«А еще там были паспорт, кредитка и косарь баксов», – безразлично подумал Виктор. Он уже успел задубеть до состояния абсолютного безразличия к окружающей действительности.
– Теперь – бегом вокруг озера.
Виктор повернулся и побежал.
«Лучше б он сказал утопиться, – пришла вялая мысль. – Там, глядишь, и Несси в озере позавтракала бы по-быстрому. Чтоб не мучиться».
Озеро было достаточно большим даже для частного владения японской правительственной шишки. Пробежка по его берегу заняла около получаса. За это время любопытное солнце успело высунуться из-за края забора и подивиться – мол, вот не живется спокойно человеку, несет его нелегкая босиком по снегу невесть за каким хреном с утра пораньше.
«А зима-то у них не хуже нашей. Дубак еще тот. Даже тварюга из озера носа не кажет, где-нибудь внизу в теплой пещере кайфует, сидя задницей на гейзере. Ей беготня голыми ластами по снегу нафиг не уперлась».
Однако ворчал Виктор про себя больше для вида. Согрелся он довольно быстро, битые бутылки и стаканы местные ниндзя на территории школы не разбрасывали, и даже ступни, вчера немилосердно давленные древним полом додзе, вели себя сносно. В общем, утренняя пробежка была почти в удовольствие. Виктор и сам не ожидал, что вот так запросто может нарезать по морозу в тонкой одежке и босиком, как какой-нибудь индийский йог или морж со стажем.
Завершив круг, Виктор подбежал к исходной точке.
Костер догорал. Дед стоял возле него в позе скучающего Наполеона, со скрещенными на груди руками, определив свою палку под мышку. Возле его ног лежал небольшой деревянный щит, две короткие палки и пара приспособлений, состоящих преимущественно из ремешков и подозрительно напоминающих намордники.
– Надевай, – сказал дед.
– На морду?
– На ноги.
Ремешки крепились к деревянной плашке, похожей на половину стельки, утыканной мелкими кнопочными колючками. Дед лаконично разъяснил, что посредством одного легкого потягивания за верхний ремень плашка съезжает с пятки на носок. Виктор недвусмысленно почесал в затылке, не особенно понимая, на кой ему сдался этот пыточный инструмент.
– Плохо бегаешь, – пояснил дед. – Плашка на пятке – бежишь на носках. Устал – сдвинул. Плашка на носках – бежишь на пятках. Главное – не останавливаться. Надевай.
Не очень представляя, каким образом можно бегать на пятках, Виктор под руководством престарелого садиста натянул на стопы дьявольское приспособление. Встал на носки, осторожно попробовал оставшейся частью подошвы колючки на плашке… Н-да. Удовольствие ниже среднего. А если со всего маху да всем весом, то, пожалуй, до кости пробьет.
– Добрые вы здесь все, – проворчал Виктор, беря разгон по методу Майи Плисецкой.
Поначалу показалось – ничего, жить можно. Метров с пятьсот пробежалось вполне терпимо. Но дальше начало нестерпимо ломить икры. Виктор сбавил обороты и, потянув за ремешки, опустился на пятки.
Бежать в таком положении с задранными вверх носками оказалось невозможно в принципе. Только идти со скоростью ниже средней, переваливаясь с ноги на ногу на манер гуся.
Метров через двести заныл голеностоп. Пришлось снова двигать плашки.
Промучившись таким манером с полчаса, Виктор обнаружил, что икры болят тем меньше, чем выше при беге подбрасываешь кверху колени.
«Принцип „бери больше – кидай дальше, пока летит – отдыхай”».
«Отдых» помог мало. К старту он приплелся чуть живой, на дрожащих ногах, опасаясь рухнуть на колени и вконец опозориться перед сиханом. Кстати, где он мог слышать это слово раньше?
– Устал? – участливо спросил дед.
Виктор неопределенно мотнул головой.
– Устал, – констатировал сихан. – Снимай гяку-но асико57 и садись сюда.
Старик указал на деревянный щит.
Виктор мысленно застонал. То, что садиться нужно опять на пятки, подразумевалось само собой. По-другому японцы вообще редко сидят.
Стянув с ног пыточные приспособления, Виктор опустился на щит.
– Теперь бери тамбо58, вытяни руки и держи. Устанешь – подними руки вверх. Когда совсем не будет сил держать, пока что можешь одну руку опустить. Одна работает – другая отдыхает. Замерзнешь – надевай гяку-но асико и пробеги круг. Потом снова держи тамбо. А я пошел завтракать.
С этими словами старик удалился.
Положа руку на сердце, это был не лучший час в жизни Виктора. Когда дед вернулся, от ученика валил пар. Его руки тряслись, словно к ним подключили ток, а на ресницах застыл иней, который Виктор так и не удосужился смахнуть.
Он был слишком занят.
Он держал перед собой тамбо.
Вытянув перед собой обе руки.
Сихан остановился рядом и с полминуты внимательно смотрел на сидящего парня. Он ясно видел – тот сейчас проходил испытание, которое назначил себе сам. Причем темных линий, свидетельствующих об участии чужого ками, не было в рисунке его кокона. И это было удивительно.
