– Я вас люблю! – крикнула она в камеру.
В субботу вечером пани Стефания, видя и слыша это, плакала от счастья вместе с Габрысей.
Доктор показал на уже ненужные ей очки:
– А это отдай бедным детям.
– А зачем они бедным детям? – удивилась она.
– Ну ведь они бедные – у них нет денег на собственные оски, – объяснил врач.
Габриэла вздохнула:
– Они и правда будут бедные, если им подойдут мои. Ведь они тогда не увидят целый мир…
Она вернулась в отель сразу после операции. Ее соперниц еще не было – наверно, они начали с каких-то других манипуляций.
С высоко поднятой головой, восторгаясь тому, что может видеть без очков, она уже почти попрощалась с камерой и Гномом, когда тот вспомнил и протянул ей солнечные очки.
– Нет-нет, – покачала головой Габриэла. – Больше никаких очков, даже солнечных. Я хочу наслаждаться многоцветием мира.
– Деточка моя дорогая, бери и не спорь. Будешь мне очень благодарна.
Она нехотя взяла очки, но, придя в номер, тут же небрежно бросила их в корзину для мусора. И уже уселась перед ноутбуком, чтобы посмотреть почту, как вдруг…
Сначала она не поняла, что происходит, увлеченная интернетом. Но потом действие обезболивающих капель, видимо, совсем закончилось и…
– Ой, не могу, не могу! – Габриэла не в силах была терпеть это жжение в глазах. Не боль, а именно жжение, как будто ее изнутри поджаривали на костре. – Ой-ой-ой-ой-ой! – экран ноута, на который она бросила взгляд, ее буквально ослепил.
На ощупь, уткнув лицо в подушку, она добралась до мусорной корзины, нашла там солнечные очки и поспешно нацепила их на нос и открыла глаза.
– О боже! – мир сиял, как лампочка на двести ватт. И он становился все ярче и ярче.
Она заползла под одеяло, пытаясь найти уголок, где свет не был бы таким ярким. Слезы текли из глаз неостановимым потоком. Ванная! Там нет окна! От одного только слова «окно» ее затрясло. Глаза начали пухнуть.
По дорогу в ванную она захватила со стола бутылку вина – как наркоз.
Утром следующего дня горничная обнаружила Габрысю, завернутую в одеяло, спящую в ванне. На носу у девушки были солнечные очки. И даже бутылка вина не прекратила поток слез, льющихся из ее глаз.
Первая космическая метаморфоза оказалась довольно болезненной.
Но это была сущая ерунда по сравнению с тем, что было дальше.
Потому что через пару дней Габрысе сломали ногу. И нос.
«Доктор Малыш», как называла его Габриэла из-за того, что он разговаривал как маленький ребенок, кружил с маркером в руке вокруг лежащей на столе пациентки.
Маркер в его пальцах так и мелькал.
Вот врач склонился над лицом девушки – на носу у нее до сих пор были очки Гнома, – поставил точку там, провел прямую линию здесь, пару кружочков нарисовал на щеках, лице, подбородке, носу…
– Эй, эй, пан доктор, – испугалась Габриэла, – Вы что, хотите сделать из меня Франкенштейна?
Он только радостно улыбнулся в ответ.
Большой Глаз следил за каждым его движением.
Доктор перебежал на другую сторону и начал водить маркером по искалеченной ноге Габриэлы, причмокивая при этом с явным удовольствием, как будто перед ним была сейчас совершенная конечность супермодели. Потом склонил голову и посмотрел на помертвевшую от страха Габриэлу с хитрой улыбкой. Подошел с правой стороны и…
– Показы сисечки, – умильно попросил он.
Габриэла выпучила глаза: здесь?! Сейчас?! Перед камерой?!
– Ну давай зе, давай, не стесняйся. У каздой женщины есть такие зе.
«Вовсе не у каждой», – мелькнуло в голове у Габриэлы, когда, пламенея от стыда, она все-таки распахнула белый халат, в который ее обрядили. Каких-то комплексов относительно своих прелестей она не имела: не маленькие, не большие – нормальные.
Малыш при виде грудей Габриэлы нахмурился – и начал в них тыкать своим маркером.
Она отпрыгнула и села, запахнувшись в халат.
– Я не разрешаю! Я не разрешаю трогать грудь!
– Но, Габриэля, они станут красивее, поверь мне!
– И речи быть не может! Все что угодно – только не грудь! – она была готова соскочить со стола и убежать.
Гном склонился к камере и зашептал в микрофон:
– Габриэла говорит «НЕТ». Удастся ли доктору Николасу уговорить ее на вмешательство, которое выходит за рамки обычного, или?.. – он драматично понизил голос.
– Посему? Ну посему, Габриэла? – ныл доктор.
– Почему? Почему?! – девушка находилась на грани истерики. – Потому что импланты… они… они ВЗОРВУТСЯ!
– Взорвутся? – доктор аж задохнулся от возмущения. – Мои импланты – взорвутся?!
– Не знаю, ваши или не ваши, но они могут взорваться. В самолете, когда я буду возвращаться домой. Я уверена!
Тут решила вмешаться медсестра:
– Габрыся, дорогая, импланты абсолютно безопасны, еще не было ни одного случая, чтобы они…
– Значит, будет! Зная свое невезение – я буду первой, у которой грудь сделает вот так… – и Габрыся драматичным жестом разорвала халат на груди.
