Очевидно, после получения иконы император повелел изготовить покров из золотой парчи с золотыми часами и кистями на мощи свт. Митрофана, о чём 26 августа 1832 г. Воронежский архиерей был официально уведомлен[395]. Тогда же, в августе, было составлено подробное описание всех действий, имевших место при открытии мощей свт. Митрофана. Подписал его архиепископ Григорий (Постников)[396].
Своеобразным продолжением торжеств стало посещение Воронежа Николаем I. Произошло это 16 сентября 1832 г., спустя 40 дней после открытия мощей. О приезде самодержца церковные власти Воронежа узнали только 12 сентября, и это свидетельствовало о том, что поездка заранее не была согласована. Однако сам факт приезда царя на поклонение новому святому представлял собой из ряда вон выходящее событие. Неслучайно епископ Антоний составил по этому поводу специальное письмо, 23 сентября 1832 г. отослав его обер-прокурору князю П. С. Мещерскому. Несмотря на то, что самодержца ожидали 16 сентября вечером, он прибыл утром («в 10-м часу»), подъехав прямо к кафедральному собору. Там его и встретили архиерей и духовенство, пропев сугубую ектенью и многолетие правящему монарху. После этого Николай I приложился к мощам и принял поднесённую ему икону свт. Митрофана. Днём епископ Антоний и местные клирики представлялись императору, а сам владыка получил возможность беседовать с ним наедине. На следующий день, 17 сентября, император утром вновь посетил собор, слушал молебствие святителю, приложился к мощам, затем отправился в дальнейшее путешествие. Епископ Антоний после отъезда Николая I совершил Литургию и благодарственное молебствие с провозглашением многолетия самодержцу и его Дому[397].
Спустя некоторое время информация о посещении императором Воронежа и поклонении мощам появилась в «Северной пчеле», в «С.-Петербургских ведомостях» и в «Московских ведомостях». В газетах, как то было принято, писали о пребывании самодержца в патетических тонах. «Московские ведомости», к примеру, писали, что «невозможно было без душевного умиления видеть, с каким благоговением, с каким Христианским смирением свершил сей Повелитель миллионов поклонение Святым Мощам!» Но, думается, следует обратить внимание не столько на официозные сентенции, сколько на политическую их составляющую: Николая I пытались представить читателям продолжателем и последователем Петра Великого. Описывая «поклонение», журналисты «Московских ведомостей» заявляли: «Так должен чувствовать и действовать РУССКИЙ ЦАРЬ, чтобы собственным примером подкрепить в Своих подданных Веру, как единственное и благонадёжнейшее средство к счастию временному и вечному, и к утверждению благосостояния Государства на незыблемом основании. Так поступал Великий Пётр, незабвенный Благодетель Отечества!» «Сходство Николая I с Петром I разительно, – заявляли далее “Московские ведомости”. – Обоим Государям предстояло, при начале Царствования, усмирить крамолы, низложить внутренних и внешних врагов, успокоить, возвеличить Россию. Провидению угодно было возложить на Николая I то, что начал Пётр I. Пётр отдал справедливость доблестным подвигам Святителя Митрофана, и узнав о кончине сего Святого мужа, поспешил приехать в Воронеж, и нёс Сам, на раменах Своих, земные останки его. Николаю предоставлено Всеблагим Промыслом способствовать к прославлению сего Угодника Божия, и Он прибыл нарочно в Воронеж, чтобы свершить поклонение Святым Мощам его»[398].
Итак, Николай I назывался не только продолжателем дел Петра Великого, но, по сути, и благодетелем Отечества, благочестие которого есть залог блестящего будущего страны и её народа. Неслучайно, сообщая читателям в сентябре 1832 г. о завершении путешествия самодержца в Воронеж и о его приезде в Москву, те же «Московские ведомости» вспоминали о поклонении Николая I «Святым Мощам Угодника», подчёркивали: свт. Митрофан «некогда» ознаменовал век Петра Великого, и «ныне» является «новым залогом Великой Благодати Господней к православной России»[399]. «Некогда» сопрягались с «ныне», прошлое – с настоящим, настоящее же – как залог ещё более прекрасного будущего.
