Мне надо покурить. Прямо сейчас. Давай, Сашка, чтоб не унижаться и не просить, совершим подвиг и доберемся до кухни. Ну, пошла! Кому сказано?
Видно, выражение лица у меня сделалось такое, что Игорь без слов уступил дорогу. Уже закуривая, услышала, как Ючи звонко сказала:
— Пап, познакомься, это Игорь. Мы с ним по лесу бежали. Он меня спас!
Голос Игоря чего-то неразборчиво ответил.
Только умоляю, не суйтесь на кухню. Это моя кухня, здесь я курю. Здесь вам не место, вашей суете и радости. Здесь мой покой и одиночество. Здесь, да за окном, где осень с ее пронзительным музыкальным ансамблем — дождь, дождь, дождь, и в качестве сольной партии капли по подоконнику.
Голоса приблизились, но замерли где-то у границы света и тени. Моей тени, их света в гостиной.
— …конечно, не мое дело, но это может плохо кончиться. Вы должны понимать, коллега, что дольше тянуть нельзя.
— Садмаи, вы что, не слышали, что вам рассказала Ючи? Мы не коллеги.
— Я полагал, что эта девушка ваша подопечная, потом вы и решили спрятаться здесь.
— Чтобы не было недоговоренностей. Я не куратор и никогда не был куратором.
— Вы хотите сказать, что пен-рит…
— Саша — не пен-рит!
Спасибо, Игорь, спасибо, добрая душа, но я и сама могу за себя ответить. Сейчас докурю, встану, и отвечу.
— Да что вы говорите! У меня верный глаз. Да она и сама подтвердила…
— А многие из ваших прежних подопечных смогли бы это сделать?
— Папа, ты что, Саша хорошая! Она не такая, как твои зомби!
И тебе, маленькая, спасибо, только хватит уже меня защищать! Дайте хоть раз послушать живого куратора, когда он не на работе.
— …совсем не медицинский смысл. Неужели вы не заметили, насколько она другая!
Нет, все. Надо это прекращать. Придурки, я все слышу!
Космос, неужели я так устала, что даже пошевелиться могу с трудом? Даже пепел скинуть. Я же сейчас кричать начну, если не прекратите.
— Кто-то посмел запустить программу на… — голос скорей утвердительный. Это Садмаи? Как он сразу притух. Может, все на этом? Нет. Не все. — Кажется, я должен извиниться.
Только сунься, костылем огрею…
— Не думаю, что она сейчас кого-нибудь будет слушать. Пойдем в комнату, поговорим… Ючи, ты куда?
Легкие шаги известили, куда. Ну, чего тебе, маленькая?
— Они какие-то глупые, правда? Ой, а у тебя сигарета догорела совсем… А ты… а вы чего… вам плохо, да? Вы не умирайте, пожалуйста!
Да что ты, смешной зверь заяц. Разве я умираю? Да мне и не больно совсем. Я просто очень устала.
— Я просто устала.
Она подошла совсем близко, погладила меня по руке, и попросила:
— Вы так тихо говорите. Я ничего не поняла.
— Ючи, я просто устала.
— Я папу позову!
Лучше позови Игоря, дуреха. Хоть попрощаюсь. Они вломились в кухню оба, втащили с собой шум и страх, включили свет. Ну, зачем? Я не хочу.
Когда пришла в себя, оказалось, лежу в кровати. И в комнате я не одна. Рядом шуршание какое-то, шаги. Попыталась привстать, оглядеться. В комнате все трое. За окном сумрак, день заканчивается.
Мое шевеление не осталось незамеченным.
Игорь присел рядышком, закашлялся.
Вот два совершенно больных покойника. Обоим прописан постельный режим. Я хоть соблюдаю.
— Привет, — говорю, чтобы хоть что-то сказать.
Улыбнулся с явным облегчением, поправил мне подушку. Погладил по щеке.
Добрая ты душа, Игорь Седых. Я так не умею. Я вот хорошо умею бить по больному, еще проблемы создавать умею неплохо. Хотя, все собравшиеся, похоже, в этом виде спорта могут считаться кандидатами в мастера. Мастер спорта — Валя Калымов, но это из другой жизни, из другой смерти.
— Я испугался. Саш…
— Тсс. Тихо. Везуха мне: как раз, когда скрутило, рядом и врач оказался, и куратор.
Что же ты делаешь, Игорь Седых, зачем так смотришь? Зачем у тебя такие ладони, что к ним хочется прижаться и век не отлипать. Ну почему ты в мою жизнь именно сейчас, когда до конца — считаны дни, ну перестань меня жалеть, я же не жалею. Подожди, я соберусь с мыслями, и скажу какую-нибудь гадость.
Но гадости в голову не шли. Я спросила:
— Вы что-нибудь решили?
Подошел Садмаи, Ючи тут же забралась ко мне на кровать, в ноги.
— Что тут решать, — усмехнулся бывший куратор. — Деньги у меня есть. Куплю еще билет, для себя и для Ючи. И полетим. Здесь у нас никого нет.
— По документам Ючи умерла. Трудно будет купить билет на мертвого ребенка. Есть идеи, где достать подделку? Причем, такую, чтобы поверила визовая служба? — Я не хотела их расстраивать, но так дела обстоят на самом деле, и именно об этом я думала, пока мы летели во флаере. Большей частью — об этом.
— Кроме того, девочку могут разыскивать те, кто сжег распределитель. Как-никак она свидетель беспредела, который там творился, — медленно добавил Игорь.
