б) из веселого пения по непонятной гармонической системе;
в) из хвастливого, но спокойного рассказа о размерах Земли, планетарном устройстве, водных ресурсах и поголовье скота.
Кольцо подливал хозяину брагу, уворачивался от поцелуйных наклонов и раскручивал Таузака по пункту в).
Охрана князя вела себя спокойно, но предстоял вынос тела, и Кольцо решил прикормить стражников. Однако Таузак бочонок из рук не выпустил, крикнул что-то грязное, и охрана разбежалась по медвежьим углам.
Тогда уж Кольцо без смущения потащил князя с помоста, и переводчик едва успевал кричать пленнику, что его с почетом провожают в гости к великому царю второй половины земли и его четырем копытам.
До берега дошли нормально. Тут стоял Ермак в полном боевом. Состоялась встреча Восток-Запад на уровне копыт. Пир продолжился на травке, и вскоре Таузак лежал, готовый к упаковке и погрузке. Ермак, Кольцо и остальные паны-атаманы обсудили полученные сведения, оценили их как достаточные и решили судьбу Таузака. Резолюцию сформулировал Боронбош:
— Да хден таких кдязей! Од дам всю бдагу педепьет!
Убивать Таузака не стали, и нежно отнесли обратно на помост вопреки двум главным правилам Голливуда...
Объясню эти правила, чтобы вы отдохнули пока от наплыва густой сибирской экзотики. Правила эти простые, они базируются на русском театральном законе «О неизбежности выстрела из ружья, висящего на стене в первом акте пьесы» и глобальной аксиоме о том, то «История учит, что она ничему не учит». Голливуд эти достижения разума переработал так.
1. Никогда не оставляй у себя за спиной брошенного, даже поломанного оружия.
2. Всегда добивай поверженного противника, — это то же оставленное оружие, только еще страшнее.
Однако на экране Голливудские правила всегда игнорируются. Оружие всегда оставляется. Гады нокаутированные не режутся. Потом они встают при счете «девять!», быстро разгибают погнутый ствол и стреляют дебильному герою в спину.
Вот так и поступили в очередной раз кольцевые братья. Прошлый случай с Василием Перепелицыным, надеюсь, вам еще памятен. А впрочем, не только простые казаки совершают стратегические ошибки. Вот же и царь Иван Васильевич, прокололся с курлятьевским языком. Да что там, царь! Сам советник его Мелкои везде сущий, тоже не просчитал перспективы! Простим же Ермаку гуманизм недорезанный.
Итак, эскадра продолжила медленный сплав по течению. А в похмельном Алашлыке события полетели стремительно. Едва мачта последнего струга затерялась среди прибрежных хвойных верхушек, как Повелитель Неба и Воды, он же — Правое Переднее Копыто (ППК) восстал из мертвых. Вернее, — восстало.
Таузак открыл сначала один глаз, увидел сквозь мех, что над ним нет никого, кроме неба. Открыл второй глаз, развел глаза в разные стороны. Тоже чисто. Перевернулся на живот. Не бьют! Вскочил на копыта, завизжал на всю Сибирь. И сразу сбежалась глупая охрана, из хижин выскочили местные жители с простым, но надежным метательным оружием. А вот и коней привели. Маленьких таких, типа нашего Конька-горбунка. Только не калек. Таузак в три подскока оказался на спине волшебного животного. Два его офицера тоже взлетели в седла, ну, не в седла, конечно, а на попоны кожаные, — и понеслись вперед неожиданно быстро, как на мотоциклах. Таузак в окружении пеших воинов чинно потрусил по едва заметной дороге в неизвестном направлении. Правое Переднее Копыто спешило воссоединиться с Верховным своим Конем.
Все-таки, неспешны сибирские реки! Пока господа оккупанты наслаждались водной гладью, князь Таузак успел доехать до осеннего царского кочевья, красочно доложить ему о «движении на Сибирь неведомых бледнолицых людей», скромно описать схватку своего отряда с неисчислимым рогатым войском, возблагодарить предков за чудесное избавление от коварного пленения, и посоветовать царю рвать когти, куда пожелает.
Кучум таких диковин сроду не видал, и посмотреть на европейский зверинец ему было охота. Царь выслал на перехват Ермака конный отряд своего младшего сына, царевича Маметкула. Маметка погнал табун к урочищу Бабасан. Здесь по иронии судьбы замкнулось извечное речное кольцо, но на новом уровне развития. Тобол у Бабасана проделывал в те времена точно такой же фокус, как и Волга у Самары. Так что, Пан, Богдан, Кольцо Иван и Ермак с ними напоролись на то, за что довольно долго цеплялись и боролись. Едва Тобол завалился влево в крутом вираже, а суда вынесло к берегу, как из рощицы на Бабасанском полуострове выскочили конные лучники и прямо с коней произвели залп. Стрелы неприятно замусорили воду вокруг стругов. Одна воткнулась в мачту Ермака, другая пробила парусину птичьей клетки. Ермак рассердился. Рявкнул команду. Стали заряжать стволы, разжигать фитили. Но всадников и след простыл. Они теперь высовывали из-за елок любопытные лошадиные морды.