Официозные поэты сочиняли соответствующие вирши, в которых вновь и вновь утверждалась мысль о «сходстве» двух «Первых» – Петра Великого и Николая Павловича. Так, писатель-сентименталист и издатель «Московских ведомостей» князь П. И. Шаликов (1768–1852) написал четверостишие под названием «К лику Чудотворца Митрофана»:
Небесной благости таинственный залог,
Хранимый Промыслом Праправнуку Петрову,
За доблести ЕГО, явил нам ныне Бог
В Святителе Своём, как милость свыше нову![400]
«Таинственный залог» «небесной благости», по словам князя, был дан за доблести Николая Павловича, не больше и не меньше. О том, что этот «залог» незримо (но, тем не менее, явно) связан с Петром Великим, российские подданные могли узнать, ознакомившись с книгой под названием «Краткое описание пребывания Государя царя и великого князя Петра Алексеевича I-го в Воронеже, и Митрофан, первый епископ Воронежский». К книге присовокуплялось изображение святителя и, в качестве дополнения, помещалась информация о совершившейся канонизации его, а также о пребывании в Воронеже Николая I[401].
В 1832 г. российские повременные издания достаточно часто публиковали на своих страницах информацию о книгах, посвящённых свт. Митрофану и выпущенных по случаю готовившейся, а затем и состоявшейся канонизации[402]. Распространялись и изображения святителя, изображаемого в архиерейской мантии, в схиме, в левой руке держащим жезл, а правой благословляющим верующих. На изображении помещались три строки из духовного завещания св. Митрофана: «Употреби труд, храни умеренность, богат будеши. Воздержанно пий, мало яждь, здрав будеши. Твори благо, бегай злого, спасён будеши»[403].
Впрочем, прежде всего следует отметить иную книгу, изданную в том же 1832 г. по определению Св. Синода. Её составил митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов; 1782–1867), хотя его имя на обложке и не значилось. Называлась книга многословно: «Сказание о обретении и открытии честных мощей, иже во святых отца нашего Митрофана, первого Епископа Воронежского и о благодатных при том знамениях и чудесных исцелениях. Извлечено из актов и донесений имеющихся в Святейшем Синоде».
Открывалась книга краткой информацией о святителе, память которого чтилась со времён его кончины в 1703 г. В 1820 г., – писал митрополит Филарет, очевидно имея в виду 1830 г., – заметили, что число почитателей его «возросло до многолюдного стечения их к месту погребения его». Тогда же о «возраставшем благоговении народа» сообщили в Св. Синод, который, решив не приступать ни к какому действию, положил ожидать «дальнейших указаний Провидения», предписав епископу Антонию наблюдение за событиями. Последний, в свою очередь, приказал «вести записку» о происходивших чудесных исцелениях[404].
Далее излагалась уже известная нам история: о ремонте осенью 1831 г. кафедрального собора в Воронеже, открытии склепа и обнаружении в нём гроба с нетленным телом свт. Митрофана; о том, что в начале 1832 г. об этом «в тайне» донесли императору, повелевшему представить дело к рассмотрению Св. Синода. Сообщалось, что Св. Синод потребовал из Московской Синодальной конторы завещание свт. Митрофана, а от Воронежского епископа Антония – записку об исцелениях при его гробе. Упоминалось, что были употреблены «средства испытания», предписанные Духовным Регламентом[405] и до того использовавшиеся при обретении мощей свт. Дмитрия Ростовского и свт. Иннокентия Иркутского; что была составлена «исследовательная комиссия», произведшая освидетельствование мощей свт. Митрофана, оказавшихся нетленными. Исследование подтвердило также истинность многочисленных событий с исцелениями. Собственно, митрополит Филарет (Дроздов) лишь восстановил основную канву событий, не более того.
Затем он привёл случаи исцеления болящих, случившихся после их молитвенного обращения к свт. Митрофану. Упоминалось 35 случаев, из которых 27 были связаны с девочками и женщинами. Большинство из них принадлежали к дворянскому сословию, были женами и дочерями помещиков, чиновников, военных. 13 из 27 примеров исцелений касались женщин и девочек – выходцев из «неблагородных» сословий: дворовых, однодворцев, экономических крестьян, а также купцов и «духовных»[406]. То, что большинство свидетельств об исцелениях касалось женщин, удивления не вызывает, это, скорее, типичная ситуация. Видимо, по этой причине она никак и не оценивалась.
Разумеется, в книге подробно описывалось открытие мощей, сообщалось, что «на торжество собралось около 50000 народа»[407]. Составитель указал также, что ежегодное церковное празднование в честь свт. Митрофана решили (испросив соизволения у «покровителя Церкви» Николая I) совершать в день кончины святителя. Вспомнив о самодержце, митрополит Филарет (Дроздов) далее отметил: «так устроил Верховный Владыка дней и веков, что сие совершилось в 25 день Июня: и таким образом НИКОЛАЙ Первый, вместе с Православною Церковью, признал на главе Святителя Митрофана райский венец, в тот день, в который за полтора века Святитель Митрофан принёс Царский венец ПЕТРУ Первому, при торжестве его Коронования»