– Андрюха, так у тебя и женщины не было? И у тебя, наверное, Игнат, тоже? – смеясь, спросил Леусь.
– Не было, конечно. Можно подумать, что у тебя была, – немного раздраженно ответил я. Было несколько неприятно, что он оборвал мой рассказ таким вопросом.
Игнат смущенно засмеялся.
– Не было? Ну вы даете.
– Так и у тебя же не было.
– У меня были женщины.
– Н-н-ну д-д-д-д-да, – Игнат искренне смеялся, похлопывая Леуся по плечу.
– Ну, не верите, ваше дело. Была и не одна. Вот так, – серьезно сказал Леусь.
– Ага, гарем целый, и ты там шах восточный, – пошутил я.
– Не, на самом деле только одна была. Но, честно, было с ней и много раз. Я тогда на стройке в Минске работал.
– Правда, что ли? – мне показалось, что он не врет. – Слушай, расскажи, а как это с женщиной-то?
Игнат опять смущенно засмеялся.
– Короче, ты ее приглашаешь куда-нибудь. Вы гуляете. Потом к тебе домой, ты ее целуешь, целуешь, а потом там снизу.
Мы рассмеялись. Никогда не видел Игната таким счастливым, он просто не мог остановиться от смеха. Смеялся и я, и сам Леусь.
– Там снизу все само как бы делается, – шепотом сказал он, оглядываясь по сторонам. – Ты только не отступай до конца.
– А почему женщина соглашается на это?
– Ты что, Андрюха, ей же тоже нравится. Ты совсем ничего не понимаешь. Вот ты рассказывал об этой Оксане. А если бы не побоялся и подошел внаглую хоть раз, то она с тобой и подружилась бы.
– Я подошел.
– Ага, с яблоками. Как дурак полный. А надо было более наглым представиться. Женщины любят таких. Они любят, когда с ними грубо, когда ты показываешь, что ты тут главный.
– Я так не могу.
– Ну тогда и сиди в дурке, а Оксана будет с тем, кто так может, – резко сказал он и замолчал. – Нужен ей дистрофик, пишущий бредовые письма.
Меня очень обидели его слова. Я повернулся и быстро пошагал в сторону третьего отделения. Игнат догнал меня и начал пытаться просить не уходить. Леусь стоял вдалеке и смотрел на пруд.
– Д-д-день рож-ж-ж-ж…
– Да понимаю я, что у него день рождения. А врет он, не было у него никакой женщины. И ничего он не понимает.
Игнат взял меня за руку и потянул обратно к пруду.
– Ты что, Андрюха, думаешь, я не понимаю? Да ты же любишь ее. Вот, правда, я готов отказаться от дня рождения и от выписки отсюда, чтоб ты ее встретил, не веришь? – все так же глядя на пруд, сказал Леусь.
– Не верю.
– Значит, ты меня не считаешь другом. И Игнат тоже готов на многое, чтоб ты ее встретил.
– Го-т-т-т…
– Спасибо вам. Но только она уже наверняка замужем. И ей не нужен дистрофик, который пишет бредовые письма.
– Прости, Андрюха, прости, не хотел я, ну не хотел. Ну, прости. Хочешь, я тебе помогу ее найти. Хочешь, я помогу тебе, так сделаем, что она женой твоей будет?
Меня рассмешили его слова. Я забыл про обиду и искренне рассмеялся. Игнат смеялся вместе со мной. А потом к смеху присоединился и Леусь. Но тут подошел санитар и сказал, что прогулка закончилась и нам надо вернуться в свои палаты. В тот вечер я был в каком-то необычном состоянии. Мне было очень радостно. Я вспоминал о ней снова и снова. Ходил по коридору и улыбался. Даже показалось, что Леусь не врал, что он мог что-то сделать, ее найти. После смерти тетки моя жизнь стала совсем странной. Сначала было страшно оставаться дома. После того как уволился из слесарки, ночами шатался по улицам, а спал только днем. Денег не было совсем, приходилось ездить за ягодами и продавать их на базаре. А уже к зиме устроился снова мастерить в ближайшей слесарке.
На следующий день мы снова собрались вместе. Я сразу же начал разговор о том, о чем продумал всю эту ночь:
– Леусь, а ты правду говорил вчера?
– Конечно, Андрюха. А почему ты мне не веришь? Да, у меня была женщина.
– Да я не об этом. Про то, что ты Оксану найти можешь. И можешь так сделать, что она станет моей женой.
– Конечно, могу. Я же. Ха-ха… Я же вообще много чего могу. Ты думаешь, я кто?
– Не знаю. Но сам-то отсюда даже выйти не можешь.
– Я не могу? Да я хоть сейчас. Их жалко, начнут искать.
– Ну и кт-т-т-то т-т-ты? – смеясь, спросил Игнат.
– Я племянник священника.
– Ну и что?
– Как что? Я же маленький бегал по церкви, мы с сестрой там играли и подсматривали за дядей, как он чудеса делает.
– Какие еще чудеса в церкви?
– Не знаю, но он часто выходил и говорил: «Чудо свершилось». Я особо не интересовался религией потом. Но с детства помню, как он все это делал. Понятно же, что в церкви какие-то чудеса должны происходить. Иначе чего же люди туда ходят? Их же не кормят там, денег не дают. За чудесами и ходят. А ты любишь ее. И если мы правильно помолимся, то найдем ее и она станет твоей женой.
– Это как – правильно?