– Хорошо, – наконец сказал сихан. – Ты можешь идти завтракать.
Парень не пошевелился.
И это было не упрямство.
Он просто не слышал учителя…
…На фоне серого, лишенного красок мира порхала яркая цветная стрекоза. Она билась в стенки стеклянного куба, который Виктор держал в руках.
Стрекоза надеялась вырваться на свободу.
Глупая…
Она не знала, что тут же погибнет в этом мире смазанных силуэтов, если он выпустит ее на волю. Или если, не удержав куб, разобьет его, уронив на серые камни. И сейчас самое главное для Виктора было удержать этот куб на вытянутых руках. Потому что иначе вместе со стрекозой погибнет и этот мир, и множество иных, о которых он пока ничего не знает. Он знал точно лишь одно – те неизвестные миры надеются и ждут его участия. Так же, как и этот, стоящий в самом начале его Пути…
Это было похоже на огненный вихрь, в котором смялись и утонули смутные детали унылого пейзажа. Вынырнув из бушующего огненного океана, он неожиданно увидел озеро, серую ленту каменной ограды за ним и свои падающие вниз руки.
А еще горела щека, как будто по ней от души треснули узкой ладонью, по твердости схожей с железной дубиной.
– Если долго сидеть на холоде, можно себе что-нибудь отморозить, – наставительно сказал голос над головой. – Тогда женщины любить не будут.
«Где ж ты раньше-то был, отец родной…»
– Иди на кухню, поешь, а потом перенесешь свой матрас во флигель. А вот этим натрешь ноги и руки.
На снег перед Виктором упал пузырек с иссиня-черной жидкостью.
Руки слушались крайне неохотно. Виктор со второй попытки выковырял из снега подарок сихана и поднес его к лицу. Даже сквозь притертую пробку из пузырька отчетливо доносился сладковатый запах, похожий на смрад разлагающегося трупа крысы, сдохшей где-нибудь в теплом укромном месте.
Виктор поморщился и огляделся.
Вокруг никого не было.
– Похоже, дедуля испарился, – проворчал Виктор, по частям поднимаясь со щита. – Чует мое сердце, не видать местному клану якудзы ни совершенного ки-ай, ни прямой передачи как своих ушей. Сдохну я на-амного раньше.
И пошел искать кухню.
Кухню он нашел по сизому дымку, тянущемуся из-под типовой двускатной крыши аккуратного кукольного домика, схоронившегося в роще ухоженных японских елок. По запаху нашел, как собака.
В домике шустрили две крепкотелые тетки азиатской наружности, которые при виде Виктора принялись истово кланяться. Виктор смущенно отмахнулся, мол, не за почетом и уважением пришел, а исключительно по зову голодного брюха. Тетки все поняли без перевода и накормили страдальца от пуза разными заморскими лакомствами. Виктор и не думал, что из риса, рыбы и всякой морской гадости можно наготовить столько вкуснятины, по сравнению с которой блюда, подаваемые в суши-барах его далекой родины, и рядом не стояли.
Раскланявшись с тетками, Виктор направился выполнять указание сихана насчет переезда во флигель.
– Выселяешься? – позавидовал Колян, крошечной фанерной лопатой сгребавший снег перед сараем. – Во флигель?
Виктор кивнул.
– Смотри, не зевай там, – покачал головой «братан». – Говорят, дед очень давно не брал учеников. А те, кого брал, долго не выдерживали.
– Я уже понял, – сказал Виктор.
На нешуточную боль во всем теле он уже перестал обращать внимание с флегматичностью приговоренного к пожизненному заключению. Все равно отсюда не сбежишь, а сбежишь – куда подашься-то? Посольство искать? Ну-ну. Не для того его сюда волокли через полсвета, чтоб вот так запросто позволить смыться. Что ж, пусть будет что будет, а там посмотрим.
– И откуда ты все про всех знаешь? – осведомился он.
– Я ж говорил – покантуешься здесь с мое, тоже все знать будешь, – хмыкнул Колян. – Если тебя раньше дед со свету не сживет. Ему это как два пальца об асфальт.
– Слушай, все хотел спросить, – задержался Виктор, вспомнив кое-что. – А где вход в ту подземную школу?
– В скале, – кивнул Колян на возвышающийся над елками каменный зуб. – Думаю, сам все увидишь со временем. Если выживешь. Босиком как, навострился ходить?
– Ног не чувствую, – честно ответил Виктор.
– Иди растирайся, – кивнул Колян на пузырек, зажатый в руке Виктора. – А то отморозишь не только мозги, но и все остальное. Удачи, увидимся.
– Удачи.
Виктор перенес матрас в указанный флигель, отличающийся от сарая только отсутствием уборочного инвентаря и близостью к домику, в котором жил сихан с внучкой, и оставшуюся часть дня добросовестно растирал вонючей гадостью измученное тело. Сначала эффекта не было никакого, потом его бросило в жар и крючило полночи. Под утро он забылся беспокойным сном, в котором покойный Стас, глумливо ухмыляясь, испытывал на излом его руки и ноги.
А утром его разбудил сихан. И все повторилось в точности как вчера. Беготня на носках и пятках вокруг озера, перемежаемая сидением на щите с палками в руках.