Казаки не понимали, что перед ними кольцо a-la' Samara'. Вода уходила влево, и хотелось свернуть вместе с ней с опасного пути. Это было бы плохо. Люди Маметкула зашли бы со спины, вторая часть отряда уже караулила на обратной стороне Бабасана. А еще несколько десятков лодок с лучниками и копьеметчиками дожидались в заводях за поворотом. Правда, всего татар и двух сотен не набиралось, и наши восемьсот удальцов имели-таки численное преимущество, однако, схватка на воде — дело опасное, неверное, — как хулиганство в речном ресторане. Могло получиться совсем плохо.
Но тут раздался нечеловеческий рев. Стрела попала в нос Боронбошу. И это хорошо еще, что у Боронбоша носа-то, как такового не было, и стрела спицей проткнула повязку, не зацепив даже губы. Но гнев запорожца был безмерен! Богдана пронзила фантомная боль, казалось, покойный нос взывает об отмщении! А если бы нос был золотой? Или серебряный, как обещал Иван Кольцо? Где тут, в диком краю восполнишь утрату тонкого протезного изделия? Богдан рассвирепел и прыгнул за борт с кривой турецкой саблей.
Тогда уж и Ермак, обиженный за клетку, скомандовал причалить и строиться. Собственно, в построении нуждались только немецкие аркебузники да шведские пищальники, а наши просто вывалили на берег и присели за кустами в полной боевой готовности.
Надо сказать, что до сего момента сибирские просторы не оглашались ружейными выстрелами. В самой России пороховая благодать присутствовала со времен взятия Москвы Тохтамышем в 1381 году. Тогда московские стены впервые огласились несколькими выстрелами «тюфяка». Но двухсотлетний юбилей огнестрельного просвещения в Сибири отмечать явно не собирались. Поэтому, когда эскадроны Маметкула борзо выскочили из лесу, чтобы посечь да раздеть чужеземцев, случился незапланированный обряд огненного крещения. Шведы так жахнули вдоль строя, а немцы так добавили из-за кустов, что наивные сибирские коньки просто впали в прострацию. Не разъяснил им царствующий Конь опасностей взрослой жизни. Короче, после первой атаки, коням очень не хотелось идти во вторую и третью. А пришлось. Безумные всадники еще и еще гнали несчастных животных в адский огонь и под привычные, но тоже безжалостные стрелы.
Основные силы Маметкула — кавалерийские части — полегли все. Это был шок. Потом начался «артишок». Артиллеристы Ермака в несколько залпов так сотрясли округу, что люди царевича стремглав бросились в ставку батьки Кучума доложить о пришествии Большого Беса. Ну, или, кто там у них на его месте значился.
Наши конкистадоры не стали преследовать бегущих, собрали стрелы, спокойно сели на корабли и поплыли по Бабасанскому кольцу. Когда оно свернулось по-самарски, Боронбош закончил перевязку бывшего носа и философски заметил:
— Тоже богли дам петлю даладить.
Глава 211581Устье Туры — ИртышНе до птиц
Дальше пошли двумя колоннами. Кольцо вел основной речной караван. Впереди него, в ста саженях плыл струг Порфирия и Боронбоша, ощетиненный аркебузами. Ермак шел пешком по берегу со шведами. Тоже пищали у них были заряжены, и фитили дымились в особых лампадках. Пехотная колонна на правом берегу была необходима для прикрытия, потому что всадники Маметкула не отставали. Они выскакивали иногда из перелесков, стреляли с седла наугад и ныряли обратно в зеленку.
По мере продвижения у Ермака обострилось понимание того, что одними прогулками по заповеднику тут дело не кончится. Дойдя до цели путешествия, войско попадет в сложную ситуацию. Уже октябрь. Холодно. (Вы не забыли, конечно, что октябрь времен Ермака наполовину совпадает с нашим ноябрем? Штурм Зимнего и взятие сибирской столицы 25 октября — это же наше любимое 7 ноября! — прощальный праздник отморозков). Скоро утреннее обледенение сменится непрерывным морозом, сплошным льдом. Вода в теплом Тоболе уже заметно похолодела. Если не повернуть назад в ближайшую неделю, то реки могут замерзнуть очень не кстати.
Получалось одно из двух.
Или срочно ловить Птицу, бросать половину каравана и налегке спешить к царю-батюшке. Или искать теплое местечко. Захватывать улус какой-нибудь, строить собственный городок. Но на семь с лишним сотен народу зимних квартир не напасешься! Было от чего снять шлем и чесать буйну голову. Если не сказать, — репу.
В общем, решения не было. Оставалось уповать на Бога.
5 октября со струга Святого Порфирия закричали. Что-то происходило за поворотом реки. Оказалось, — ничего необычного. Никакого падения каменных скрижалей с полезными советами. Просто впереди была уже не одна река, а две. Справа в Тобол вливался широкий поток ледяной воды. Он хоть и не изменял, не сбивал направление Тобола, но был шире, втрое полноводнее, темнее, страшнее, и потому перехватывал имя реки на себя. «Иртыш!» — торжественно сказал местный товарищ. Цель была достигнута. Причалили к левому берегу, чтобы не смущать Маметкула и его кавалеров.
Ну, и где же тут остров Буян? Казаки рыскали вокруг да около. Ни острова, ни Дуба, ни Птицы не обнаруживалось.
Все бред. Воспаленные видения хворого монарха, отмазка долбаной ведьмы.