл пустил из вены кровь принцепсу и принялся отпаивать его настойкой из лечебных трав с острова Капри. Слуга Асклепия добросовестно делал свое дело, отдаляя встречу тирана с Плутоном. А это показалось Калигуле уже слишком. Он схватил врача за плечо и поволок внутрь. Не дойдя до покоев, припер грека к стенке:

– Сколько он еще будет жить?!..

– Не знаю, – совершенно не испугавшись, твердым голосом промолвил Харикл. – Наверняка не долго, но сколько – знать мне не дано. Я и так свершил чудо, вернув принцепса из царства теней… Не волнуйте императора, он спит.

– И ты иди, отдохни! Ведь ты уже сутки без сна. – Калигула обернулся на голос и увидел Макрона с кубком в руке. – Дай принцепсу этого снотворного на маке и можешь отдыхать, – продолжил префект.

– Это что еще за снотворное? Я приказал вообще не поить его, – удивился лекарь. И тут заметил двух солдат из преторианской гвардии, застывших сзади Макрона с обнаженными короткими мечами. – Хорошо, идемте!

В кубикулуме – жилом покое – кроме Тиберия был еще темнокожий раб, дежуривший у постели. Император спал сидя, приоткрыв беззубый рот, тяжело дыша со свистом.

– Ну! – прикрикнул Калигула на врача. – Пусть принимает лекарство.

Харикл тяжело вздохнул. Умело подхватил под плечи Тиберия и опрокинул мутноватую жидкость ему в рот.

– Теперь прочь все! Уходите… Мы сами последим за принцепсом, – сказал Макрон. И примирительно добавил: – Ни один смертный отныне не посмеет потревожить его драгоценный сон.

Когда Харикл, никому не глядя в глаза, удалился, предводитель преторианцев дал Калигуле одеяло, лежащее в ногах у Тиберия:

– Я подсыпал ему яда, но старик живуч, как саламандра. Не тяни!.. На всякий случай. Ты же – наследник!

Калигула без малейшей дрожи в руках схватил одеяло, поднес его к лицу Тиберия и прислушался: дышит ли? Кажется, нет. На этот раз отрава помогла. Однако действовать надо все равно наверняка. Калигула навалился всем телом на императора, превратившегося вдруг в такого маленького, такого беззащитного, и вжал одеялом его лицо в изголовье. Переждал, чувствуя, как в венах вскипает от возбуждения молодая кровь, и отпрянул в сторону.

– Не та-а-ак! – Брезгливо протянул Макрон. – Не так это делается… Гляди!

Он схватил какую-то тряпку, брошенную на полу, и плотно приложил ее ко рту и к носу Тиберия. Напрягся и замер так, в странной скрюченной позе. И подвел итог. Довольный и утомленный – как легионер, добивший раненного в бою врага и до конца выполнивший на поле брани свою грязную работу:

– Теперь и впрямь все… Сальве, Цезарь! Здравствуй, император! – преклонил перед Калигулой голову Макрон. – Помни, кто для тебя это сделал. Не забывай меня!

– Не сомневайся, всадник, – заверил Калигула. И повторил для убедительности. – Не сомневайся.

На долгие сомнения времени у Макрона, надо признать, не оставалось. Убийство Тиберия произошло в 37 году н. э. А через год Калигула отдаст приказ арестовать Макрона и его жену Эннию как опасных заговорщиков против императорской власти. Оба они покончат с собой под арестом. «Me mortuo terra misceatur igni» («Когда умру, пусть земля огнем горит»), – любил приговаривать Тиберий, опередивший на семнадцать веков хищную философию мадам де Помпадур с ее «После меня хоть потоп».

Он, так всегда ценивший придворных оракулов, не сумел предвидеть, что именно сын убитого ядом Германика тем же самым способом уничтожит его. Что ровно в год его смерти появится на свет новый маньяк отравлений: Агриппина, дочь Германика и сестра Калигулы, произведет на свет Луция Домиция Агенобарба. Вы, конечно, догадались, о ком речь. Неужели нет? Тогда я назову вам то имя, под которым он одиозно, страшно и громко вошел в историю: Нерон. Как говаривали в Древнем Риме: «На пальме апельсины не растут». Нерон лишь продолжил «ядовитый» путь своего родителя.

Став императором, Гай Цезарь, прозванный с детства Калигула («сапожок» по-латински), учел грустный опыт отца, Германика, и своего приемного деда, Тиберия, умерших от ядов, и предпочел травить других, нежели самому быть отравленным. Он возжелал научиться на мастера-отравителя высшей категории и принялся собирать коллекцию ядов. Он был способен часами смешивать их, добиваясь новых губительных сочетаний. Огромный сундук был полон у Калигулы разными отравами. На каждой шкатулке и на любом флаконе с ядами рукой императора было трогательно выписано название. Чаще всего это были имена тех, кого Калигула этой гадостью уже погубил. А предать смерти император, сам едва не погибший однажды от приворотного зелья, которым его напоила жена Юния, мог любого.

