– И встретил ее потом? – спросил Анатолий.
– Нет, не встретил. И сколько у меня баб потом было, всегда о ней вспоминал. Как я счастлив был в ту ночь, если бы ты знал, – Володя закрыл лицо руками. – А как жалел, что не спросил ее, кто она, где живет… Когда все закончилось, она всем видом показала, что не хочет, чтобы я ее спрашивал. Просто без слов сказала: «Тихо, не спрашивай ни о чем». И уехала. Понимаешь?
– Понимаю.
– Сейчас кажется, что я помню каждое мгновение той ночи. Кажется, что она где-то рядом. Надо же, раньше я пытался вспомнить ее лицо, нарисовать ее, почему-то не получалось. А сейчас будто вижу ее.
Анатолий молчал. Он не знал, что сказать в ответ на такой откровенный рассказ. Он немного испугался за Володю, так как тот не отрывал рук от лица и сидел в каком-то забытьи.
– Сегодня будет интересно, – Анатолий услышал слова деда и снова подскочил к окну.
– Где? – спросил мужичок.
– Я спрятал камень, – дед безумно рассмеялся.
– Зачем? – мужичок закричал на деда. – Она же придет и искать будет. Зачем?
– Не знаю, – дед сделал несколько шагов назад. – Просто хотел…
– Иди, принеси его обратно, – еще громче закричал мужичок. – Эта прокаженная придет сюда, камня не найдет, что делать будет.
– Вот он, камень, слышите, – закричал Анатолий. – Идите сюда, камень здесь, я его нашел.
Дед и мужичок начали ходить по кругу, внимательно глядя под ноги.
– Ну вот же он, камень ваш, – снова закричал Анатолий. – Придурки вы, понятно кто. Клоуны. Вам не камень нужен, вам поиздеваться над нами надо. Ну зачем мы вам? – последнюю фразу Анатолий крикнул с некоторым отчаянием.
Анатолий отошел от окошка и упал на колени.
– Что ты делаешь? – Володя открыл глаза.
– Они нас не выпустят, – ответил Анатолий, стоя на коленях.
– Я знаю, – несколько холодно сказал Володя.
– Я так стоял однажды на коленях. Совсем маленьким был. Мы с матерью вдвоем жили. Она меня соседке оставляла, когда на работу уходила. А соседка верующая была. Типа иконы на стенах и все такое…
Анатолий замолчал и посмотрел наверх:
– А мать не приходила все в тот вечер. Я почему-то подумал, что она никогда больше не придет, и мне стало страшно. Так страшно, как никогда. Я подбежал к иконам и встал на колени. Так и простоял несколько часов, пока она не пришла.
– Ты что, молиться умел? – спросил Володя.
– Нет, не умел ничего, просто стоял так. Я потом думал, что она вернулась из-за того, что я так сделал. А если бы не встал на колени, то она и не вернулась бы. Она потом объяснила, что ее просто на работе задержали на пару часов. Но я все равно верил в то, что она вернулась только потому, что я стоял на коленях. Кажется, что я и сейчас там стою и ее жду. Сейчас дверь откроется, она зайдет, подбежит ко мне, обнимет меня. Мы пойдем домой.
– Так ты верующий, что ли? – спросил Володя.
– Да нет, в общем, – ответил Анатолий. – И в церкви никогда не был. Просто тогда что-то нашло на меня. Действительно, кажется, что сейчас это все происходит, – Анатолий улыбнулся. – Я тогда схватил мать и держал ее крепко-крепко, все боялся, что она снова уйдет. А она успокаивала меня, говорила, что никогда больше задерживаться не будет.
– А жива мать-то?
– Жива, только редко вижусь с ней. Уже считай год, как не видел ее. А сейчас такое чувство, что зайдет.
– Да встань ты, откуда ей здесь оказаться-то?
– Да, понимаю, просто не знаю почему, кажется, что я не здесь, а там сейчас. Вот с тобой говорю, а сам там нахожусь.
Они снова замолчали. Анатолий продолжал стоять на коленях. Все его метания, поиски работы, неудачная карьера… все это исчезло. Он находился в однокомнатной квартире у соседки, на коленях перед иконами. Соседка что-то делала на кухне и не обращала внимания на него. В этот момент он видел каждую деталь, что была перед ним: старые иконки, отсыревшие обои, книги с оборванными корешками. За окном уже стемнело. Это был самый долгий вечер из всех, что приходилось пережить. Не чувствовалось никакой усталости в коленях. Казалось, так можно простоять вечность. Анатолий точно знал, что пока он стоит на коленях, с его матерью ничего не случится, а если будет стоять так всегда, то с ней всегда будет все хорошо. Он посмотрел на одинокую хрустальную вазочку, стоящую у подоконника. Ему показалось, что она тоже стоит ради чего-то высшего. Потом он взглянул на другие вещи и понял, что все предметы вокруг находятся в ожидании чего-то, ради чего в свое время они встали на эти места. Он понял, насколько любит мать. Ему даже стало страшно от того, что раньше этого не понимал.
