Князь Кейстут изложил сыну план действий и теперь своей обычной неторопливой походкой в задумчивом молчании прохаживался по комнате. Витовт терпеливо стоял и ждал возможных распоряжений отца.
— Что же ты жителей Гродно напугал? — спросил Кейстут сына после довольно продолжительной паузы. — Начал укреплять замок, а не сказал, от кого собираешься обороняться. Горожане думают, что, чуть ли не конец света близко.
Витовт виновато опустил голову.
— Иди к народу, — продолжал Кейстут, — и скажи ему, с кем мы будем воевать и почему. Объясни так, чтобы наши с тобой враги стали врагами каждого твоего подданного. Не надо скрывать правду от людей, какой бы горькой она ни была. Если твои подданные будут знать правду, они будут верить тебе. Ведь ты собрался вести их на битву, на смерть, и воины должны знать, что свои жизни отдают за справедливое дело, а не во исполнение прихоти господина. За большое дело, Витовт, и умирать легче.
Вновь увиделись отец с сыном спустя двенадцать дней в двух милях от Ковно. Кейстут пришел во главе пятитысячной армии жемайтийцев, Витовт привел не меньше ратников. Обе армии, слившись воедино, двинулись вдоль Вилии в направлении Трок.
Неприветливо встретила старого князя его бывшая резиденция. Жерла пушек смотрели с крепостных стен на подошедшее войско литовских князей. Многочисленные бойницы ощетинились наконечниками копий и тяжелых арбалетных стрел. Между зубцами крепостной стены смертоносным грузом лежали огромные каменные глыбы, готовые по первому приказу обрушиться на головы штурмующих.
Новый правитель Трок племянник Кейстута — князь Скиргайло — напряженно вглядывается в одну из бойниц, силясь отыскать в войске противника своих родственников. Несмотря на столь близкое родство и расстояние всего в полверсты между дядей и племянником, огромная пропасть разделила родственников.
Но что это? Скиргайло увидел, как огромное войско Кейстута вдруг начало откатываться от Трок.
Оказывается, Кейстут получил известие, что на помощь осажденному городу из Вильно движется Ягайло, и, чтобы не оказаться между двух огней, старому князю пришлось оставить мысль о немедленном штурме своей бывшей резиденции.
Войска Ягайлы и Кейстута сблизились друг с другом на три полета стрелы и остановились в нерешительности. И она была вызвана совсем не родственными чувствами. Армия Кейстута значительно превосходила по численности войско Ягайлы, но последнее было усилено закованными в броню отрядами крестоносцев. Впереди прусских рыцарей стояли огнедышащие орудия, которых так боялись литовцы. Шло время, но ни одна из сторон не решалась сдвинуться с места.
Наконец, от лагеря Ягайлы отделилась группа всадников, и оба войска облегченно вздохнули, почувствовав близкую развязку длительного противостояния.
Посольство приблизилось к жемайтийским полкам Кейстута, и возглавлявший его Войцех Монивид принялся искать взглядом старого князя. Боярам Ягайлы пришлось порядком помаячить перед воинством Кейстута, выслушивая колкие насмешки литовцев, пока из гущи воинов не выехали старый князь и Витовт.
— Что вам угодно, предатели? — надменно встретил Кейстут переметнувшихся к племяннику литовских бояр.
Войцех Монивид терпеливо снес оскорбление и приступил к изложению цели посольства.
— Князь Ягайло прислал нас со словами мира на устах…
— Мира…, — раздраженно перебил речь посла Кейстут. — Каким он его представляет?
— Ягайло желает, чтобы все было как до вашего раздора: ты, великий князь, держал бы свои земли, а Ягайло наследие Ольгерда.
— По-моему, отец, такое предложение следует принять, чтобы избежать кровопролития, — вступил в беседу Витовт.
— Пожалуй, чтобы сохранить от ненужной бойни моих жемайтийцев, я согласился бы на эти условия, — несколько смирив свой гнев и рассудив здраво, промолвил Кейстут. — Но что мы будем делать с готовыми к битве войсками? Как быть с крестоносцами? Как я могу быть уверенным в том, что Ягайло опять не поднимет бунт?
— Все эти вопросы, великий князь, ты решишь при встрече с Ягайлом. Ничто не мешает сиятельному князю посетить лагерь Ягайлы и договориться об условиях мира. Мой господин поклялся на кресте, что ни словом, ни делом не причинит вреда ни тебе, ни твоему сыну.
— Я прекрасно знаю, Монивид, чего стоит слово моего племянника. Поэтому, я требую, чтобы сюда прибыл Скиргайло и также принес присягу.
— Хорошо, великий князь, я попробую исполнить твое желание.
От посольства Монивида отделились два всадника. Один направил коня в сторону стана Ягайлы, другой помчался в направлении Трок…
— Готов ли ты, Скиргайло, принести присягу, что не посягнешь на жизнь, честь и земли мои, — спросил Кейстут племянника, едва успевшего отдышаться после скачки.
— Клянусь памятью отца моего Ольгерда.
— Можешь ли ты, Скиргайло, поручиться, что Ягайло сдержит княжеское слово и не причинит вреда мне ни словом, ни делом.
— Клянусь великим Перкунасом за брата моего Ягайлу.