Гном снова склонился к камере.
– Должна ли Габриэла увеличить грудь или нет? Голосуйте. Телефон студии в Варшаве указан внизу экрана. Стоимость одного смс 2,44 злотого с НДС.
– Боже мой, бедная моя девочка! – Стефания схватилась за сердце, а в следующую секунду – за мобильный телефон и начала поспешно слать одну смску за другой на указанный номер.
– А вы чего ждете? – обрушилась она на подружек, вместе с которыми смотрела передачу. – Шлите! Потому что я не хочу, чтобы у моей девочки грудь взорвалась!
Двое из подруг послушно взялись за телефоны, а вот третья сидела неподвижно в нерешительности.
– Знаешь, Стеня, мужчины любят, чтобы было во что лицом уткнуться… – начала она.
Стефания наградила ее грозным взглядом.
– Вот пусть купят себе подушку – и утыкаются сколько угодно! – рявкнула она и вернулась к смскам.
– Мужчины любят глазами. У Габриэлы было бы больше шансов с большой грудью, – не отступала пани Янина, но тут на нее заорали все трое, и она сдалась. – Ладно, ладно! – она замахала руками и тоже взялась за телефон.
– Нужно или нет? – Анна вопросительно смотрела на Юлию.
– Уверена, что нужно! Нужно быть полной дурой, чтобы оставить себе эти прыщики! Мужчины, они же любят, чтобы было за что подержаться. Так что пишем!
И они обе застучали по кнопкам телефонов.
Марта размышляла довольно долго.
– Большая грудь – это неплохо, – решила она наконец, глядя на свои доказательства женственности и даже взвешивая их в руках. – Габи, дерзай. Ты не пожалеешь!
И потянулась за телефоном.
– Габриэла Счастливая, – Гном с важностью на лице встал перед разрисованной, как пасхальное яйцо, девушкой, которую готовили к операции. – Твои болельщики решили: «ДА».
– Что «да»? – забеспокоилась Габрыся, которая знать не знала о голосовании.
– Ты должна увеличить грудь, – сообщил он гробовым голосом.
Габрыся подскочила как ужаленная:
– Никогда в жизни! Только через мой труп!
– Габриэла, но телезрители…
– У меня есть право вето. Один раз. Так написано в договоре, помните? – она хваталась за соломинку. Когда она представляла у себя под кожей эти импланты – ее охватывал животный ужас, будто это были не две мягкие подушечки из силикона в ее груди, а какая-то микросхема в голове, с помощью которой инопланетяне будут ею, Габрысей, управлять…
– Да, у тебя есть право вето, – согласился Гном. – Ты используешь его?
– Да, я использую его!
– Итак, Габриэла использует свое право вето, – зашептал в камеру Гном. – Правильное ли решение она приняла? Не окажется ли это решение фатальным для нее в финале шоу? Голосуйте. ДА или НЕТ. Стоимость одного смс составляет 2,44 злотого с НДС.
Двери операционной распахнулись, и к замершей от страха Габриэле подошел улыбающийся анестезиолог:
– Ну что, мы готовы?
Ее хватило на то, чтобы слабо кивнуть головой.
– Только без сисечек! – успела она крикнуть доктору Малышу, прежде чем погрузилась в глубокий наркотический сон.
Малина смсок не отсылала.
По крайней мере не в этот раз.
Потому что в это время ей как раз давали наркоз – как минуту назад Габриэле, чтобы отправить ее в страну грез.
У Малины был план. Хитрый план.
Еще до начала метаморфоз она записалась к лучшему пластическому хирургу в Польше, чтобы шаг за шагом копировать все операции, которым будет подвергаться ее сестра.
Уже была сделана операция по удалению близорукости, а теперь на лице ее красовались такие же точно пометки маркером, какие были у Габриэлы. И в отличие от сестры Малина ничего не имела против увеличения ее природных достоинств, то есть груди, поэтому грудь ее тоже была разрисована маркером, когда она засыпала на операционном столе, мысленно торжествуя и улыбаясь: еще посмотрим, кто из нас двоих будет красивее… и что на это скажет Оливер…
– Губки. Черно-желтые губки, – это были первые слова Габриэлы после пробуждения от наркоза.
Анестезиолог склонился над ней.
– Что ты говоришь, милая?
– Тссс, а то они услышат. Они ползают по мне, – проговорила она через повязку, которая закрывала ее лицо.
– Кто?
– Губки. Черно-желтые.
Мужчина спрятал улыбку – ведь кругом были камеры и следили за каждым их движением и словом.
– И что они говорят?
– Они поют. Сейчас они поют.
– И что именно они поют?
Габриэла закрыла глаза.
– Я бы предпочла этого не слышать, – сказала она мрачно, потому что губки пели довольно гнусаво и нудно матерные частушки.
И она снова провалилась в сон, из которого чуть позже ее вырвала боль.
Невыносимая и все время усиливающаяся боль во всем теле.
Первой ее осознанной мыслью было: «Я попала в автокатастрофу!» У нее болел каждый сантиметр тела, от кончиков мизинцев на ногах и до последней волосяной луковицы на голове – она вся была одним большим клубком боли и страдания.
Она начала постанывать, хотя каждое движение, в том числе и стон, было пыткой.