жды официант презрительно фыркнул на вопрос об этом блюде, мол, закусок из прошлого кухня не готовит. И предложил на выбор ряд салатов с мудреными названиями.
«Закуски из прошлого»… Этого официанта, наверное, и в проекте не было, когда готовились все эти закуски, изобретенные в условиях тотального дефицита, когда народ не был искушен в японских, французских и прочих изысках.
Люба вспомнила их первый год после свадьбы. Они жили в общежитии, так как принципиально не хотели быть под крылом родителей. Да и где там было жить? У Любиных родителей маленькая двухкомнатная квартира с совмещенным санузлом, у матери Игоря и того хуже — однокомнатная в двухэтажном деревянном доме, построенном еще до войны, на самой окраине, откуда на работу ездить пришлось бы по два часа. СМУ, в котором после института работал Игорь, выделило молодоженам комнату в старой, обшарпанной общаге. Они были рады своему первому жилью и не обращали внимания на щелястый, давно не крашенный пол, на жуткий холод зимой из-за плохо пригнанных рам, на шумных соседей, до утра хлопавших дверями, бренчавших на гитаре или врубавших на полную мощь телевизор. Люба, помыв после ужина посуду и умывшись сама, дрожа от холода, скидывала с себя старенький лыжный костюм и с ледяными руками и ногами забиралась к Игорю под одеяло. Его тепла хватало на двоих. Припав к нему всем телом, она чувствовала, как от него идет горячая волна, и смеялась повторяющейся каждый раз шутке:
— В стародавние времена тебя бы опускали в молоко, чтобы оно не прокисло.
Или был второй вариант:
— Ой, смертушка моя пришла! Где косу-то оставила?
Он крепко обнимал ее и не отпускал, пока она не согревалась. Первое время они и не спали толком-то. Виной тому были не только любовь и секс, молодой, горячий. Отдыхая после любовных утех, они мечтали о будущем. Причем все их мечты в конечном счете сводились к одному. Им обязательно, во что бы то ни стало, необходимо побывать в поленовской усадьбе на Оке. Игорь, бредивший русскими художниками-пейзажистами, особенно Левитаном и Поленовым, заразил этой идеей Любу. Вооружившись картой, они выстраивали маршрут предстоящего путешествия, согласно которому им пришлось бы не только ехать поездом, плыть по реке, но и идти пешком. По пути решили ставить палатку, рыбачить, собирать грибы-ягоды. Для этого им надо было подкопить денег, приобрести необходимое снаряжение и, дождавшись первого отпуска, двинуть в Тульскую область.
Но жизнь распорядилась по-своему. Первый отпуск у Любы был летом, а Игоря не отпустил начальник участка, мол, летом самая напряженка в строительстве, пойдешь в конце октября. В Сочи еще бархатный сезон можно захватить. «Да не надо мне вашего Сочи!» — в сердцах крикнул Игорь и вышел из конторки, хлопнув от души фанерной дверью. А на будущий год появился Владик, к тому же Игорь, назначенный начальником участка, сам отлично понимал «нереальность» летнего отпуска, когда по швам трещал график сдачи нового корпуса института.
Так и не воплотилась их «мечта-идея», осталась несбывшейся сказкой, грустным воспоминанием о лучшем в их семейной жизни времени.
Ох, Игорь! Скажи, что ты получил в итоге от этой сумасшедшей гонки за удачей? Неужели счастье? Или всего-навсего сытое существование, граничащее с пресыщенностью? Или моральное удовлетворение, за которым только пустота и цинизм? В самом деле, это какое-то безумие, охватившее людей твоего круга. Ты стал невольным участником соревнования за самую «крутую тачку», за самый престижный район проживания, за самый роскошный особняк… Ты даже стал чемпионом еще в одной номинации — «самая молодая и красивая жена».
О существовании Стеллы Люба узнала на одной из корпоративных вечеринок, проводившихся, как обычно, в ресторане. Уже выпили по второму тосту, когда в зал вошла высокая, стройная шатенка в темно-изумрудном платье на бретельках. Она грациозно прошествовала к столу и села с противоположной от них с Игорем стороны. Люба вдруг увидела, как напрягся Игорь, как он старался не смотреть на эту девушку. Но тамада, разбитной парень, работавший у них дизайнером, вдруг вскочил, подбежал к девушке и, подняв ее за локоток, представил собравшимся:
— А это наша новая сотрудница, референт главы фирмы, Стелла Борисовна Ласкина. Прошу, как говорится, любить и еще раз любить!
Все одобрительно зашумели. Раздалось несколько реплик: «А мы уже знакомы. Неделю вместе работаем». Люба шепнула Игорю:
— Красивая девушка. А ты не говорил, что у тебя новая помощница.
— Боже мой! Какое неординарное событие! Да у меня десять человек в этом году сменилось. Вот и бывшего референта пришлось турнуть. Дурак и лодырь оказался. Посмотрим, что эта из себя представляет. Взял ее с испытательным сроком.
Как потом оказалось, испытательный срок Стелла выдержала блестяще. Люба при этой мысли горько усмехнулась. Игорь внезапно преобразился, как внешне, так и внутренне. Похудел, стал бегать по утрам, накупил модных галстуков и сорочек. Все чаще задерживался по вечерам, объясняя это тем, что увеличились объемы заказов, фирма расширяется, много организационной работы.
