[93]. В апреле 1624 года, за полгода до своей смерти, Бёме прямо-таки утверждает: »Час Реформации наступил»[94].
И ради этих нескольких людей, которых он хотел вести навстречу Реформации — эпохе Лилии — и которых он несомненно уже знал к моменту написания своей первой книги, сапожник меняет шило на перо. Им, которых он именует теперь «Христовыми братьями», отныне посвящена его писательская служба. (О Бёме не следует говорить как о «наставнике душ» с тем, чтобы не создалось впечатление, что он рассчитывал узурпировать власть «уполномоченных служителей Слова».) В выше цитированном письме от декабря 1622 года, адресованном неизвестному лицу, находятся слова: «Я оставил мое ремесло ради того, чтобы служить в призвании Богу и моим братьям»[95].
Поскольку есть такие «богобоязненные сердца, для которых их христианство все еще серьезное дело», Бёме не может отказаться от своей миссии. «Неужели же Бог дал мне это с тем, чтобы я заткнул его под скамью или же закопал в землю?» А потому становится ясно, что Бёме не сторожил свой «мемориал» с мучительным тщанием, но поставил его как свечу на подсвечник. Нужно только добавить, что он никогда не расхваливал свои книги и не рекомендовал их в качестве универсального учебника истины для каждого. В равной мере он не был озабочен вербовкой единомышленников. Он, скорее, выжидал, когда к нему придут вопрошающие, а читатели его манускриптов потребуют дальнейших разъяснений. Бёме никогда не считал себя автором, пишущим для церковной паствы, которая неплохо чувствовала себя под руководством старшего пастора Грегора Рихтера. Поэтому он писал для малого круга — для тех, кто пошел по пути следования Христу и кто жаждал познания глубин бытия. По его убеждению, эти люди располагали предпосылками, которые Бёме считал необходимыми для читателей своих книг. Речь, таким образом, идет о своего рода герменевтическом принципе, о таком понимании учения, при котором ни принципы философии и филологии, ни уровень внешнего знания человека не могли играть решающей роли. Поэтому ни «партийные умники, ни писатели лжи» не производили на него ни малейшего впечатления, хотя сапожник с уважением говорит о «докторах», которым он не приписывает какой-либо вины. Он не компетентен в их искусстве, его «талант» — иного рода. «Да, дорогой читатель, — читаем мы в заключении «Утренней зари», — я понимаю мнение астрологов, так называемых астрономов. Я прочел пару строк в их писаниях и хорошо знаю, что они описывают движение Солнца и звезд, — то есть картина мира Коперника ему вовсе не чужда[96],— и я не презираю этого, но считаю в основном полезным и правильным. Что касается того, что о некоторых вещах я сужу иначе, то я делаю это не по произволу или сомнению в том, что все протекает согласно их учениям… Но я свое знание получаю не от изучения… я вижу Врата Божьи в моем духе, и поэтому я хочу писать сообразно моему видению, не сверяясь с авторитетом какого-либо человека»[97].
Из этих слов становится ясно, что «наивный» сапожник хорошо понимал разницу между предпосылками познания популярных естественных наук и своим собственным способом видения. Бёме было ясно, почему он имеет право не опираться на «авторитет какого либо человека», поэтому он рассчитывал на свой собственный авторитет, полагаясь на свое «познание Духа». Бёме пишет свои книги исходя из такого самопонимания. Следует помнить об этом, читая следующие строки: «Титул «Утренняя заря в восхождении» — это мистериальная тайна, которая сокрыта от мудрых этого мира, — тайна, которую они в ближайшем будущем должны пережить. Тем же, которые читают эту книгу в простоте и с жаждой Святого Духа, которые свою надежду полагают только в одном Боге, она не будет тайной, но открытым знанием»[98].
Тем самым автор требует, чтобы читатель, желающий постичь смысл книги, руководствовался тем же принципом, которым руководствовался он сам при написании книги. Базовое правило герменевтики формулируется так: книги, созданные на путях воображения, оцениваются сообразно своему существу, в соответствии с необходимыми предпосылками. Бёме пишет об этом так: «Я хочу дружески предупредить читателя уже во введении о большой тайне: если он не понимает описанных вещей, но очень хотел бы понять, пусть просит Бога о Его Святом Духе, чтобы просветил его. А без такого просвещения нельзя понять эту тайну, ибо в душе человека есть крепкий замок, который следует открыть; сделать это не может ни один человек, а только Святой Дух»[99]. В девяти текстах, которые Бёме объединил в одном томе «Путь ко Христу» и который получил латинское название «Christosophia», путь духовного обучения, каким он открылся ему, описан подробнее.
Гравюра на меди. Титульный лист одиннадцатитомного полного издания 1730 года
Итак, кому же писал гёрлицкий сапожник? Ответ будет таким: «нищим духом», тем, которых Иисус в «Нагорной проповеди» называет блаженными (Мтф. 5). Простецов он увещевал видеть в разладе двух душ необходимость единства, стремиться к самоосуществлению в целостности. «Для тех, кто наперед понимает и знает все и тем не менее ничего, для них я ничего не писал, потому что они уже сыты и умны, но я писал для таких же простых, как и я сам, с тем, чтобы я мог возрадоваться вместе с подобными мне»[100]. Якоб Бёме предлагает читателям своих книг общность в духе, которая выходит за пределы времени и пространства. «Я я хочу сказать, что не рассматриваю свои писания как принадлежащие большому мастеру, и не искусство следует искать в них, но целеустремленность и усердие сердца, которое жаждет Бога»[101].