Володя снова запрокинул назад голову и закрыл лицо руками. Он был в той самой ночи, рядом с молчаливой незнакомкой. Они ехали по ночной столице, проскакивая мимо бесконечных светофоров с желтым мигающим светом. Никого, кроме них, на дороге не было. Они были только вдвоем на пустынных дорогах. Она была необычайно красива. Она смотрела только на дорогу, а он смотрел на нее.
– Смотри, дверь открыта, – внезапно сказал Анатолий.
Володя открыл глаза.
– Действительно, – удивленно сказал он. – Пойдем?
– Да, пойдем. Сейчас, подожди немного.
– Чего ждать?
– Камень я забросил куда-то. Надо его отнести обратно. Мало ли.
– Хорошо, бери камень и пойдем.
Анатолий взял камень. Они вышли из бани.
– Смотри! Смотри, как красиво!
– Шуни, а если она не найдет камень и умрет с горя? – в слезах спросил брат.
Я молчал.
– Шуни, а что происходит после смерти?
– Ты впервые об этом задумался? – строго спросил я.
– Нет, не впервые, но спрашиваю впервые.
– Сначала перед человеком пролетают все подлинные моменты его жизни. Он снова переживает их. Он оказывается в тех местах, где искренне молился. И самая искренняя молитва, которая у него была за всю жизнь, остается с ним…
– А если он не молился никогда?
– Молился, он обязательно молился. Он отдавал всего себя хоть раз в жизни – это и была его молитва.
– А что происходит с человеком потом? – спросил брат.
– Потом он проходит среди света… Среди света, которого не знал раньше. Он поражается красотой и чистотой этого света. Вот, смотри, она идет.
Прокаженная снова пришла на то место. Она сразу же увидела, что там нет камня. Посмотрев в нашу сторону, она что-то прошептала.
– Что она шепчет там? – испуганно спросил брат.
Увидев нас, она пошла в нашу сторону.
– Шуни, я боюсь.
– Не бойся, ты сам виноват, – ответил я. – Стой спокойно.
Она подошла к нам и протянула руку.
Она просто просила подаяния. Я порылся в кармане и нашел одну рупию.
– Возьми, – я дал ей рупию, при этом дотронулся до ее руки.
Ее вторая рука была прикрыта тряпкой. Когда она ее сняла, мы увидели, что вся рука покрыта проказой.
– Не бойся, – сказал я брату. – Не беги никуда, бери ее за здоровую руку и идите искать камень.
– Я не буду, – сказал брат и побежал прочь.
Тогда я сам взял ее за здоровую руку. Она испуганно взглянула на меня.
– Я помогу найти твой камень, – сказал я ей.
– Не время еще тебе искать его, Шуни, – ответила она, отдернув руку.
Она ушла.
Да не отступлюсь от веры в Господа истинного. Во имя Свободы!
Сны моего отца
Мать мне никогда не рассказывала об отце. Всякий раз, когда я пытался поднять эту тему, она отмахивалась, говорила, что не стоит об этом думать. Говорила она всегда убедительно, смотрела строго, так, что переспрашивать я решался только спустя время, да и то иными словами. Но с годами я набрался силы и убежденности, уходить от вопросов становилось все сложнее.
Никогда не слышал о таком городе. Когда мать сказала, что отец живет там, подумалось, что она просто сказала первое попавшееся слово, обозначив так город, до которого сложно добраться, да и вообще добираться не стоит. А теперь я подъезжал к автобусной остановке, на которой висела табличка именно с этим словом.
Я огляделся. Редкие люди разошлись, а оставшиеся занялись своими встречами и заботами. Его я не сразу заметил. А когда заметил, то не поверил, что именно он меня встречает. Одет он был крайне старомодно, казалось, что он вышел прямо из начала XX века, появился случайно, нервничает, что понимает: не свое время. Из-под шляпы разглядел крепко стиснутые губы – да, казалось, что шляпа закрывает все лицо, видны лишь губы и подбородок. А в руках он держал безвкусный букет с цветами. Я взглянул на автобус. Первое, что подумалось – это правота матери, убеждавшей, что ехать не стоит.
Немного помявшись, я подошел.
– Вы мой отец? – спросил я.
Он поднял глаза. Они были покрыты слезами. Видимо, он заметил меня сразу и наблюдал за моей нерешительностью. Его лицо немного дергалось. Он молча вручил мне букет, развел руки, сквозь слезы улыбнулся.
– Да, – его голос оказался похожим на мой – это узналось из одного-единственного слова.
Он смотрел на меня, я смотрел на него, и мы не понимали, что делать дальше. Обнять его я не мог – мешало что-то внутри. Мы простояли молча, глядя друг на друга.
– Пойдем, – сказал он наконец.
Мы пошли мимо зданий и людей. Тело отца постоянно нервно содрогалось, он видел, что я обращаю на это внимание, и пытался, улыбаясь, обратить это в шутку.
– Старый, вот и дергаюсь, – я только в этот момент увидел наше физическое сходство. Если бы меня одеть так же, то нас все окружающие восприняли бы как сына и отца, но в этот момент мы все же несли разные внешности, будто представляли разные миры и типы бытия.
Расспрашивать его о чем-либо не хотелось. Если спрашивать, то обо всем, прямо с начала, но этого не стоило делать. Оставалось лишь смотреть на его затертый костюм, галстук, шляпу и дергающееся тело.