Лепсис наказал сотруднику, который уже второй час делал вид, что примеряет разной формы оправы, ни в коем случае не упустить «птичку», и, довольный собой, вернулся в управление.
Здесь эксперта ждал сюрприз, который нанес весьма чувствительный удар его самолюбию. Мурьямов тоже не терял времени даром и собрал довольно ценные сведения. Причем нельзя было отрицать, что, двигаясь старыми испытанными путями, лейтенант оказался куда ближе к конечной цели, нежели Рейнис Лепсис.
— Постараюсь сделать кое-какие выводы, — сказал Стабинь, выслушав все донесения. — Нам известно, что Валдис Крум временно остановился у своей крестной на улице Ленина и что в последнее время его часто видели в обществе Игоря Скуи, который живет во дворе того же дома. Мы собрали информацию, одолжили в домоуправлении его фотографию — парень как нарочно снят в толстых очках. На вид честный малый. Соседи тоже не жалуются: по ночам не шумит, жильцов нижнего этажа не заливает. Остальное никого не касается. Дошли, правда, кое-какие слухи, что полгода тому назад, когда скоропостижно скончалась мать, Игорь ушел с обувной фабрики, где начал работать после окончания восьмого класса. Но поскольку он дал дворнику справку из вечерней школы, все успокоились и отстали. Парень стал поздно приходить домой, но все это нашли вполне естественным. Отец? Чего требовать от рыбака, который промышляет в Атлантике и, похоронив жену, не желает показываться на берегу — в океане пересаживается с одного логгера на другой и зарабатывает деньги. Сыну он выделяет рубль в день, наверное, считает скупость мудрым средством воспитания… Все? — он вопросительно взглянул на Мурьямова.
— Вы забыли сказать, что Игорь Скуя член туристического общества и в прошлом году участвовал в какой-то экскурсии на Кавказ.
— Не в какой-то, — терпеливо поправил Стабинь. — Скуя вместе с несколькими товарищами пытался взять до сих пор недоступную вершину Кавказа… К сожалению, в последнее время он свое увлечение забросил…
— Выбрал другой вид спорта, — снова вмешался лейтенант.
— Товарищи, считаю необходимым предупредить вас, что пока это косвенные доказательства, — строго сказал Стабинь, — наши догадки и логические выводы. Между прочим, Лепсис, не позвоните ли вы в оптический магазин? Скоро уже четыре…
— Видимо, без очков не может найти в магазин дорогу, — положив трубку, сказал Лепсис. — Сержант чувствует себя весьма недурно и изъявил готовность дежурить и завтра. — Он пожал плечами. — Продавщицы там хоть куда, а толку что, если к ним ходят подслеповатые…
Стабиня не тянуло на плоские шутки.
— Тогда возьмемся сперва за Крума. Поехали в больницу!
Крум был не из тех, кого можно взять голыми руками. Он категорически отказался давать показания.
— Не имеете права, — повторял он после каждого вопроса. — Я больной человек, у меня ранено плечо. Мало ли что я наплету в лихорадке, а вы мне пришьете дело только из-за того, что я уже раз судился… И вообще, я никакой обувной фабрики не знаю и в жизни там не был! — Крум повернулся к стене и натянул на голову одеяло.
— Симулирует, — возмущенный, воскликнул Мурьямов.
В коридоре навстречу им спешила сестра.
— Звонил капитан Лепсис. Просит вас немедленно связаться с управлением, — возбужденно рассказывала она. По всему видно, и ей передалось волнение эксперта.
— Все полетело к чертям собачьим, — Стабинь услышал на том конце провода рассерженный голос Лепсиса. — «Птичка» выпорхнула. От нечего делать еще обзвонил оптические магазины, представьте себе, он уже давно ходит в очках. Наверно, его не устраивал срок заказа, и он зашел в другой магазин. В той лавочке оказались нужные ему цейсовские стекла… Почему они нас не предупредили? Но мы же сами дали отбой, когда устроили засаду в первом магазине. Заведующего не в чем винить…
— Что же теперь? — спросил Мурьямов, после того как Стабинь передал содержание телефонного разговора.
— Поезжайте к Скуе на квартиру и арестуйте его! Заодно сделайте обыск…
— Без санкции прокурора?
Стабинь посмотрел на часы.
— Успею, — сказал он. — Через полчаса вам привезут бумаги.
Последняя сцена этой короткой криминальной драмы началась в половине двенадцатого, спустя ровно двадцать четыре часа после того, как воры вломились на обувную фабрику. Она происходила в управлении милиции, куда с разрешения врача был доставлен также и Крум. Очную ставку Стабинь отложил на потом. В словесной битве ведущая роль принадлежала актам экспертизы, которые были разложены на видном месте по соседству с польской курткой, найденной на квартире Скуи.
Стабинь пока не пускал свое оружие в дело. Хотел дать юноше возможность смягчить свою вину чистосердечным признанием.
— Расскажите, как провели вчерашний вечер!
Скуя бросил вызывающий взгляд на следователя, затем ухмыльнулся:
— Не понимаю, с чего это я должен перед вами отчитываться… Но мне не жалко… Сидел дома и читал, а потом заснул.