Какова же судьба писаний Бёме? Книгам Якоба Бёме была уготована благоприятная судьба. Большая часть его трудов была написана во время Тридцатилетней войны; все работы, за исключением одной («Путь ко Христу»), первоначально распространялись только в списках, и можно лишь изумляться тому, что наследие Бёме дошло до наших дней в его нынешней завершенности.
В полном издании Бёме 1730 года помещен «Каталог оригинальных рукописей и первых копий полного собрания писаний покойного Якоба Бёме»[102] — издатель Бёме Иоганн Вильгельм Юберфельд не поленился представить своим читателям детальный отчет о тех литературных источниках, на основе которых осуществлено избрание и оформление текстов. Подобным же образом поступил Иоганн Георг Гихтель, которому в существенной мере обязано своим появлением первое издание 1682 года. В нем говорится: «Вскоре после смерти автора некоторые из его рукописей по промыслу Божию попали в Амстердам к набожному и простому купцу Абрахаму Вилемсу ван Бейерланду, и он воспламенился ими и уже не покладал рук, чтобы собрать и остальные, тем более что к тому моменту он смог найти некоторых оставшихся в живых друзей покойного Якоба Бёме, а равно и знатных людей из докторов, с которыми он установил ради этих книг письменную корреспонденцию и притом не жалел никаких денег (когда представлялась возможность что-либо приобрести) на покупки, и ему помогал Бог»[103]. В наши дни Вернер Будекке, во-первых, проверил традиционные данные относительно публикаций до 1730 года, во-вторых, изучил все следы литературного наследия Бёме на протяжении двух последних столетий.
Конец книги «Утренняя заря в восхождении»; лист из книги «Theosophia revelata»
В то время как первый труд Бёме — «Утренняя заря» — получил хождение в виде списков, оригинал этой работы был конфискован гёрлицким магистратом летом 1613 года и по 1641 год находился на хранении в городской ратуше. 26 ноября этого года тогдашний бургомистр Пауль Сципио передал рукопись книги саксонскому ха- усмаршалу Георгу фон Пфлуген ауф Постерштайну, «из рук которого в следующем году она поступила посредством Генриха Пруниуса к усопшему г-ну Бейерланду в Амстердаме». Первые подлинные и сверенные с оригиналами копии сохранял тот самый Карл Эндер фон Серха ауф Леопольдсхайн, благодаря которому «Утренняя заря» была первоначально списана и распространена. Издатель сообщает, как он вел себя, чтобы по возможности быстрее выйти на только еще создаваемые работы Бёме. «Эти братья Христовы, как только два или три листа собственной рукописи автора были готовы, списывали их и посылали другим лицам, которые делали подобную же работу»[104]. Среди этих «копиистов» — сборщик налогов Христиан Бернхард фон Саган, «молодой человек», которого мы встречаем неоднократно в списке адресатов, названный специально и представленный в качестве «корреспондента Я. Бёме».
Титульный лист из полного собрания сочинений Бёме.
1682
От большей части оригинальных манускриптов сохранилось по две или три копии, в общем более сотни. Наиболее надежными считаются те из них, которые принадлежат Христиану Бернхарду и Михаэлю Ендеру. Лбрахам Вилемс ван Бейерланд может заслуженно гордиться тем, что он в итоге своей «в высшей степени добросовестной работы» (В. Будекке) по удостоверению наследия Бёме собрал рукописи, тщательно сравнил некоторые разночтения, перевел почти все тексты и издал их за собственный счет. В то время как на родине Бёме разворачивался спор между теологами и приверженцами Бёме, в Голландии была создана основа для издания и распространения его наследия. Помимо публикации отдельных текстов, которую осуществил в 1658–1678 годах Генрих Бетке, в Голландии было подготовлено первое полное издание Бёме на немецком — предприятие, которым руководил регенсбургский адвокат Иоганн Георг Гихтель. Начиная с 1682 года, издается собрание в пятнадцати небольших томиках размером в восьмую долю листа «Все теософские труды блаженного высокоученого Якоба Бёме, тевтонского философа». В последующие годы появляются другие оригинальные тексты. В наследии, оставленном шведским агентом в Амстердаме Михаэлем ле Блонсом своему другу Бейерланду, обнаруживаются многочисленные письма Бёме. Для второго издания (1715) И. В. Юберфельд и И. О. Глюзинг используют, однако, не оригиналы рукописей, но первое издание Гихтеля — факсимильный экземпляр. Существенное улучшение было сделано при третьем издании 1730 года, которое было осуществлено полностью Юберфельдом. Впрочем, стилистические особенности, присущие Бёме, в целях большей ясности не были сохранены. Однако была достигнута максимальная надежность и точность текста. При оформлении издатель ориентировался на авторские рукописи, он же снабдил труд обильными биографическими, библиографическими приложениями, а также обширными справочными данными. Более поздние издания, скажем Шиблера, повторяли издание 1730 года. На его основе Август Фауст и после него Вилл-Эрих Пойкерт предприняли факсимильное издание «Theosophia revelata» («