— Да я-то бы не против, только Сашка не хочет. Понимаешь, есть у меня ощущение, что она помаленьку вспоминает этот дом, обстановку, вещи. В другом месте уже так не будет…
— Понятно. Что-то мне тревожно. Может, поговорить с Ваком, или с Шерриландом, пусть кого-нибудь приставят последить за домом?
Повисла короткая пауза, после чего Игорь ответил без энтузиазма:
— Давай так: если мы заметим что-то подозрительное, я тебе сообщу, и тогда решим, что делать. Ну, не могу я ее сейчас отсюда утащить. Это как у ребенка конфету отобрать…
Майкл отключи связь первым, и дал себе зарок сегодня же попросить Вака, чтобы кто-нибудь незаметно за поселком все же приглядывал. Просто на всякий случай. Если за месяц ничего не случится, то наблюдение можно будет снять. А Игорю и Саше об этом знать не обязательно.
— Не боишься остаться одна?
Не боюсь. Я привыкла здесь. Это мой дом, чего мне бояться? Целых два дня мы провели вместе. Два дня мы приводили в порядок это жилье, разгромленное кем-то когда-то. Мы занимались какими-то смешными, обыденными вещами, болтали обо всем подряд. Только о главном молчали. О том, что я так и не вспомнила ничего из моей той жизни. Сейчас, может быть, я уже не так хотела вернуть память. Игорь был рядом, чего еще желать? Там, за пределами наших комнат, снова были зима и холод, а тут в теплом свете все было нашим, единственно настоящим, неделимое, но существующее для двоих.
И были еще подсказки, намеки. Память тела, которая проснулась именно здесь, именно сейчас. Я стала ловить себя на мысли, что многие вещи делаю, словно по привычке. В первый раз это случилось, когда мне понадобилось открыть окна, ведь помещение давно не проветривалось, обычной вентиляции мне показалось мало. Я, ни секунды не размышляя, достала пульт с верхней полки в кухонном шкафу. Хотя никак не могла знать заранее, что он там лежит. Ну не место там пульту — возле баночек с перцем и солью, рядом с набором декоративных стаканов для воды. Но он был там, где я его искала. Потом, костыли. Я смотрю на них с облегчением, что никогда больше не придется пользоваться ни чем подобным. Но я НЕ ПОМНЮ, как пользовалась ими раньше. Запахи. Какие-то звуки, которые я легко определяю, хотя откуда бы. Треск из-под кухонного автомата означает сбой в системе охлаждения. Чтобы вернуть тишину, нужно дотянуться рукой до кнопки выключения, и запустить прибор заново. И так до бесконечности. Я знаю все тайны этого дома. Никак не могу только добраться до источника знаний.
Игорь пытается мне помочь, как может. Задает каверзные вопросы, показывает предметы и требует, чтобы я сказала, откуда они и для чего нужны. Я пытаюсь догадаться, говорю наобум. Он либо смеется, либо злится. Он так смешно и трогательно заботится обо мне, точно я сделана из особой, хрупкой материи. Словно он боится меня потерять. Куда я денусь?
— Ты только не исчезай снова, — словно прочитав мои мысли, говорит он на прощание.
— Постараюсь.
— Возможно, я прилечу не один.
— С кем?
— С твоим куратором. Его-то ты помнишь? Старик извелся, когда узнал, что ты погибла.
Куратора я помню. Плохо, но помню. Какие-то отрывочные картинки, помноженные на легкое раздражение. Наверное, встретив на улице, я бы его не узнала. Но коль скоро он придет сам, то может, в мозаике моей калечной памяти восстановится хотя бы одна картинка.
— Как его зовут?
— Напрягись. Его имя при тебе пару раз называли.
Я честно выдавливаю из памяти все, что может касаться имени моего куратора. Получается плохо.
— Что-то на букву «З». Или на «С».
— Гилоис, лентяйка. Твоего куратора зовут Гилоис. Надеюсь, до вечера-то не забудешь?
— Постараюсь.
Конечно, Гилоис! Как я могла забыть. Это же просто. Еще немного, и я вспомнила бы сама. Я покаянно прошу:
— Игорь, не подсказывай больше. Имя-то на языке крутилось. Я бы вспомнила.
— Ты даже не попыталась, — ухмыльнулся он. — Сашка, ты вспоминай. Это важно не только для тебя. Есть другие люди, которые тебя любят и помнят. Ты им нужна.
У Игоря вновь начинает верещать коммуникатор. Я как-то спросила, почему он не настроит себе какую-нибудь благозвучную мелодию на вызов. Он пожал плечами и лаконично ответил, что ему лень. Я понимаю — врет. Но как после такого ответа расспрашивать? Он вообще о себе не любит говорить. Рассказывает всегда с большой неохотой.
…верещит ком, Игорь соединяется, кому-то коротко отвечает, что уже в пути и скоро будет.
Потом на прощание целует меня в щеку и уходит. На улице белый снег укрывает и крыльцо и флаер. За Игорем тянется взрыхленная борозда. Я смотрю, как флаер поднимается в воздух.
Вправду, откуда я знаю, как им управлять?
Жанна встретила Игоря приветливо, но в голосе сквозило легкое беспокойство.
— Как вы? Если чувствуете, что не готовы, я могу еще подождать.
— Все в порядке, доктор. Я прекрасно себя чувствую.
