Но Витек сюда приехал не для романтических прогулок, а по делу, как нельзя соответствующему неприветливой ауре леса.
Полная луна светила как заправский прожектор. Даже аварийный автомобильный фонарь, доставшийся от бывшего хозяина в нагрузку к покупке, не понадобился.
Яму Витек вырыл достаточно быстро. Мягкую, размоченную осенними дождями, еще не прихваченную морозами землю упруго резал штык лопаты, легко пластая дерн и мелкие белые корни кустарника.
Витек сгрузил труп в яму, посмотрел на белое лицо покойника, потом размахнулся и несколькими мощными ударами лопаты превратил его в кровавое месиво. Потом подумал, покривился немного и, решившись, двумя короткими ударами отрубил трупу кисти рук. На одной из них оказалось массивное золотое кольцо.
– Извини, сосед, – сказал Витек, осторожно, чтоб не перемазаться в крови, снимая с негнущегося пальца кольцо и зашвыривая его подальше. – Так надо. Тебе теперь один хрен, а вот найдут тебя ненароком, опознают, цепочка потянется – кто, да за что… Сам понимаешь, такой последний привет с того света мне без надобности.
Потом он сложил отрубленные кисти на груди трупа ладонями вверх, вылез из ямы, принес из машины канистру, облил бензином дело рук своих, чиркнул забранной у трупа «Зиппой» и бросил ее в могилу. Вспыхнуло пламя, пожирая то, что совсем недавно было человеком.
– Вот она, бренность бытия, – задумчиво повторил Витек где-то от кого-то слышанные слова.
Он вынул из кармана трофейный пистолет, повертел его в руках, подумал и спрятал обратно. В другом кармане были ключи и портмоне. Ключи Витек свинтил с ключницы и поодиночке отправил вслед за перстнем. Кожаная ключница полетела в огонь. Из портмоне Витек достал солидную пачку денег. Подумал немного, потом деньги положил к себе в карман, а портмоне с документами и какими-то бумажками бросил в чадящее внизу пламя.
Прошло минут двадцать. Костер догорел. Внизу, в яме осталась черная, дымящаяся масса. Витек, отворачивая голову от запаха горелого мяса, быстро забросал яму землей и аккуратно пристроил сверху пласты дерна, так, что отойдешь на шаг – и захочешь – не заметишь свежей могилы.
Пистолет он закопал под приметной кривой елью на краю леса рядом с дорогой, предварительно стерев с него гипотетические отпечатки пальцев и завернув в протертый со всех сторон полиэтиленовый пакет – так, на всякий случай. Пусть будет…
…Настя так и не проснулась. Темное пятно на подушке под ее щекой стало существенно больше.
Витек удовлетворенно хрюкнул и, не раздеваясь, пошел на кухню, осторожно прикрыв за собой дверь. Там он постоял некоторое время в полосе лунного света, закрыв глаза и слушая собственное сердце, которое только сейчас вдруг ни с того ни с сего начало неистово колотиться о ребра. Потом подошел к раковине и долго мыл руки, оттирая их губкой для посуды. Ему все казалось, что на пальцах остался жир с нездоровой кожи мертвого клона.
Наконец, когда собственная кожа на ладонях начала гореть, он наклонился, плеснул водой себе в лицо, вытерся полотенцем, сел за стол и только сейчас почувствовал, как он устал.
Руки и ноги налились свинцом. Витек понял, что сил встать у него уже не будет. Он положил руки на стол, пристроил на них голову… Но, вспомнив что-то, тряхнул головой, отгоняя сон, и, сунув руку в карман, извлек из него пачку денег и положил ее перед собой в полосу яркого лунного света.
С верхней банкноты на Витька высокомерно смотрел американский президент, похожий на Петра Первого из школьного учебника истории.
Зеленая пачка лежала на столе, перетянутая посередине черной резинкой, какой до перестройки продавцы в магазинах перехватывали куски мороженого мяса, завернутого в прозрачную пленку.
Витек осторожно, словно шкурку с убитой, но еще трепыхающейся кобры, снял резинку с пачки и пересчитал деньги.
В пачке было восемь тысяч долларов.
На этот раз его снова обыскивали. Причем так, как обыскивали бы, наверное, модного террориста Бен Ладена, вздумавшего вдруг покинуть свой секретный бункер и посетить продвинутый провинциальный клуб с целью качнуть тело, измученное борьбой с мировым империализмом.
Александра, встретившая Витька у входа, была немногословна и подчеркнуто отчужденна. Она молча кивнула, проводила его до лифта, при помощи браслета активизировала кабину и так же молча удалилась, как только Витек перешагнул порог спортзала, находящегося под громадным комплексом центра. Все это время Витька не покидало ощущение, что его не сопровождают, а конвоируют. Потому и завязывать беседу не хотелось.
«Подумаешь, цаца какая. Ни слова, ни полслова, будто и незнакомы вовсе. Ну, не хотите – как хотите. Навязываться не буду».
Стас был в зале и на этот раз с остервенением молотил ростовой мешок, сшитый из грубой воловьей кожи. На мешке белой краской были нарисованы лицо и торс человека, словно крупными чирьями усыпанные белыми точками. Стас с поразительной скоростью и проворством двигался вокруг снаряда, нанося молниеносные удары по точкам кулаками, предплечьями, ребрами ладоней, голенями, коленями…
Мешок корчился под ударами, жалобно звякали цепи подвески, и хлестко врезались в снаряд кулаки, набитые до твердости лошадиного копыта, оставляя в толстой коже глубокие вмятины.
