Но даже не это самое страшное! Местные из коренных, с которыми Овичи поддерживали родственные отношения, те тоже за них мстить начнут. А это… даже думать не хочется, сколько тех родичей имеется, и кто к ним присоединиться надумает. Память у местных хорошая и они еще не забыли, как в этих местах казаки появились и как они принялись здесь свои порядки наводить. Кровушка тогда рекой лилась. Вот и сейчас опять может такое завертеться, что…
— Все зло от баб! — так, коротко, выразился дед Лука, после беседы с атаманом.
Семейство Овичей согласилось с предложением атамана, не стали беды дожидаться и переехали сначала в Хабаровку, а потом и еще дальше, в только образовавшееся поселение Никольское, на реке Суйфун.
Два года ударной работы… и все что построили, сгорело в ярком пламени. Начались боестолкновения с манзами — китайцами, продолжающими проживать на новоприсоединенной территории Российской империи.
Чудом тогда никто из Овичей не погиб, дед Лука только левую ногу ниже колена потерял. Кто-то из устрашающего калибра стрелялки пальнул, что половину голени со стопой ему начисто срезало. Отошли Овичи всем семейством в тайгу, и там, пока бабушка с невесткой деда спасали, отец Егорки показал, сунувшимся было вслед за ними манзам, почему он лучшим охотником на Амуре считался.
Село Никольское полностью выгорело, многих побили, немногие выжившие, посовещавшись, решили уходить ниже по Суйфуну к военному посту, где казаки несли службу. Овичи же отказались уходить: дед дальней дороги не факт что выдержал бы, да и детвора один другого младше, куда их по тайге таскать. Ну и самое главное, надоело им скитаться как неприкаянным.
Так и появился хутор Овичей на левом берегу Суйфуна, Егоркин отец его чуть ли не в одни руки поднял, при этом еще и охотиться успевал, полностью обеспечивая свое семейство. Дед с одной ногой уже был не ходок в тайгу, но, как чуть в себя пришел, на месте не сидел, оказывал посильную помощь сыну со строительством.
Очередные два года напряженной работы, и хутор, который впору было фортом назвать, был практически закончен.
Но заканчивать резко стало некому.
Манзов вроде как разбили и рассеяли, да только эти «рассеянные» до сих пор продолжали бесчинствовать в наших краях, занимаясь поджогами, грабежами и убийствами. Вот и тогда, летом 1869 года, влетели на подворье к Овичам казаки, да чуть ли не силком Ивана с собой забрали, в качестве проводника.
Обратно Егоркин отец уже не вернулся, казаки заехали, уведомили, что попали в засаду и он погиб. Вот только своих побитых они с собой везли, а тело Ивана там бросили. Ну да, он же не казак, мужик сиволапый, чего ради него напрягаться и тело его родным возвертать. Скажите спасибо, что хоть заехали и уведомили о его кончине.
Лучше бы не заезжали.
Улиса, мать Егора, когда услышала, что муж погиб, упала в беспамятстве, да так больше и не очнулась, за седмицу сгорела. Была она беременна на пятом месяце Егоркиным братиком, бабушка подтверждала ее слова, брат должен был родиться.
Ни матери не стало, ни брата.
Замкнулся в себе Егор, повзрослел резко. Одинандцать лет ему тогда было, а он на себя обеспечение семьи дарами тайги взвалил. И пусть большую дичь ему пока не по силам было добывать, но теми же кабанчиками, косулями и разной птицей он родных обеспечивал.
А потом, потом была неожиданная встреча с хунхузами, поспешный выстрел одного из них вслед резко сорвавшемуся в бега Егорке, падение в реку…
Из реки вынырнул уже Ягор Дайч.
Что и как тогда происходило, в памяти как-то не особо сохранилось, одна только головная боль и злость хорошо вспоминается.
Повезло мне в том, что я Шарпс тогда так и не выронил, а также в том, что бумажные патроны к нему, несмотря на купание в реке, не вымокли. Выручил меня подаренный дедом Лукой внуку деревянный и обшитый кожей подсумок, с плотно-подогнанной крышкой, воду до патронов он так и не допустил. Ну и то помогло, что память этого самого внука со мной осталась, пусть головная боль практически все собой затмевала, но в тот момент я как-то подсознательно все осознавал, не в потемках слепым бродил. Знал где нахожусь, с горем пополам понимал, что кричат хунхузы, знал, как пользоваться местной винтовкой… вот это все меня и спасло.
Сначала я, быстро выбравшись из ручья, попытался с лесом слиться, хотел под «покровом» переждать опасность, в себя чуть прийти, нормально разобраться во всем происходящем, и только тогда уже начинать какие-либо действия.
С лесом слиться получилось, но при очередном приступе головной боли — маскировочный покров с меня слетел, явив взору хунхузам, которые занимались моими поисками. Ох они и удивились, как удивился и я, поняв, что они меня видят. Удивился, но медлить не стал, сразу в бега сорвался. Забежал за кусты, там резко остановился, присел и снова попытался под «покровом» спрятаться.
Получилось.
Правда ненадолго.
