[3].
Исследователь, действующий сообразно с изложенными принципами, должен вглядываться в сердце вещей. Он не противостоит пассивному объекту, некоему Оно, но, скорее, некоему Ты в смысле Мартина Бубера.
Во вторую, или Полную, Реформацию в начале XVII века включаются еще и те, кто выступил под знаком розенкрейцеров. Вдохновителем розенкрейцеров считают Христиана Розенкрейца (1378–1484), фигуру исторически не достоверную. Бросается в глаза то обстоятельство, что писания этого ордена появляются как раз тогда, когда был обвинен за свои коперниковские воззрения Галилей (1616), а в 1613 году получила хождение «Утренняя заря в восхождении». В 1614 году, когда голландская колония Новый Амстердам была основана там, где сегодня стоит Нью-Йорк, у Вильгельма Весселя в Касселе появляется анонимная публикация немецкого перевода «Всеобщей и Полной Реформации всего обширного мира» — фрагмент из труда Траяно Боккалини (1555–1613), а также «Fama Fraternitatis, или Открытие Братства достохвальных розенкрейцеров всем главам, сословиям и ученым Европы». Год спустя это же издательство выпускает «Confessio Fraternitatis» — второй текст розенкрейцеров. Еще год спустя Лазарь Цецнер в Страсбурге издает третью книгу розенкрейцеров «Химическая свадьба: Христиан Розенкрейц, год 1459». Рукописная версия этой книги была к тому времени уже известна. Автором ее считается швабский богослов и эрудит Иоганн Валентин Андреа (1586–1654).
Розенкрейцеры и пансофисты едины в том, что труд Реформации должен быть распространен и на познание космоса. В XIX веке Карл Маркс призывал к единению пролетариев; авторы и распространители первых розенкрейцеровских книг были озабочены тем, чтобы объединить всех своих единомышленников в орден, собрать тех, кто, отказавшись от вероисповедания церкви, стремился к всеохватному само- и миропознанию. Это учение должно было оказать влияние на культурную и общественную жизнь. (Столетием раньше, в 1516 году, Томас Мор издал свою «Утопию», которой следовали в своих проектах государства в XVII веке Томмазо Кампанелла и Френсис Бэкон.) Тот значительный успех, который пришелся на долю Андреа, показывает, насколько велика была потребность в такого рода литературе в первые два десятилетия XVII века. Как раз в это время силезский сапожник заставил говорить о себе. Имя его — Якоб Бёме. Один из его современников почтительно называл его Philosophus tevtonicas — «тевтонский философ», другие же остерегались его как опасного еретика.
Титульный лист книги розенкрейцеров «Химическая свадьба». 1616
То, что калабрийский аббат Иоахим фон Фиоре еще в пору высокого средневековья пророчески возвестил как наступление царства Святого Духа, кажется, прокладывает себе путь в XVII столетии, когда появление кометы (1604–1606) возбудило умы многих и апокалипсические пророчества наводили страхи. А Якоб Бёме возвещает восход Утренней зари. Надежда, которую для розенкрейцеров олицетворяла Роза, виделась Бёме как расцветающая Лилия: »Лилия расцветает над горами и долами, во всех странах Земли. Тот, кто ищет, обрящет. Аминь»[4].
«Пчелы» (розенкрейцеры) слетаются роем на розовый крест. Из книги Роберта Флудда «Summum Вопит». Франкфурт-на-Майне. 1626
Жизненный путь Якоба Бёме
«Его внешность была проста: немощный, маленького роста, с низким лбом, высокими висками, слегка кривым носом, с серо-голубыми, почти небесного цвета, блестящими глазами, подобными окнам в храме Соломона, короткой и жидкой бородкой, негромким голосом, но благородной речью, он был умерен в жестах, скромен в словах, терпелив при переменах, вынослив в страданиях, мягок сердцем»[5]. Так описывает «высокоодаренного немецкого чудо-человека» Якоба Бёме Абрахам фон Франкенберг. До нас не дошло ни одного прижизненного изображения Бёме. Сведения о его жизни также весьма скудны. Франкенберг, ученик и друг теософа, написал «основательные и подлинные известия о жизни и смерти почившего в Боге Якоба Бёме». Вместе с другими биографическими заметками издание этого текста было приурочено к изданию трудов Бёме, вышедшему в 1730 году. Ряд автобиографических заметок можно найти в разрозненной форме в книгах Бёме. Они находятся прежде всего в «Теософских посланиях», адресованных вопрошающим и друзьям, поэтому тот, кто хочет узнать Бёме, должен искать сведения в его трудах. Внешние обстоятельства его жизни говорят слишком мало. В этом смысле следует понимать и слова Франкенберга: «Его дух, вознесенный Богом превыше всякой природы, и его совершенно внятная, чисто немецкая манера речи могут быть испытаны и поняты в божественном свете на основе его подлинных писаний».
