В Вечном городе допрашивали госпожу Тофану с пристрастием. Примерив фирменный «испанский сапожок», она созналась в отравлении… шести сотен человек! Назвала в числе своих жертв многих важных фигур из Италии и Франции: политиков, интеллектуалов, высоких представителей клира…
Существует несколько версий о том, как она окончила жизнь. Кто-то из историков утверждает, будто Тофана была казнена на эшафоте вместе со своей дочерью Джеронимой и еще с тремя женщинами, соучастницами на колдовском поприще. (Одновременно еще двенадцать отравительниц были приговорены к пожизненному заключению.) Обезглавленное тело отравительницы якобы было заброшено за стены монастыря в Палермо, где она когда-то безуспешно пыталась укрыться… В этот заключительный абзац официальной биографии великой отравительницы я не верю: с такими, как она, в ту пору деловито расправлялись на костре, а не на плахе. Если палач и прибегал к топору, все равно расчлененный труп ведьмы потом сжигали… Мне кажется более вероятной версия кончины госпожи Тофаны, которой придерживался Михаил Булгаков в его бессмертном романе «Мастер и Маргарита»: ненавистную отравительницу задушили еще в казематах – так надежнее, а потом уже подвергли символической публичной казни на римском Кампо деи Фиори.
Курьезная деталь: в старинных документах повествуется о том, что папские дознаватели до последнего вздоха ведьмы выбивали из нее секрет проклятой «аква Тофана». Богомерзкая старуха так и не сдалась.
Заметки на полях
Интересная задачка: а смогли бы сегодня криминалисты вычислить рецепт «аква Тофана»? Ведь, начиная с первых десятилетий ХХ века эксперты научились извлекать улики из самых неожиданных образцов биологической ткани. В анналы криминалистики вошла история об обнаружении в 1910 году чрезвычайно малых доз яда гиосцина – ранее экспертами не опознаваемого – в останках покойной жены доктора Криппена (шумное уголовное дело в Англии того времени). Этого научного триумфа добился сэр Бернард Спилсбери, один из крупнейших криминалистов Соединенного Королевства. Уникальной была судьба у этого легендарного химика-криминалиста, внесшего решающий вклад в самые шумные расследования отравлений в Великобритании начала прошлого столетия.
Судьба жестоко обошлась со Спилсбери: в 1947 году он покончил с собой, отравившись газом в собственной лаборатории в Лондонском университетском колледже.
Парадокс ситуации заключается в том, что и по сей день при всех наших умных технологиях и совершенных научных инструментах никому из ученых, даже достаточно точно предполагавших набор возможных ингредиентов, не удалось один к одному повторить процесс составления яда, которым милые дамы когда-то убили столько неугодных им мужей и престарелых богатеев. Так и не удалось потомкам отравленных ведуньями заполучить тайну «акветты» – смертельной «святой воды» адской троицы Тофан. Трех колдуний, трех ведьм, а заодно – и талантливых уличных итальянских химиков.
Глава 25. Наслаждение смертью: преступление и наказание
Первым химическое исследование опиума совершил Арман Сеген, французский ученый, в 1804 году. Он извлек из него кристаллическое вещество, которому дал имя древнегреческого бога сна – Морфея. Так родился морфий. (Современное название «морфин» предложил великий французский химик и физик Жозеф Луи Гей-Люссак.) Ведь опиум содержит, в зависимости от сорта, до двадцати процентов морфина и до двух – кодеина. Параллельно с французом исследование макового яда вел немецкий аптекарь-самоучка и тайный алхимик Фридрих Сертюрнер, он тоже выделил из опиума его «активное начало» – «опиумную, или меконовую кислоту». В 1806 году ему первым в мире удалось экстрагировать растительный алколоид в чистом виде и убедиться в том, что морфий сильнее сырого опиума в десять раз как минимум. (По другим данным, морфин выделил годом ранее французский химик и фармацевт Жан-Франсуа Деросне.)
Сертюрнер проверил свое изобретение на собаках, и они все до одной умерли. Тогда неуёмный экспериментатор предложил испытать новое «лекарство» своим приятелям: бесплатная эйфория куда слаще опьянения от шнапса с пивом! Друзья попробовали, пришли в себя, выжили, и им понравилось… Тогда аптекарь решил избавиться от надоедливой зубной боли и сам принял небольшую дозу вещества. Не только зуб перестал у него болеть, Сертюрнер вырубился без сознания и проспал сутки кряду без задних ног. Вот это да!.. Ему захотелось опять попасть в нирвану. Изобретатель не прожил долго. Он умер от собственного творения, измученный психическими расстройствами и макабрическими видениями, которые были у него вызваны хроническим пристрастием к морфию.
Еще в начале XIX века ученые разобрались в том, что опиум представляет собой сложный клубок из многих веществ, где один компонент является полезно активным, а другие – вызывают отрицательное воздействие на организм. Отсюда – отравление, так называемая «ломка». Дело оставалось только за тем, что надо было выделить чистый, минимально вредный, ингридиент. Им и стал морфин. Он на долгие годы сделался незаменимым медицинским средством, показавшим себя с лучшей стороны в годы Крымской войны (1853–1856) и Гражданской войны в США (1861–1865).