— У вас есть свидетели?
— Ваш лейтенант, — ответил Скуя. — Он видел, что я живу один в отдельной квартире, видел, что у меня на столе несколько книг, могу принести бумажку с печатью, что я грамотный.
— А до этого? — спокойно спросил Стабинь.
— Был в киношке, — Скуя вытащил из кармана два билета. — С дамой, чью фамилию называть не стану, не хочу компрометировать замужнюю женщину.
Билеты, в самом деле, были вчерашние.
— Насколько мне известно, продленный сеанс в «Айне» кончается незадолго до одиннадцати, — довольный, сказал Стабинь. — И так называемую даму мы скоро вам покажем. Но сперва я попрошу объяснить, как отпечаток вашей ладони мог попасть в опечатанный цех обувной фабрики.
Стабинь один за другим выложил и свои козыри, не давая времени парню на новую ложь:
— Теперь познакомьтесь с экспертизой. Ниточка на ноже сторожа идентична ткани этой куртки. Вот свидетельство, подписанное двумя лицами, что эта самая куртка была на вашем соучастнике Круме… Вот написанная вашей рукой записка, которую нашли в кармане Крума, и той же рукой подделанная подпись в магазине, где вы заказали очки вместо тех, что разбили в саду Трубека. Вот заключение специалиста. Вот признание ваших старых знакомых кровельщиков в том, что они рассказали вам о предстоящем ремонте и заодно похвастались, что через окно легко попасть в запертый цех. Надо полагать, у Крума для подобного восхождения кишка была тонка, поэтому вы решили воспользоваться люком, о существовании которого знали, потому что когда-то работали на этой фабрике… Не отпирайтесь, Скуя, расскажите лучше откровенно, как вы сошли с прямой дороги честного рабочего человека.
Куда подевался недавний цинизм, его словно стерли влажной губкой. Открылось настоящее лицо парня. В нем было еще столько незапятнанного белого цвета, что Стабинь в своем заключении счел возможным просить прокурора и судью применять к заключенному смягчающие вину статьи и пункты.
Есть ли смысл цитировать здесь признание Скуи? Это обыкновенная горестная история о мальчике, избалованном слепой материнской любовью, росшем в достатке и удовлетворявшем все свои желания. Игорь ходил на работу как попало, оправдываясь тем, что у него занятия в вечерней школе, а там на показывался, объясняя свое поведение загруженностью на работе. Оставшись без присмотра, он не сумел разумно воспользоваться свободой и попал под влияние рецидивиста Крума.
Сам Скуя не упоминал ни об одной из этих причин, не пытался изобразить себя невинным агнцем и свалить всю ответственность на Крума. Нет, он виноват и готов понести заслуженную кару. Честное поведение Скуи вселило в Стабиня веру, что парень, попав в руки умелых воспитателей, исправится.
Разговор с Крумом был короче. Прочитав протокол допроса Скуи, он тут же признался.
Был пятый час утра: до начала нового рабочего дня еще можно немножко поспать.
— Вот видите, не все могут объяснить экспертизы, — уколол на прощание Лепсиса Стабинь.
— То есть? — вскинулся капитан.
— Скуя, как слышали, был в теннисных тапочках. Куда вы теперь денете отпечаток кед?
— Очень просто, — улыбнулся Лепсис. — Кеды были на сыне Трубека. Чтобы выяснить это, вовсе не нужно быть знатоком человеческих душ. Достаточно тщательно проверить факты. Все до единого.
1965
Перевела В. Волковская.
ПАСТЫРИ ЧЕРНЫХ ОВЕЦОчерк
Уже добрых два часа сидел я в кабинете капитана милиции Илмара Домбровского. Мы говорили о преступности среди несовершеннолетних. Капитан приводил много разных примеров, рассказывал о расследованиях и судебных процессах, излагал сюжеты отдельных происшествий. На вопросы, начинающиеся словами «кто», «когда», «где», мой собеседник давал быстрые исчерпывающие ответы, и лишь мое упорное «почему» ставило его в затруднительное положение. Илмара Домбровского спас телефонный звонок.
— Начальник вызывает, — сказал он с нескрываемым облегчением. — Может быть, вы пока покоротаете время в соседней комнате, там мой помощник допрашивает двух преступников. Послушайте, посмотрите, и потом попробуем вместе свести концы с концами…
«Преступник» оказался пацаном неполных тринадцати лет. Из-под воротника его курточки торчал красный пионерский галстук. Поминутно приглаживая светлую прядь, падавшую на лоб, он трудился над нелегкой исповедью — признанием собственной вины. Обдумывая фразы, грыз ручку, смотрел неподвижным взглядом на лежащее на видном месте вещественное доказательство — спичечный коробок рижского производства, призывавший страховать жизнь и недвижимое имущество.
Неужели пацана уличили в поджоге? В случайном или умышленном? Я хотел было спросить лейтенанта, но тут открылась дверь и в комнату вошел еще один «преступник» — зареванный краснощекий крепыш октябрятского возраста.
— Дяденька! — всхлипывал он и залитым чернилами кулаком размазывал по лицу синие следы отчаяния. — Я опоздаю в школу!