Заметки на полях

«Мне можно все в отношении всех», – любил заявлять Калигула. Так, своего родственника юного Гемелла, которого он усыновил, Калигула убил потому, что из его рта плохо пахло. Взбалмошному императору показалось, что это следствие противоядия, принимаемого молодым человеком, которому Тиберий оставил в своем завещании такую же долю, что и ему, Калигуле. «Уж не готовит ли Гемелл отравление нового принцепса, если принимает противоядие?» – так, вероятно, думал тот, кого римляне провозгласили «отцом нации». Крепкий Калигула, в отличие от Тиберия любивший физические упражнения, мог приказать отравить любого, кто обгонит его на конных скачках. Не любил он и тех, кто был сильнее и ловчее его. Например, убил гладиатора по прозвищу Columbus (Голубь), приказав натереть его полученные в цирковых боях раны ядом, который затем так и получил название Columbinum (Голубиный). Калигула – опустошивший государственную казну мот, алчный до чужого добра, – заставлял состоятельных римлян отписывать ему часть наследства и, не желая дожидаться их естественной смерти, отправлял своим жертвам к трапезе отравленные кушанья.

«До сих пор речь шла о правителе, далее придется говорить о чудовище», – написал о нем Гай Светоний Транквилл, историк, бывший личным секретарем императора Адриана. После того, как 24 января 41 года всадниками Кассием Херейей и Корнелием Сабином был убит Калигула, его любимый сундук с проклятиями выбросили в море. О, ужас! Произошло то, с чем человечество столкнулось только в конце ХХ столетия с его экологическими катастрофами из-за тонущих нефтеналивных танкеров: от ядов императора-маньяка в Средиземном море вдоль берегов всплыла рыба! Такова была убойная сила этих токсинов.

…Однако вернемся к племяннику Калигулы, к Нерону. Он получил власть с помощью яда и поставил отравления римлян на поток. Воистину: с ядом по жизни!

После расправы над Калигулой принцепсом провозгласили дядю тирана – Клавдия. Когда убивали Калигулу, во дворце началась суматоха. Трусливый Клавдий спрятался за штору, оттуда его и вытянули, чтобы объявить императором. Женой Клавдия, слывшего у современников слабоумным, стала Агриппина. А точнее – четвертой по счету женой (в эпоху империи разводы в Риме творились легко и просто, как написано в законах Двенадцати таблиц: «Приказал своей жене взять принадлежащие ей вещи и, отняв ключ, изгнал»). Императрица, старательно радевшая о Нероне, своем сыне от предыдущего брака, боялась, как бы Клавдий не назначил наследником Британика, сына от Валерии Мессалины, предыдущей супруги императора, вошедшей в историю как символ похоти и блуда.

Средство для обеспечения быстрого возвышения Нерона было найдено без труда. Впрочем, история об этом будет рассказана чуть позже.

Глава 23. Аты-баты, опиаты…

«Смерть от жажды райская, блаженная по сравнению с жаждой морфия. Так заживо погребенный, вероятно, ловит последние ничтожные пузырьки воздуха в гробу и раздирает кожу на груди ногтями. Так еретик на костре стонет и шевелится, когда первые языки пламени лижут его ноги… Смерть – сухая, медленная смерть…»

Так писал Михаил Булгаков в рассказе «Морфий», вошедшем в «Записки юного врача», о пристрастии к опиатам. Это название наркотических алкалоидов опиума. Например: морфина, кодеина, тебаина, наркотина и их полусинтетических производных. Таких – как героин (диацетилморфин, диаморфин), дигидрокодеин, дезоморфин, налоксон…

Опиум это, пожалуй, один из самых древних людских ядов. Опиум получают из опиумного мака Papaver somniferum (Мак снотворный). Название его происходит от греческого слова opion – «маковый сок». Цетром распространения этого растения, достигающего метровой высоты, в прошлом была Малая Азия, где эту культуру выращивали аж пять тысяч лет назад.

Еще в древние времена в Междуречье, Египте и Греции опиум глотали, растворяли в напитках – в воде или, чаще, в разбавленном вине – или жевали пластинки из его высушенного млечного сока. Упоминал это вещество и известный греческий эскулап Диоскорид. Впрочем, опиум из-за содержащихся в нем алкалоидов весьма неприятен на вкус. Именно поэтому, чтобы не так противно было его потреблять, опиум древние подслащивали медом или фруктовыми соками, ароматизировали специями, растворяли в молоке.