– Черный, да ты чего? Он же подсядет, а бабла у него нет. Клянчить начнет. Тебе надо? – сказал тот у стены и впустил себе иглу.
– Ничего, отработает, если надо будет, – захохотал Черный. – Ну, иди сюда, шестеренок, лакомство пришло.
Я вскочил с кровати и вцепился ему в волосы со всей силы, которая только у меня была. Он упал на мою кровать. Те у стены не обратили никакого внимания на происходящее, они были уже где-то далеко. Когда Черный падал, у него из кармана выпала ручка от двери.
– Ну шестеренка, убью суку, – сказал он со злобным оскалом, но я его ударил кулаком, и он несильно ударился о стенку.
Я схватил ручку и побежал к двери, не успев надеть даже ничего на ноги. В коридоре не было видно никого. Я захлопнул за собой дверь, наблюдая через окошко, как Черный, полный злобы, встает с моей кровати. Открыть дверь он уже не мог. Я быстро побежал к пятой палате.
– Игнат, вставай, – закричал я.
– Ан-н-н-д…
– Да, побежали, быстрее, у меня ручка есть. Она и к внешней двери подойдет.
Мы выбежали в коридор. По ходу я надел чьи-то тапки из пятой палаты. Но тут произошло что-то страшное. Ручка-то подошла к внешней двери, но она еще была закрыта на ключ. У Игната появились слезы.
– Пойдем к вам, в пятую. Я не вернусь больше туда. Завтра врач придет и я все ей расскажу. Не вернусь туда больше, – повторял я, еле сам не плача.
И тут, подойдя уже к пятой палате, я увидел, что тот самый парень в капюшоне выходит из второй. Он направился к внешней двери, совершенно не замечая нас. Я дал знак Игнату тихо идти за ним. И вот, как только он приоткрыл дверь своим ключом, мы бросились на него, оттолкнули и оказались на свободе.
Игнат начал смеяться. Мне тоже стало смешно. Мы без труда покинули здание третьего отделения и пролезли сквозь дыру в заборе, так как через вахту было опасно выходить в пижамах.
– Мы же свободны, Игнат, мы не вернемся туда больше.
– Своб-б-бод-д-д-ны, – он плакал от счастья.
– Только надо подумать, куда нам теперь.
Я посмотрел по сторонам. Рядом проходила школьная дискотека. Было много молодежи, но подходить к ним в таком виде было неловко.
– К Леусю, п-п-п-поедем-м к Леусю, – сказал Игнат.
– А где же он? В Минске?
– Д-да.
– Он тебе адрес оставил?
– Я п-п-п-помню, он в Се-с-с-се…
– В Серебрянке?
– Д-да.
– Поехали.
Мы пешком прошли до моста. Долго шли, пели песни, не веря в то, что теперь у нас будет другая жизнь. Этот момент был особым нашим счастьем. Такое счастье ведь недостижимо для тех, кто не видел мерцание лампочки по пятницам. Это счастье особое, счастье ощущения свободы и полноты человеческого бытия.
Машины не останавливались. Больше всего мы боялись, что остановится милиция и попросит показать документы. Наши документы ведь были в больнице, у нас не было с собой ничего, кроме затертых пижам и ни с чем несравнимой радости.
Мы очень замерзли. Было ведь уже холодно, середина октября. И простоять в тонких пижамах полчаса было… Вдруг остановилась машина.
– Ребята, вам куда? В город? Чего стоите, садитесь, – за рулем был пожилой мужчина. Мы молча сели на заднее сиденье, потирая руки от холода.
– А вы что, из дурки сбежали? – он засмеялся.
– Н-н-н-нет, – попытался ответить Игнат.
– Да, сбежали, – перебил я его.
– А я так сразу и понял, – водитель продолжал смеяться. – И я становлюсь соучастником побега?
– Пожалуйста, отвезите нас в город, в Серебрянку, – попросил я.
– Да не боись, я не из пугливых. Я остановился-то из-за того, что увидел, что вы из психов. Отвезу, куда скажете, – смех ему даже мешал говорить.
Мы ехали по той самой старой дороге. Будто из детства осталось воспоминание, что где-то здесь рядом мы собирали ягоды. Тогда еще были живы родители, мы так здорово выезжали в лес. На утреннем автобусе с многочисленными бабульками, у которых на руках еще не смылась вчерашняя черника. А теперь мы мчались в сторону Минска. Я видел свою жизнь совершенно иной, понимал, что никогда больше не вернусь в больницу, ни за что не вернусь к этому мерцающему свету. Почему-то вспомнил о старике. Ведь еще час назад я был там, среди всего этого ужаса и не мог и мечтать о таком счастье, ехать со своим самым лучшим другом домой к другому самому лучшему другу. И еще я знал, что теперь обязательно найду ее. И если даже не решусь подойти, то хоть посмотрю издалека. И сейчас я еду именно к ней, именно к своей любви.
Мы без труда нашли дом и квартиру Леуся.
– Кто там? – послышалось из-за двери.
– Открывай, Леусь, – крикнул я.
– А-а-а-а-а, – он закричал от радости. – Приехали! Как я вас ждал, – он обнял нас, весь полный своих безумных эмоций.
Он жил в однокомнатной квартире, оставшейся ему от матери. Он сразу же предложил нам перекусить, но ничего в холодильнике не оказалось. Мы попили просто чаю с хлебом, а потом уселись на диване в его комнате.