– Ну я буду священником, как дядя, все сделаю, как он делал. И если все правильно сделаем, то Бог для нас все сделает, что просим.
– А если неправильно сделаем, то Бог не поможет? – смеясь, спросил я.
– А вот этого не знаю, – серьезно сказал Леусь. – Вот вы сами рассудите, в церковь приходят и все делают как надо: сначала дядя шепчет чего-то за воротами, потом книгу выносит. А все, кто собирается, тоже понимают и по-правильному молятся. А если бы молиться можно было как кто хочет, то зачем все это делается и люди идут? Они же не дураки, каждый и молился бы по-своему. Нет, они приходят и правильно молятся. А если бы молитвы не действовали, то они следующий раз не пришли бы. Значит, действуют. И мы если правильно помолимся, то все получится.
– Ну, а ты думаешь, что знаешь, как правильно?
– Ну так, – Леусь ухмыльнулся. – Я ж за дядей наблюдал сколько.
– А, может, мы дядю лучше попросим, а вдруг ты чего напутаешь? – немного иронично спросил я.
– Дяди уже давно нет. А я чем плох? Андрюха, Игнат, вы что, не верите, что я все правильно сделаю?
Мы рассмеялись. Как-то странно было все это. Может, это и была игра, но мне она начинала казаться реальностью. Игнат не мог остановиться от смеха. Я никак не мог понять, шутит ли Леусь или он серьезен. А понять было невозможно, потому что он мог, как обычно, здраво рассуждать и внезапно начать нести сущий бред. Но не поддержать эту идею я не мог, пусть она была и полностью безумной.
– Давай, я согласен, – сказал я, глядя на улыбающегося Игната.
– Так… – Леусь стал нервно ходить. – Так…
– Что такое?
– Надо все толком вспомнить. Это же не шутки, мы с Богом разговаривать собираемся, – сказал он.
– Дурдом, – шепнул я на ухо Игнату, и тот снова рассмеялся.
– Погодите, вы не верите мне? Вы не верите, что я знаю, как с Богом говорить? – было видно, что он действительно обиделся. – Да ты ее просто не любишь, и все. Вот что я тебе скажу, Андрюха, письма ты писал для себя, ты и не хотел, чтоб она их прочла. Да ты ее не любишь, видел ее в гробу в белых тапочках, тебе не нужна она. Игнат, он дурил нас с тобой, – он перешел на крик.
– Люблю, – улыбка и всякая ирония у меня пропали.
– А если так, то должен меня слушаться. Кто из нас племянник священника? Ты? Или, может, ты, Игнат?
– Н-н-н-не…
– Ну вот и слушайте меня.
– Так, Леусь, идем, час отгулял уже, – послышался крик санитара из их отделения.
Мы остались стоять с Игнатом около пруда.
– Игнат, я понимаю, конечно, он наш друг. Но как ты считаешь, он совсем того? Или это все может быть правдой?
Игнат рассмеялся, и мы тоже побрели в сторону нашего отделения. Все происходящее придало мне каких-то сил. У меня ведь появились настоящие друзья. Раньше их не было, никогда не было. В школе надо мной смеялись – смеялись, наверное, из-за того, что я ни с кем не общался и плохо учился. Учиться мне совсем не нравилось. Да и сложно представить, что это может хоть кому-то понравиться. Все мы сидели на уроках против своей воли. Но с восьмого класса я начал ходить в школу с радостью, понятно, по какой причине.
А Леусь был точно странным. Может, таких и называют сумасшедшими? Он иногда становился таким эмоциональным, иногда так искренне смеялся, иногда такую нелепицу нес… Но он ведь стал моим другом. Эти страшные стены, убивающие во мне свободу, которой, по сути, никогда и не было, дали мне двух лучших друзей. А может, внешне я казался еще более странным, чем они, да неважно все это: главное, что мы понимали и ценили друг друга.
Но тот вечер изменил очень многое. Я с таким воодушевлением вернулся с прогулки. Никогда так много не ел, как в тот ужин. Я даже не посмотрел, что мне приготовили, просто взял и съел то, что было на тарелке.
Не помню, когда такое еще со мною было. А когда вернулся в палату, то увидел, что старик сидит на кровати развязанный и улыбается.
– Они меня развязали, – он улыбался беззубой улыбкой. – А я не пойду больше смотреть ей вслед.
Я присел на его кровать:
– Меня Андрей зовут.
– Я больше не пойду смотреть ей вслед, – посмотрел он на меня и снова заулыбался.
Я понял, что диалог с ним построить сложно, и пересел на свою кровать, обдумывая сегодняшний разговор у пруда. Где-то полчаса старик сидел на кровати почти неподвижно, только иногда повторяя ту самую фразу, что он не пойдет на кого-то смотреть. И вдруг он вскочил и, словно пуля, бросился к окну. Его глаза горели. Он смотрел в окно с каким-то необычным выражением лица, будто видел нечто необычное. Тут его лицо побледнело, потом искривился рот, он сел прямо на пол и начал дергать себя за оставшиеся на лысине островки седых волос.
– Я больше не пойду, – кричал он изо всех сил. – А-а-а-а… я больше не пойду.
Тут прибежали два санитара и, схватив старика, поволокли на его кровать.
– Вот чокнутый урод, давай шприц сюда.
– Я больше не пойду, – продолжал старик.
– Заткнись, – один из санитаров со всей силы ударил старика по лицу. Он ударил его так, что было видно, что тот теряет сознание. Игнат испуганно прижался к стенке, обхватив колени руками и прижимая к коленям голову.