Витек невольно залюбовался этим танцем смерти. То, что это именно танец смерти, сомнений не было. Потому как такой удар – выверенный годами тренировок, с вложением всех ста двадцати – ста тридцати килограмм литых мускулов, да еще туда, куда надо, и к тому же голым кулаком, не защищенным боксерской перчаткой или хотя бы каратистским «блинчиком», – это, скорее всего, смерть. Или страшное увечье на всю жизнь. И еще неизвестно, что хуже.
Стас нанес прямой удар предплечьем в грудь нарисованной жертвы – и одна из цепей не выдержала, лопнув с натужным звоном. Мешок провис набок. Стас с досадой пнул снаряд, матюгнулся, повернулся, взял с рядом стоящей скамьи полотенце – и тут увидел Витька.
Витек не стал дожидаться покровительственных взмахов хозяйской длани и шагнул вперед.
Стас снова не счел нужным поприветствовать гостя.
– Люблю этот удар, – кивнул он на грушу. – Если проходит – то все. Или ребрам кирдык, или трахее. Куда попадешь, значит, тому и кирдык. И по-любому, тому, кому он прошел, звездец. А знаешь, откуда я его взял? Из тупой компьютерной игрушки типа «Мортал комбата». Век живи – век учись.
Что такое «Мортал комбат», Витек не знал и потому информацией не проникся. Хотя удар, надо признать, был впечатляющий. Стоило запомнить и отработать на досуге.
Стаса же, похоже, невнимание к его познаниям в науке набить лицо ближнему слегка задело. Он бесцеремонно начал вытираться полотенцем, не забывая подмышки и нимало не стесняясь присутствия гостя.
– Так чем обязан? – спросил он, не прерывая своего занятия тоном типа: «А не пора ли вам, юноша, по известному адресу?»
– Я Афанасию долг пришел вернуть, – скучно сказал Витек.
– Какой такой долг? – удивился Стас, нюхая полотенце и недовольно морща при этом нос.
– Я у него машину купил. И денег остался должен. Пришел вернуть, – механическим голосом говорящего автомата объяснил Витек.
– Это его табуретку на колесах, что ли? И за сколь прибарахлился?
– За шестнадцать.
– Круто, – усмехнулся Стас. – И откуда же у вас, молодой человек, позвольте поинтересоваться, такие деньги?
– Заработал, – по-прежнему безразлично ответил Витек.
Стас отложил полотенце, присел на скамью и потер лоб.
– Ну, заработал, так давай мне. Я передам.
Витек покачал головой.
– Я ему должен. Ему и отдам.
– Не доверяешь, значит?
Витек молчал.
– Не доверяешь. И правильно делаешь. Как говорил цыган в анекдоте, никому верить нельзя, самому себе верить нельзя…
И заорал неожиданно и зычно:
– Афанасий!!! А-фа-на-сий!!! Эй там, еп-перный театр, Афоню позовите кто-нибудь!
Из-за стеклянной перегородки, за которой по-прежнему глухо трещали выстрелы, словно чертик из табакерки, выскочил Афанасий в грязном пятнистом камуфляже. При виде гостя на лице его промелькнула легкая ухмылка.
– Тебе долг принесли, – сказал Стас, кивая в строну Витька.
– Весь? – изумился Афанасий. Ухмылку с его лица как ветром сдуло.
– Весь, – сказал Витек, доставая из кармана пачку долларов, перетянутую черной резинкой. – Восемь тысяч.
– Так, – сказал Афанасий, слегка меняясь в лице. Он взял деньги, повертел их, отыскивая что-то, одному ему ведомое, и, отыскав, с глухим «У-ф-ф!» опустился на скамью рядом со Стасом.
– Настоящие? – кивнул на деньги Стас.
– Самые что ни на есть, – покачал головой Афанасий. – Настоящее не бывает.
Он оторвал взгляд от пачки и уставился на Витька.
– А теперь давай начистоту, парень. Что с Дрыном?
– С кем? – не понял Витек.
– С Дрыном. Это ты у него деньги отобрал?
– Эти – деньги – я – заработал, – раздельно каждое слово повторил Витек. – И вернул тебе долг. А как я их заработал – это не твое дело.
Ноздри Афанасия начали раздуваться. Сейчас он совсем не был похож на деревенского увальня. На скамье сидел матерый уголовник, реально собирающийся «мочить» вконец оборзевшего «фраера».
Но «мочить фраера» ему не дали.
Стас положил тяжелую руку на плечо Афанасия.
– Остынь, братуха, – сказал он. – Как ни крути – а Виктор прав. Хошь по понятиям, хошь по жизни.
– Так он же…
– Итак, Виктор, – перебил Афанасия Стас. – Ты мое предложение обдумал?
– Это насчет работы? – мрачно поинтересовался Витек.
– Это насчет нее.
– А у меня есть выбор?
– Честно говоря, вряд ли, – хмыкнул Стас.
– Понятно. Ну, если подлянки свои прекратите – то можно попробовать.
Стас рассмеялся.
– Подлянки? Ты о чем это, Витя?
– Сами знаете о чем, – хмуро ответил Витек. – Что ни день – не ты, так твои мордовороты как лоха обуть пытаются.
– Так лох – он для того и существует, чтоб его обувать, – вкрадчиво сказал Стас. – Это своих обувать западло.