Она кивнула, профессионально соглашаясь, но не придавая его словам особого значения. Диагностику виднее, кто там как себя чувствует.
— Проходите. Раздевайтесь. Игорь, я готова поверить, что с вами все в порядке. У вас глаза другие стали. Подождите, я включу сканер. Значит, нашли ту девушку?
— Нашел.
— Тогда понятно.
Она вздохнула. Игорь обеспокоился:
— А у вас что? Какие-то проблемы?
— Да вот. Зовут поработать в одной дальней колонии. Деньги хорошие, но контракт на полгода, это означает, что придется оставить место в комиссии, и потом искать другую постоянную работу. Отвечать нужно завтра, иначе работодатель найдет кого-нибудь еще. А я не могу решить…
Жанна думала о другом. Если сейчас она поменяет работу, улетит с базы на полгода, то наверняка потеряет возможность встречать «Корунд» после каждого рейса, подниматься на борт, вспоминать. Да и что греха таить — изредка видеть капитана «Корунда», деловито распоряжающегося на мостике, или отдыхающего на диванчике в кают-компании, или просто бредущего по своим капитанским делам и старательно не обращающего на нее внимания.
Может быть, смена обстановки что-то изменит, появятся новые знакомые, друзья и дела. Только на это и надежда. С другой стороны, как бросишь место, которое стало уже привычным, почти родным? Сейчас она знает поименно всех, кто работает на звездных линиях этой координационной ветки. А там? Шахтерская планета, четыре подземных поселка, на улицу без скафандра высокой защиты не сунешься. И публика там не самая интеллигентная.
— Будет жаль, если вы улетите. Какой еще доктор после медосмотра мне чай предложит?
— Вылезайте Игорь. Состояние удовлетворительное, но спать вам надо побольше, и вообще постарайтесь вести здоровый образ жизни. Хотя я и понимаю, что с таким капитаном это вряд ли удастся. Кстати, что вы за важная птица? Приходил Калымов, справлялся о вашем здоровье. Шерриланд из Второго отдела вчера связывался со мной и специально интересовался, как у вас дела. Наше начальство обычно трудно заставить к чему-то относиться с такой заботой. А тут сразу оба координатора в едином порыве озаботились. Разве только сам директор не зашел.
Игорь, одеваясь, ответил:
— Это очень неожиданно. Я тронут до глубины души.
Ему пришла в голову светлая идея:
— Жанна, скажите, а для пен-рит нет противопоказаний к космическим полетам?
— Местные трансформированные? А какие могут быть противопоказания? Все, как у обычных людей.
— Значит, пен-рит может получить допуск?
— А зачем это вам нужно? Да, здоровье у них, как правило, отменное, но одного здоровья мало. Что ваш пен-рит будет делать?
— Да он много чего умеет. Спасибо, Жанна. Думаю, мы еще вернемся к этому вопросу.
Они попрощались.
Ну вот. Теперь к Калымову. Он обещал оформить для Саши временные документы. И Димыч зачем-то просил зайти. И еще нужно побывать у себя в каюте, забрать карманный терминал. По коммуникатору соединяться с инфосетью сущее мученье. И сигнал ненадежный, и обзор минимальный. Не говоря уже о спецэффектах.
Вак снова куда-то спешил. Отдал Игорю конверт с документами, дежурно поинтересовался, как у них дела, и не нужно ли чего-нибудь еще. Вышли они из кабинета вместе. Уже на выходе Вак спросил:
— Кстати, ты как, остаешься на «Корунде» или Димычу искать нового доктора?
— Наверное, остаюсь.
— Отлично. Я подозреваю, документы для Сандры нужны были, чтобы устроить ей экскурсию на «Корунд».
— Да. А что, это не законно?
— Тихо, тихо. Я просто хотел попросить, когда соберетесь, позвать и меня. Я никак не могу привыкнуть к ее новому облику.
— Я сообщу.
— А капитан-то хоть в курсе?
Игорь помедлил, прежде чем отвечать, собрался с мыслями.
— Нет. Если она вспомнит, то он и так все поймет. А если нет, то зачем над человеком издеваться?
Калымов неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Попрощался, и обычной походкой — почти бегом — куда-то умчался.
Игорь прикинул еще раз, стоит ли предупреждать Димыча, кого и зачем он хочет притащить на борт. И снова пришел к выводу, что не стоит. Нервы капитана следует беречь. Они нужны больше даже экипажу, чем самому капитану.
Димыч дожидался его на мостике. Настроение, сразу видно, не из радужных.
— Привет. Что, все так мрачно? — поздоровался Игорь.
Как-то странно видеть это место без мерцающих индикаторов на пульте, без всегдашнего легкого шума, идущего от приборов, без вахтенного штурмана и программиста.
— Да вот, смотрю, кто со мной в следующий рейс пойдет. Слушай, я что, действительно настолько плохой капитан? По моим прикидкам, половину экипажа придется заново искать.
Игорь сел напротив, в кресло штурмана.
— Покажи свои прикидки.
— Да вот. Сумасшедший дом. Регишка заявила, что без Чернова не полетит. Тому еще как минимум две недели в госпитале лежать. Коновалов через неделю получает совершенно новый корабль и уходит в родной пассажирский флот. Аска я устроил в университет на Ашате. Там как раз набирают новый курс. Остается шесть человек. И ты еще мне не ответил. Жанна сказала, у тебя серьезные проблемы с допуском.