Следующим читателем московских и питерских казенных библиотек стал царевич Павел Петрович. Сын Великой Екатерины до 40 с лишним лет маялся в наследниках и полюбил мистику всей душой. Насмотревшись на ужасы Французской Революции, он каких только сеансов не затевал, чтобы избавиться от удушающей скуки и смертельной предопределенности. Но вот Павел стал императором. К концу 1800 года самый надежный его человек, генералиссимус Суворов полностью разобрался с картами Альпийских гор, что-то писал, отвечал императору о горных гнездах, уединенных замках и проч. И за что-то Павел на Суворова осерчал. И когда на обратном пути из Европы Суворов скоропостижно и непостижимо скончался, Павел отправил казачью армию с Дона на Индию. Снова ставилась задача завоевания земель, снова что-то искал государь в краю далеком. Бабы для рецепта у него имелись. Княгиня Гагарина готова была с Павлом на край света. Но получилось неудачно. Без Гагариной и сразу на тот свет. Кому-то очень не понравились последние движения императора Павла.
Но Романовы не успокаивались. Александр Павлович после убийства отца лично сжег содержимое его шкатулки. Все документы о престолонаследии, о планах и перспективах полетели в камин Михайловского замка. Но, видно, не все.
Хмурой осенью 1825 года император простился с питерскими друзьями, уехал в Таганрог, оставил там хворую жену, съездил в казакам в Новочеркасск, потом завернул в Крым и прямо говорил провожатым, что ищет, куда «переселиться навсегда». Крым, видимо, не подошел. Потом случилась скоропостижная смерть государя, гроб его без вскрытия проследовал в Питер, вызвал восстание декабристов, исчез под плитами Петропавловского собора. А в Сибири, в самых птичьих местах, объявился человек с простым русским именем Федор Козьмич. Похож, говорят, был на императора, как две капли воды, и отличался только невиданным смирением, благочестием, добротой и долгожительством.
Так что, по уверениям красных следопытов, по крайне мере еще один раз идея покаянного ухода с беспокойной работы во спасение души восторжествовала.
Эпилог III1584-1862ДонПо заслугам
31 августа 1584 года была написана в Москве грамота Войску Донскому от царя Феодора Иоанновича. В грамоте объявлялось, что к Азовскому паше послан для переговоров Борис Петрович Благово, и чтоб казаки проводили его до Азова под белы ручки, а то он дороги не знает. А сами «...жили бы смирно и задору никотораго азовским людям не чинили», и чтобы позволили азовским туркам ловить рыбу вверх по реке, рубить там дрова и вообще устраиваться на Дону по-хозяйски. Кроме того, запрещалось казакам ходить на крымцев, требовалось, чтобы жили с Крымским ханом в мире. Еще приказывал царь донским казакам «составить список поименно, кто и где атаман, сколько с ним казаков, и список этот отдать тому же Благово, когда назад поедет. И за это царь Московский послал казакам свое жалованье: селитру для пороха и свинец. И на будущее время обещал дарить казаков таким же своим царским жалованьем».
Вот чудак! На кого же этот свинец тратить?
И кто-то будет спорить, что Федя Иваныч был у нас не дебил?
«Такой неравноценный обмен исконных казачьих прав на сомнительное московское жалованье вызвал глухой ропот в станицах, — до сих пор вздыхают на Дону, — казачьи набеги на Азов продолжались», Итак, живые получили по заслугам.
Мертвым досталось еще больше.
Именем Ермака сейчас названы сразу две улицы и главная площадь бывшей казачьей столицы Новочеркасска. Атаман стоит на этой площади, отлитый из бронзы. Фигурой и выражением лица металлический колосс совсем не похож на прижизненный портрет Ермошки-разбойника с саблей и коротким копьем. В руках «медный странник» держит царево знамя и копию Шапки Мономаха, под которую любезно приглашает искерских туземцев. Но меховых изделий в Сибири и без московских подарков навалом. Поэтому городов, площадей и улиц, названных там в честь наших братишек, автору не известно.
А памятники есть!
Один в Иркутске стоит на берегу Ангары. Его установка стопроцентно подтверждает нашу гипотезу о благополучном уходе атамана далеко на восток от места предполагаемой гибели.
Но сторонники классической теории не сдаются! На берегу Иртыша у Тобольска, в неправильно обозначенном месте «утопления Ермака» в 1838 году они поставили соответствующий монумент. Времена были консервативные, и скульптор не осилил разместить статую хоть по колено в воде. Если бы мне поручили увековечить память земляка чем-нибудь более вещественным, чем эти строки, я отлил бы его из чугуна и поставил метрах в сорока от берега. На воде, — чтобы сибирские сепаратисты не добрались, из чугуна — чтобы сборщики цветмета не беспокоили. У меня Ермак был бы показан в борьбе с вязанкой брони. Этакий Лаокоон. Кольцо и Боронбош вполне могли бы дополнить экспозицию до богатырской тройки.