— Ну, вот и ладно, — удовлетворился Кейстут. — А чтобы клятвы не были пустыми словами, придется тебе остаться в лагере жемайтийцев до окончания наших переговоров с Ягайлом.
Кейстут уже собрался отправиться в путь, как вдруг к нему обратился Витовт:
— Отец, я поеду с тобой.
Старый князь немного помедлил с ответом, видимо он хотел отказать, но потом махнул рукой:
— Ладно, езжай. Не решится же Ягайло пожертвовать любимым братом.
Ягайло встретил родственников, как самых близких и желанных гостей. Весь вид его: стыдливо опущенные глаза, лицо, на котором застыло выражение кающегося грешника, заискивающая походка говорили о том, что Ягайло осознал свою вину и жалеет о содеянном.
— Изложил ли Монивид тебе, дорогой дядя, мои условия примирения? — широко улыбаясь, спросил Ягайло.
— Да, — коротко отрезал Кейстут.
— Согласен ли ты управлять со мной Великим княжеством Литовским так, как завещал покойный Ольгерд?
— Да.
— В таком случае едем в Вильно.
— Зачем это?
— Как зачем? — в свою очередь удивился Ягайло. — Мы с тобой, Кейстут, вроде как бы примирились, и незачем больше оставаться в поле. В Вильно, если пожелаешь, составим мирные грамоты, договоры. Я согласен принять любые условия и обязуюсь повиноваться тебе во всем, лишь бы меж нами не было недоразумений.
— А что будет с войсками? Что ж, им так и оставаться на поле?
— Пусть каждый из нас распорядится войском по своему усмотрению, — предложил Ягайло.
— И что ты сделаешь со своей ратью? — подозрительно спросил Кейстут.
— Крестоносцев попрошу убраться за границы нашего государства, а литовцев прикажу воеводам распустить по домам.
Кейстут с недоверием встретил добрые намерения племянника и ответил на них лишь глубоким молчанием.
И снова Виленский замок объединил под своей крышей враждующих родственников. Трудный для потомков Гедимина день, наконец, закончился, и ужинали они уже при свечах. Для Кейстута с сыном подготовили их прежние комнаты в качестве опочивален, но Витовт пожелал остаться в спальне отца.
После длительных походов, бессонных ночей глаза у обоих сомкнулись как-то незаметно. Проснулись отец с сыном от осторожного стука в дверь. К этому времени за окном ласково светило летнее солнце.
— Кто там? — спросил Кейстут.
— Завтрак подан, князь, — ответил женский голос.
Кейстут встал, оделся, щелкнул задвижкой и окаменел от неожиданности. Вместо обещанного завтрака на пороге показались вооруженные воины. Придя в себя, Кейстут попытался опять закрыть дверь, но было поздно. Воины отбросили старика от двери и ворвались в опочивальню. Двое из них навалились на Кейстута, остальные бросились к Витовту. Последний успел схватить меч и могучим ударом разрубить надвое ближайшего стражника. Но в следующее мгновение десяток воинов облепил его со всех сторон. Трое уцепились в руку, державшую меч и, в конце концов, завладели смертоносным оружием.
— Где Ягайло!? — кричал в углу Кейстут, корчась от боли. — Кто вас послал, проклятые псы?
Но воины молча делали свое дело, не обращая внимания на крики старика. Витовта с отцом связали и увели в темницу Виленского замка.
Так вновь оказался обманутым своим племянником князь Кейстут.
Несмотря на многочисленные обманы и измены, сердце старого князя не утратило веру в благородство, честность, доброту, веру в справедливость. Черты характера этого князя-язычника вполне подходили для героя рыцарского романа, но, увы, не для жизни Виленского двора.
29. Янош мазовецкий
Междоусобной борьбой литовских князей не преминул воспользоваться князь Янош, властитель Мазовии. Лишь до него дошли вести о том, что Ягайло захватил Вильно, мазовецкий князь объявил в своих землях посполитое рушение[12]. Удалую польскую шляхту, которая всегда скучала без ратных дел, долго упрашивать не пришлось, и в короткие сроки князь Янош стал обладателем внушительного войска. Войско, в общем-то, довольно своенравного. С большим трудом Яношу удалось объединить гордых шляхтичей в хоругви и назначить им воевод, ибо воеводой хотел быть каждый, даже самый захудалый, шляхтич.
Спустя несколько дней мазовецкое войско вдруг объявилось на Берестейской земле и с ходу обложило Дорогичин. Польские паны жаждали подвигов и славы, но их предводитель, вместо того, чтобы начать штурм, вступил в переговоры с осажденными. К этому времени борьба за литовский трон достигла своего апогея, и бедные защитники Дорогичина не знали, кто у них нынче великий князь, к кому обратиться за помощью. Все это мудро учел Янош мазовецкий, и переговоры с дорогичинцами увенчались успехом.
Участь Дорогичина вскоре разделили Мельник, Сураж и Каменец. Та легкость, с которой под власть мазовецкого князя перешло западное пограничье Литвы, объяснялась, прежде всего, распрями в стане потомков Гедимина, кроме того, условия сдачи крепостей были приемлемыми для защитников. Янош запретил своей шляхте грабить и притеснять население тех городов и местечек, которые добровольно сложили оружие и открыли ворота перед его армией.