Стоило бандитам мимо пробежать, как очередной приступ головной боли снова с меня маскировку сорвал, а оглянувшийся в этот момент хунхуз даже спотыкнулся от удивления, мое появление воочию увидев.
Ох он и заорал.
— Яогуай! Яогуай!
Так я новое слово на китайском узнал, почему-то оно в памяти у меня осталось, в отличие от других событий. Потом уже меня просветили о его значении, так что стало понятно, то ли нечистую силу, то ли чудовище какое тот хунхуз во мне увидел.
Он не ошибся.
Именно яогуай во мне и проснулся, такой меня злостью разобрало на этих приставучих, грязных, узкоглазых — ранее мной никогда невиданных и в то же время прекрасно знакомых персонажей. Так что с того момента я прекратил просто прятаться, начал забеги делать, кое-как подстроившись под приступы боли.
Забег. Скрыт. Боль. Покров слетает. Выстрел. Минус один хунхуз.
Забег. Торопливая перезарядка. Скрыт. Боль. Выстрел. Минус два.
С каким же кровожадным удовольствием я, слушая крики — яогуай, продолжал охоту.
Преследуя последнего участвовавшего в охоте на меня хунхуза, я в запале выскочил на их стоянку. Где с оружием в руках стояли еще двое, охраняя лошадей с поклажей и сидевших кучкой детей.
Вот этот последний бегун живо подскочил к детям, рывком выдернул первого попавшегося — девчонка оказалась — вытащил из ножен на поясе нож, поднес его к ее горлу и заорал, в панике глядя на меня:
— Яогуай! Прими жертву! Отпусти нас недостойных…
Темнота.
Чем закончилось мое противостояние с хунхузами мне потом спасенные дети рассказали. Того хунхуза, который с ума сошел и собирался в жертву девочку принести, я застрелил. Одного из сторожей умудрился, метнув в него сначала Шарпс, а следом и свой нож, прибить. Не прошли зря уроки метателя кинжалов, которые я и потом не забывал, постоянно тренируясь. Ну а второго из сторожей Гриша, паренек из пленных детей, подхватив выпавший из уже мертвой руки хунхуза «жертвенный» нож, он им последнего живого бандита довольно ловко на тот свет спровадил.
Я же, увидев, что опасности больше нет, просто вырубился.
Два дня я в полубреду провалялся, и все это время пленные дети за мной ухаживали, одновременно подтянувшихся на запах крови хищников огнем и с помощью трофейного оружия отгоняли.
Не бросили.
Дети оказались из нового поселения, которое еще даже толком отстроить не успели. Привезли их со всем скарбом и запасами на зиму на землю расположенную ровно посередине между Никольским и Раздольным — казачьим военным постом, сказали тут жить будете, ну и оставили обживаться. Пятнадцать крестьянских и два казачьих семейства должны были там осесть… не успели.
Всех их вырезала налетевшая шайка хунхузов.
Детей хунхузы, как будто специально подбирали, все они практически одного возраста оказались. Год туда-сюда, именно таких бандиты хватали и вязали. И ладно бы девочек, они немалым спросом всегда пользуются, но мальчишек чуть ли не вдвое больше нахватали. Видимо спрос и на них был, вот и спешили его удовлетворить.
Банда разделилась, одна часть, меньшая, с уже добытым через реку Суйфун переправилась и прямиком к китайской границе пошла, другая же еще куда-то направилась. Дети не знали куда, так как не зная китайского языка, о чем те говорили, вообще не понимали.
Егорка же в это время за орехами для сестер направился, очень уж те их любили, вот и решил побаловать. Орехи собирал, да так увлекся этим делом, что к нему чуть ли не вплотную успели подобраться, прежде чем он этот караван успел заметить.
Ну а дальше уже известно, что произошло.
Когда в себя пришел, головной боли, как и не бывало, только ее отголоски ощущались и сильная слабость в теле досаждала. Ну и тело, совсем мне не привычное, только еще через день более или менее с ним освоился. Как до этого умудрялся еще и за хунхузами по лесу гоняться, совсем не понимал, не в том я состоянии был.
Познакомились, девчонки и мальчишки чуть младше моего нынешнего возраста были: старший из них на два года меня младше, младшие — Егоркиной мелкой сестры ровесники.
Выслушал их историю, сам коротко рассказал, кто я и откуда… Егоркину историю. Пока валялся, было время с доступными мне «От и До» воспоминаниями паренька разобраться, переварить их и обдумать то положение, в котором оказался.
В последний год, после смерти отца и матери, Егор капитально так замкнулся в себе, стал тем еще молчуном. Что мне на руку, поначалу не трудно будет изобразить его обычное поведение. И да, обдумав все хорошо, я решил Егоркой оставаться, жить с его родными, постепенно вникая в реалии здешнего мира. Ну а на счет типа своих новых знаний и умений, сразу их решил не демонстрировать, но вот что они у меня появились, скрывать не буду. И даже, опять же опираясь на память Егора, придумал как их залегендировать.
Стоило только принять решение и определиться со своей дальнейшей жизнью, так и организм сразу на поправку пошел. И на следующее утро мы всей толпой, предварительно нагрузив м