– Сейчас я вам кое-что покажу, – с загадочным взглядом сказал Леусь.
Он начал рыться в старом шкафу, с усердием пытаясь что-то отыскать. Через несколько минут, за которые его поиски сотворили уже порядочный беспорядок, он достал старый альбом с фотографиями.
– Вот, смотрите, – он с гордым видом показал фотографию, на которой был изображен колоритный священник в черной рясе, а рядом с ним маленький мальчик.
– Это я с дядей. А вы мне не верили.
– Почему не верили? – сказал я. – Мы верили тебе.
– Ну что? Остались сомнения, что я племянник священника?
– Нет, не осталось.
Игнат начал смеяться и попытался что-то сказать, из чего мы поняли, что он предлагает сыграть в песни. Меня так обрадовало это предложение. Ведь последнее время я не мог о таком даже мечтать. Я пел песни с самыми лучшими на свете друзьями, далеко от страшных стен, и еще у меня была любовь. Да, я был счастлив. По-настоящему счастлив. Как дано счастье человеку, так и счастлив. И они тоже радовались, пели, смеялись. Это поистине была новая жизнь, которая, наверное, и называется в религиях жизнью вечной.
Когда я проснулся, то никак не мог понять, где нахожусь. Вокруг было все иное. Не было кроватей и привычного запаха. Только спустя мгновение в голове пронеслась вчерашняя история, и я вскочил с кровати, до конца придя в себя и осознав, что я не в больнице. Я с радостью прибежал на кухню. Игнат и Леусь уже пили чай.
– Ну ты и спишь… Уже же день, ты проспал часов четырнадцать. Ты что? Садись кушать. Я уже в магазин сходил.
Я сел с ними за стол и с жадностью съел все, что там было. Я ел так быстро, как мог, ел и смеялся. Игнат, видя, как я кушаю, тоже начинал смеяться, и так у нас обед превратился в комнату смеха. Я никогда не ел с таким удовольствием. Мне нравилось абсолютно все из того, что Леусь положил на стол.
– Так, давайте строить планы на жизнь, – с серьезным видом сказал Леусь. – У меня много денег. Я миллионер. У меня есть миллион.
– Чего? Зайчиков? – спросил я.
– Ну конечно, не долларов. Но этот миллион я скопил за полгода. Его нам хватит на первое время. Мы можем на эти деньги прожить месяца три. А потом надо будет снова зарабатывать.
– Да, я послесарить могу. Игнат тоже, наверное, а давай фирму откроем типа строительной или ремонты в квартирах будем делать?
– Это идея, – загадочно сказал Леусь. – Давай фирму. Только надо еще с твоей женитьбой определиться.
– С какой женитьбой? – немного испуганно спросил я.
– Ну как же? На Оксане? Или ты передумал? – эмоционально сказал Леусь.
– Нет, не передумал. Но как ты это сделаешь?
– Я же священник, ты чего, забыл? Ты думаешь, я тебе просто так два месяца назад зубы заговаривал?
– Ну, ведь это не ты, а дядя твой священник был?
– Ну и что? – Леусь даже встал из-за стола. – Какая разница? Это же по наследству передается. А у дяди только дочка была, она не может быть священником. Значит, после его смерти я стал полноправным священником. Я все помню, что он делал, мы с сестрой играли в церкви тогда. Да, я и есть теперь священник, самый настоящий.
– Ну ладно, пусть ты священник. И как же мы ее найдем? И почему она вообще за меня замуж выйдет?
– Ха-ха, – он засмеялся. – Ты скажи, ты что, совсем глупый? Ты не понимаешь?
– Не понимаю.
– Не понимаешь такого простого, – он начал немного безумно смеяться. Игнат тоже смеялся, глядя на него. – Очень просто. Ты включи телевизор. Все там, твой ответ.
– Какой ответ? Леусь, я вообще ничего не понимаю. Причем тут телевизор?
– Как причем? Там война, – резко сказал он и уставился на Игната, от его странного взгляда Игнат даже перестал смеяться. – Там каждый день война, каждый день убивают, там зло вокруг.
– И что?
– Как что? Бог не справляется с этим. Вот так. А мы поможем Богу, сделаем что-нибудь хорошее, а взамен попросим, чтоб вы поженились.
Я не знал, что ответить. Игнат тоже задумался. Мы просидели молча минут пять, не решаясь нарушить тишину. Мне показалось, что Леусь прав. Может, было не все так банально, но он был прав! В его словах чувствовалась особая… Не знаю, как сказать, может, мистика… Когда он все это сказал, то и впрямь стал похож на того священника на фотографии.
– Я знаю, что делать, – я первым прервал молчание. – Знаю, что сделать для Бога.
Я рассказал им про пятницы в нашем отделении. Игнат ничего этого не знал и периодически хватался за голову. Он попытался сказать, что видел несколько раз этого странного парня, который приходил по пятницам, но не понимал, что тот приносит наркотики. Я рассказал про Черного на полу, про дыхание у стены, про старика, про лампочку, про все.
– Правильно, – решительно сказал Леусь. – Мы поедем туда, отберем наркотики, уничтожим их. Богу это понравится, и Он нам поможет.
Мне стало немного страшно от того, что придется возвращаться в больницу. Даже не немного. Это было самое страшное место на земле. Я так прямо и сказал им об этом. Игнат тоже начал нервничать. Было видно, что он тоже боится туда возвращаться.