Ландшафт а Силезии. На заднем плане — горы
Якоб Бёме родился в 1575 году в Альт-Зайденберге, лежащем южнее Гёрлица вблизи границы Богемии. Не представляется возможным установить точную дату его рождения. Его отца Якоба и его мать Урсулу Франкенберг характеризует как «бедных и незначительных крестьян добротного немецкого покроя». Однако Рихард Ехт доказал, что семья была отнюдь не бедной: «она располагала 16-ю рутами земли, что составляет 35 гектаров. В церкви Зайденберга Якоб Бёме-старший записан в качестве «церковного отца» (служителя церкви) в числе прочих пастырей и вспомоществователей Божьего дома. Таким «церковным отцом» был уже дед Бёме — Амброзиус. По-видимому, семья Бёме издавна проживала в этих местах. Хотя непосредственные предки могут быть удостоверены только с середины XVI века, известно, что некий Ганс Бёме жил в Альт-Зайденберге уже в начале XIV века. Эта фамилия в различных вариантах встречается в силезском Лаузице. Более существенным представляется свидетельство, согласно которому в Силезии и Лаузице находили себе слушателей проповедники покаяния и приверженцы мистических учений, возвещавших наступление Тысячелетнего Царства Божия. «Я думаю, что в Силезии часто возникали социальные предпосылки к тому, что простые люди начинали именовать себя пророками покаяния и предсказателями близкого Конца»[6],— пишет Вилл-Эрих Пойкерт, силезский этнограф и биограф Бёме.
Приверженцы мистической набожности, в частности последователи дворянина Каспара фон Швенкфельда, принадлежащего лигницкому кружку, ожидали от подлинной Реформации всеохватывающего духовного обновления и все более и более дистанцировались от «церкви каменщиков», поскольку они полагались на то, что их наставит божественный свет библейского слова. Равно и лютеранский пастор из Чопа Валентин Вайгель считал себя служителем «духовной церкви», в которой Христа можно обрести «без книг и Писания»[7]. Важно отметить и то, что во времена Бёме Силезия была местом действия учеников Парацельса. Здесь, в Гёрлице, копировались труды Парацельса. Бартоломеус Скультетус, бургомистр Гёрлица, ученый, считался его последователем. Пойкерт конечно прав, когда говорит об «атмосфере пансофизма и влиянии Парацельса» касательно тех лет. В этой атмосфере Бёме жил и творил. Нет нужды говорить, что человек, которого уже современники называли «тевтонским философом», не может быть истолкован, если мы будем знать лишь о его ближайшем окружении.
Родители видели, что слабое сложение сына не позволит ему зарабатывать хлеб насущный трудами крестьянина, поэтому они выбрали ему ремесло. Сначала они послали Якоба в деревенскую школу в Зайденберге. А до того как они смогли отдать его сапожнику в ученики, мальчик время от времени должен был пасти скот. «В пору его пастушества с ним случилось следующее происшествие. (Он сам рассказал мне об этом и показал место, где все произошло.) Однажды около полудня он отстал от других мальчиков и на вершине не очень удаленной горы Ландескроне нашел вход — подобие дверей, образованных сросшимися красными валунами. Неискушенный мальчик вошел внутрь и натолкнулся на большую кадку с деньгами. Он испытал необъяснимый ужас и ушел оттуда, ничего не взяв. Спустя некоторое время он в компании других пастухов вновь поднимался туда, но входа уже не нашел…»[8]
Можно спорить о том, в какой мере это сообщение Франкенберга соответствует историческим обстоятельствам. Франкенберг разглядел здесь «подготовку к духовному восшествию в сокрытую сокровищницу божественной и природной мудрости». И все же этот эпизод достаточно выразителен: пещера, таинственная кадка, которая пробуждает у мальчика не алчность, но ужас, напоминают обстоятельства инициации, во время которой у человека открывается ирреальное зрение. Эта интерпретация не исключает собственно реальных подробностей происшедшего. То, что переживания этого рода встречаются и в наше время, подтверждает психолог подсознательной глубины К. Г. Юнг, которому в детстве случилось пережить нечто подобное в форме потрясшего его сна. Юнг назвал это «посвящением в царство Темного»[9]. В случае Бёме можно сказать: «посвящение в царство Глубины». Об этой таинственной глубине Бёме неоднократно свидетельствует уже в первой своей книге »Этой глубины не может измерить никакая тварь»[10].
Мастерская сапожника. Гравюра на дереве Ёста Аммана.
стихи — Ганса Сакса
Еще один исключительный случай, который произошел уже в годы обучения сапожному делу, рассказывает тот же Абрахам фон Франкенберг: «Как рассказал мне сам святой муж, однажды в годы его учения случилось, что в лавку вошел незнакомый мужчина, плохо одетый, но тонкий в обращении и возвышенный; он хотел купить для себя пару башмаков. Но поскольку ни мастера, ни его жены дома не было, Якоб не осмеливался сам предложить покупку, пока сам муж не стал на этом настаивать. И когда Якоб назначил за башмаки высокую цену, которая была больше справедливой цены (с тем чтобы удержать незнакомца от покупки), этот человек без всякого возражения выложил деньги, взял башмаки и пошел. Но отойдя немного от лавки, он остановился и строго позвал: «Якоб, выйди!» Тот же был испуган тем, что незнакомый муж зовет его именем, данным при крещении, но, взяв себя в руки, встал и вышел к нему на улицу. И незнакомец, благосклонный и твердый, с сияющими глазами, взял его за руку, поглядел прямо в глаза и сказал ему: «Якоб, ныне ты мал, но ты изменишься и станешь большим человеком — мужем, которому будет дивиться мир…»