Под Новый год Люба ходила по магазинам, выбирала подарки для всей семьи. Накануне она видела рекламу хрустальных статуэток, в большом ассортименте продававшихся в центре, и решила купить для Игоря какую-нибудь из этих изящных безделушек. Утомленная магазинной суетой, но в благостном настроении — купила Игорю, завзятому болельщику, фигурку хоккеиста при клюшке и шайбе — Люба стояла на эскалаторе, увозившем покупателей вниз, на первый этаж универмага. Ее глаза, безучастно скользившие по людскому потоку на соседнем эскалаторе, вдруг выхватили в толпе яркую пару: высокого, импозантного мужчину в строгом сером пальто, обнимавшего рыжеволосую девушку в норковой шубке. До Любиного сознания не сразу дошло, что это Игорь со Стеллой. Уже внизу, машинально двигаясь вместе со всеми к выходу, она почувствовала, что ноги ослабли, а в груди все сжалось так, что стало трудно дышать. На улице она остановилась, потерянно оглянулась на дверь универмага, постояла несколько секунд, но возвращаться не стала.
Вечером Игорь пришел поздно, отказался от ужина и лег спать. Люба и не пыталась в этот раз «выяснять отношения». Она походила в тот момент на купленную ею статуэтку, такую же застывшую, безмолвную, холодную.
Замороженное Любино состояние заметила ее давняя приятельница, коллега по работе, Татьяна Федоровна. Эта женщина, одна из немногих учителей, не вошла в оппозицию к «богатенькой» Любе. Дорогие Любины костюмы и пальто не вызывали в Татьяне Федоровне острой зависти и ненависти к их хозяйке. В отличие от других женщин их школы, она жила в ладу со своим самолюбием, так как никогда не претендовала на более высокий социальный статус. Сын Дима, которого она вырастила и выучила сама, без отцовской поддержки, был единственной отрадой и гордостью, а также темой для разговоров с Любой.
Татьяна Федоровна, войдя перед занятиями в учительскую, увидела стоящую возле окна Любу и поспешила к ней со своей новостью:
— Представляете, Любовь Антоновна, мой-то Дмитрий какой сюрприз к Новому году приготовил?
Она сделала паузу, ожидая ответной реакции Любы. Но та по-прежнему молча смотрела в окно. Татьяна Федоровна все же закончила фразу:
— Невесту обещал тридцать первого привести. Вот так, — вздохнула она со сдержанной радостью, — растим, растим сыновей, а они раз — и чужой женщине достаются.
И вновь Люба промолчала, лишь слегка шевельнула губами.
— Любовь Антоновна! Что с вами? Случилось что-нибудь? Директриса поди постаралась, новогодний «подарочек» поднесла? Или Семенов двоек за полугодие нахватал?
— Нет, Татьяна Федоровна. Хуже. В сто раз хуже. Что мне этот Семенов? Не хочет учиться, пусть на завод идет или на стройку — там всегда нужны руки. Сами знаете, кто там работает — одни незарегистрированные эмигранты. У меня другое на душе, — Люба села за ближайший стол, — такое тяжелое, почти неподъемное, что…
Люба махнула рукой и заплакала. Татьяна Федоровна села напротив и сочувственно положила свою теплую ладонь на Любины руки. И Любе захотелось вдруг поделиться своей болью с этой невзрачной, рано состарившейся женщиной, привыкшей к бедности, нехваткам, одинокому кукованию в старой «хрущевке».
— Мужа вчера видела в универмаге с другой женщиной, — едва выдавила из себя Люба.
— Молодой? — уточнила Татьяна Федоровна.
Люба кивнула, судорожно сглотнув.
— Эка невидаль! — с неожиданной легкостью воскликнула Татьяна Федоровна. — Вот если бы он был с ровесницей, тогда бы стоило так убиваться. А тут древняя, как мир, история. «Бес в ребро» называется. Побесится, выпустит пар и к вам вернется, как миленький. Вам надо перетерпеть, пока интрижка не исчерпает себя.
— Татьяна Федоровна! Откуда у вас такая уверенность, что это просто интрижка? Вы посмотрите вокруг! То одного пожилого мужика, то другого из семьи уводят именно соплюхи. Причем в моем случае это не какая-нибудь дурочка, у которой, кроме длинных ног, ничего нет. Его Стелла — умный помощник, отличный профессионал. И, похоже, не только в работе, — Люба промокнула платочком глаза. — Я ее хорошо рассмотрела еще в августе, в ресторане. Уже тогда я поняла, что муж неравнодушен к ней. Да и не мудрено. Фигура идеальная — придраться не к чему, золотистый загар, густые ярко-каштановые волосы. Специально зеленое платье надела, чтобы подчеркнуть эту свою золотистость и каштановость. Словом, роковая женщина! Ее и девушкой-то назвать язык не поворачивается. Есть в ней такое, знаете, таинственное начало, на которое мужчины, как пчелы на мед, слетаются.
— Ну расписали! Прям Настасья Филипповна, да и только! — усмехнулась Татьяна Федоровна.
— Она и есть. Я впервые такую видела. Красивых много, а таких, как она, единицы.
— Да-a. Тогда это серьезно, Любовь Антоновна. А она, конечно, влюблена в Игоря по уши? В такого трудно не влюбиться.
— Откуда мне знать, что у нее на уме? На вид она не из тех, кто легко теряет рассудок.