— Не знаю. Я об этом не думал. Возможно, еще не всем известно, что… а, все равно, ее личную карточку у меня забрали.
— Вы можете прятаться здесь, но рано или поздно об этом станет известно: пен-рит имеют дурацкую привычку обо всем увиденном рассказывать кураторам. А ты?
Я посмотрела на Игоря. Он все еще сидел на корточках возле моей кровати, в ужасно неудобной позе. Хоть бы стул взял.
— У меня дело незаконченное осталось. Помнишь, я рассказывал?
— Будет трудно.
— У меня есть союзники. В этом мире не все так плохо. Хотя, конечно, погано.
Потом он посмотрел на меня темными глазами, и отчетливо добавил:
— Я не хочу с тобой прощаться.
Ну, чего тебе стоит, Сашка, вот прямо сейчас признаться, что тоже не хочешь. Ведь два слова и надо выговорить. И тогда он вправду будет рядом, а когда рядом кто-то есть, то не так страшно. Не так страшно ждать.
Прости. Я не могу так. Все у меня неправильно. И жизнь, и не-жизнь.
— Посмотрим, — шепчу, и закрываю глаза. — Который час?
Пора бы мне и поговорить с Гилоисом. Он, поди, волнуется, как я в город слетала. Кстати, интересно, кто-нибудь догадался мои покупки из машины выгрузить? Кем-нибудь в данном случае может быть только Садмаи. Остальным на улице показываться противопоказано.
— Мне пора связаться с куратором.
— Саш, тебе вставать нельзя.
— Да? А кто мне запретит?
— Я, — встрял Садмаи, — Я куратором десять лет отработал, имею представление, что можно, а что нет.
— Если я не выйду на связь, Гилоис уже сегодня вечером будет здесь. А вы, господин бывший куратор, лучше сделайте доброе дело, разгрузите машину. Все покупки предназначены для Игоря и Ючи.
— Ну-ка, — поднялся на ноги Игорь, — иди сюда…
Последний раз меня носили на руках чертовски давно. Кажется, после успешного завершения приключения на Клондайке. Я только успела сдать экзамены и получить звездочку пилота, смерти мы не боялись, и вся операция прошла быстро, и нам показалось — легко. Хороший возраст, восемнадцать лет.
Терминал поприветствовал нас сообщением, что я не ответила на семь вызовов. Что ж, исправлюсь.
— Добрый вечер, Гилоис.
— Сашка, ты куда пропала? Я волнуюсь.
— Да вот. Вернулась из города, устала. Легла, да и заснула сразу. Вот только сейчас проснулась.
— Ты мне не нравишься. У тебя все в порядке? Ты одна?
Гилоис и на самом деле казался немного встрепанным. И к чему этот последний вопрос?
— Разумеется. С кем я могу быть?
— Ну, может, сосед зашел?
Последняя фраза прозвучала настолько фальшиво, что, кажется, даже сам Гилоис это заметил. Что-то он знает. Что? Откуда?
И тут за спиной моего заботливого куратора открылась дверь. В комнату вошел человек в форме СПК, и я услышала:
— Может, она сегодня вообще на связь не выйдет? Так и будем ждать?!
— Вы идиот! — Разозлился куратор. — Она не связи! Если бы вы сейчас не вломились…
Я отключила терминал. Итак, ребят моих нашли. Куратор живет в городе, и если они не пригнали сюда машину заранее, то у нас есть минимум пятнадцать минут.
— Игорь, слышал?
— Да.
Надо выкручиваться. И у меня, кажется, есть туз в рукаве, но чтобы им воспользоваться, может понадобиться больше пятнадцати минут.
— Собирайте вещи во флаер. Очистите холодильник… еда в этом доме никому больше не понадобится. Садмаи, вы слышали? Берите Ючи, берите теплые одеяла… все что нужно, но умоляю, быстро…
— Ну, не стойте, — поторопил Игорь, — времени нет. Саша, Иди сюда, я тебя донесу…
— Погоди. Садись. Сейчас я попробую вас всех спасти. Держи кулаки, чтобы получилось… но сначала дай мне из стола друзу. Она желтая, не перепутаешь.
Друза — ломалка для фильтров куратора — хранилась у меня давно, на самый крайний случай. Ну, вот и пора. Я все надеялась, что использую ее на себя. Но жалеть не о чем.
Заверещал, издыхая, последний сторожевик, и я вылетела в открытую внешнюю сеть. Запрос на базу Первого отдела Бюро соединил меня с совершенно незнакомым человеком лет сорока, в темном официальном костюме.
— Здравствуйте, вы связались с пресс-центром Бюро космических исследований. Можете оставить свое сообщение мне, мое имя…
— Пожалуйста, подскажите, как мне связаться с Калымовым Валентином Александровичем?
— Заместитель директора бюро Валентин Александрович Калымов на флорианской базе сейчас отсутствует. Но вы можете оставить свое сообщение мне и в день его возвращения…
Так. К черту все законы и правила приличия.
— Саша, ты же не думаешь, что мы сможем…
— Тихо. Держи кулаки.
Код личной изолированной линии Калымова я помню еще из прошлой жизни. Валя поможет, это не вопрос, главное — до него достучаться. А уж что мне делать, если он меня узнает, или хотя бы заподозрит… об этом подумаем потом.
Канал оказался свободен, но экран вновь продемонстрировал мне незнакомое лицо. Юноша семнадцати лет, вихры до плеч, никогда его не видела.
— Привет, — сказал юноша, — вы кто? Кто вам дал этот код?
— Если я его знаю, значит, имею право. Позовите Калымова.