К середине XIX столетия морфин превратится в суперхит мировой фармацевтики. Транснациональная компания «Мерк» (в России ее называли «Марк»), ведущая начало от аптеки Якоба Фридриха Мерка в немецком Дармштадте в 1668 году, сделает миллионы долларов и фунтов стрелингов на производстве и реализации опиатов, прежде всего – морфина. Чтобы «подсесть» на него, хватало двух недель. Чтобы погибнуть от него, было достаточно более ста миллиграммов. Лауданум, который – по сути – был однопроцентным морфином, мог уничтожить человека, если он принимал, постепенно наращивая дозы, чересчур большую порцию раствора. А морфин убивал наотмашь, порой с первого раза. Яд курили, вдыхали его порошок, разбавляли в воде… Люди верили, что морфий в отличие от опиума не вызывает привыкания. Парадокс, но морфий использовали, в частности, для лечения алкоголизма и опиумозависимости. Особенно в этом «упражнялись» женщины и врачи.
Но настоящая, массовая наркомания началась только после инженерного изобретения, ставшего поистине революционным. Для медицины оно столь же велико, как некогда, на заре веков, создание колеса для решения транспортных проблем землян. «Это – маленький шаг для человека, но огромный – для всего человечества», – сказал американский астронавт Нил Армстронг, ступая на лунную поверхность. Самые значимые открытия человечества обычно начинались именно с таких «маленьких шажков».
Во времена Античности для медицинских манипуляций – откачки гноя, переливания крови, освобождения желудка – использовали бычьи и свиные пузыри, в которые вставлялись трубочки из тростника или мягкого дерева. Это был, конечно, еще не шприц, а только его далекий пращур. Впрочем, на многих языках и по сей день название шприца созвучно греческому συρίγγιο (по-английски syrinx, по-французски seringue), что у древних греков означало «тростник». (Русское слово «шприц» пошло от немецкого «spritzen» – «брызгать».)
Приспособление для закачки или отсасывания жидкостей, описанное ещё древними греками, оказалось весьма ценным изобретением. Сегодня схожий «агрегат» мы называем клизмой. Но еще два века назад она успешно использовалась в борьбе со многими недугами и была едва ли не главным символом эскулапов. Введение в ткани лекарств с помощью этого инструмента усложнялось тем, что требовалось предварительно делать разрез кожи. Да и прибор было бы лучше – для удобства манипуляций – иметь непременно с острым наконечником, его и запатентовал в 1841 году американец Зофар Джейн.
Как чаще всего бывает, в разных уголках планеты изобретательская мысль движется параллельно и практически одновременно. Три года после открытия американца врач из ирландского Дублина Фрэнсис Ринд опробовал подкожное введение лекарств с помощью стилета оригинальной конструкции. Раствор вводился в тело больного, страдающего острой невралгией тройничного нерва, под действием силы тяжести через полую иглу. Эффективного обезболивающего средства, если верить собранным об этом эксперименте документам, мистер Ринд тогда так и не нашел, зато подарил человечеству полую иглу.
И эстафета открытий продолжалась! В 1853 году шотландец из Эдинбурга Александр Вуд, отчаявшийся помочь своей супруге, страдающей раком, решился ввести ей под кожу морфин созданным им прибором с полой иглой. Эта женщина, «подсевшая на иглу» – так потом выяснилось, – оказалась первым в мире человеком, который получил яд посредством инъекции. Вуд, секретарь Королевского колледжа врачей Эдинбурга, поспешил сообщить в медицинской среде через специализированный журнал о своем успехе, и вскоре по обе стороны Ла-Манша шприц с морфином начали применять против едва ли не всех видов болезней. Войны, межнациональные, гражданские, колониальные, почти не прекращающиеся, способствовали тому, что с полей сражений домой возвращались законченные морфинисты. Долгое время наркоманию так и называли по обе стороны Атлантики: «болезнь солдата».
Усовершенствование шприца в том виде, каким мы его знаем сейчас, завершил французский хирург Шарль-Габриэль Правас. В созданном им в том же 1853 году инструменте, использованном при лечении аневризмы для введения антикоагулянтов, дозирование медикаментов осуществлялось с помощью медленного поворота поршня в цилиндре. Металлический поначалу, он стал вскоре стеклянным. Это было потрясающе: врач отныне видел, сколько лекарства он вводит больному. Подкожно, внутримышечно или внутривенно.
Именно так чаще всего стали пользоваться морфином, ставшим для человечества ядом номер один. Вещество воздействует непосредственно на нервную систему при периоде его выведения из организма от двух до трех часов. Морфин проходит метаболическую обработку в печени, после чего выводится почками. Зависимость возникает весьма быстро. Без наркотика морфинисты начинают страдать и впадать в истерику. «Ломка» сопровождается болями в спине и в суставах, человека бросает то в жар, то в холод, выступает обильный пот, дрожат и дергаются конечности… Безопасная доза морфина (безусловно, в зависимости от организма человека) составляет 20 миллиграммов. Но способен ли человек, втянувшийся в наркоманию, обезопасить себя от овердозы? Не случайно во многих странах морфин как ме