В группу Ермака уже помещали. Когда в 1862 к юбилею капитуляции перед варягами в Новгороде созидали монумент «1000-летие России», Ермак оказался одним из 109 лучших русских людей за всю ее историю! Барельеф Тимофеича поместили на цоколе памятника среди церковных и военных генералов и т.п.
Я считаю, это очень заслуженно! Не забыли-таки героя. Сейчас его шансы попасть в стодевятку были бы близки к нулю. Представьте себе, что наша Дума голосует список лучших россиян! Вот был бы кайф увидеть это кино. Нет, не кайф, — именно, цимес! Тут уж точно Ермака бы забаллотировали! Из всех героев Сибирской конкисты я только на Яшку Биркина поставлю ярмачок, да и то, не золотой — медный.
Эпилог IV1586СамараРазорванное кольцо
В 1586 году через пару лет после наших событий в устье речки Самары, там, где Иван Кольцо выпасал своих чаек, было основано первое оседлое поселение.
Дул ли при этом свежий низовой ветерок? Строилась ли в уютном месте волжская Тмутаракань — воровской рай со скупкой краденого и зинданами для заложников? Или, наоборот, с багровым норд-остом государевы люди спешили занять опустевшее гнездо и населить выгодный район в казенных целях? — нам не узнать.
Известно только, что ровно сто лет прошло от первого вбитого гвоздя до обретения городком и рекой имени доброй самаритянки — чуждой женщины, обратившейся ко Христу.
Очень удивились бы Иван, Богдан, Никита Пан и Ермолай Тимофеевич, что именно так потомки оценили их уход с рыбного места.
Эпилог V1870КавказНе будь помянут
А самый титулованный наш персонаж удостоился еще большей чести! Когда в 1870 году русские оккупационные власти на Кавказе озаботились наименованием главного опорного пункта на берегу реки Терек, им долго ничего не приходило в голову. Что-то мешало, низко гудело в атмосфере, гоготало эхом в кривых каменистых улочках. В головах генералов плавал обычный багровый туман. Наконец, в середине апреля астральные силы отвлеклись от этого места событием вселенского масштаба. В районе самарского Кольца сгустилась мистическая субстанция, и случилось очередное непорочное рождество. Багровый туман переместился туда, чтобы наставить новорожденного мессию на путь истинный, а в кавказских аулах и фортах зазеленела травка, заблестело солнышко, ласточка запищала под стрехой, и пастухи стали замечать среди овечьих следов странные отпечатки, чем-то смущавшие следопытов.
Вскоре, перед очередным совещанием у генерал-губернатора, когда не оставалось времени на раздумья и следовало незамедлительно подготовить к высочайшему утверждению проект устройства крепостей и гарнизонов, случилось неопознанное явление природы. Генерал-губернатор сидел за столом в безнадежных раздумьях, как вдруг за спиной у него что-то процокало, и поросячий голосок хрюкнул:
— Да назови ты, брат, эту крепость в честь нашего грозного государя.
— Павловск, что ли? Или Николаев? — не удивился ничейному голосу военный.
— Да нет! Павловски с Николаевыми на Руси в избытке имеются. Назови крепость «Грозный»! Это нам с тобой очень полезно будет!
— Ну, как-то неудобно, соблаговолит ли государь присвоить столь одиозное имя… — А ты напиши, что «Грозный» — это просто звучное прилагательное, типа «сильный», «борзый», «крутой». А истинный смысл уж мы с тобой, голубчик, утаим пока? Ведь верно? Ты же генерал-лейтенантских эполет желаешь? Вот и обрящешь.
Явление исчезло, решение было принято.
С тех пор имя «Грозный» присутствует на российской карте. И покуда оно действует, тень великого безумца не устанет витать над этой страной, проклятие его будет багровым туманом стелиться в горных ущельях юга и столичных улицах севера.
Эпилог VI1917-2003Тобольск, Екатеринбург, МоскваПоследняя попытка
Жил был на Руси второй последний царь. Второй был его номер, последним он числился по хиромантическим признакам. Нужно было кем-то завершить безнадежную Вторую династию, вот его и назначили. Так что, дергаться этому нашему Николаю, второму и последнему, не приходилось. Как ни крути, а время его пришло. Вернее, — прошло. Никакая небесная нить его на троне не удерживала. И вот уж кому из наших надзирателей полезно было в схиму откинуться. Но он все не решался на побег, тянул свои две десятки. Фантазии не хватало. Совсем нерусский был.
Тогда кураторы из соответствующих сфер вынуждены были снова посетить Русь. Большой занялся телом страны, а Мелкий — ее главой в отдельности.
И вот же черт! С первой встречи с царем на Ходынском поле, МБ понял, что его подопечный труслив до икоты. И трусит он не Мелкого Беса, что было бы естественным, а собственного народа русского. Патологический случай получился — странная смесь атеизма с мистицизмом. Пришлось Мелкому подключать к царю именно русского мужика, а самому убираться в Европу, там следующий пациент вызревал.
Мужика подобрали удачного, исконно русской породы. Если соединить вместе бражные, блудные и разгульные свойства Ермаковой команды времен Самарского кольца, то нечто подобное и получалось.