Жизнь корейцев в Японии никогда не была легкой, и после войны им пришлось сформировать группу поддержки, которая впоследствии разделилась на два лагеря: один состоял в союзе с Северной Кореей, другой – с Южной. Война расколола корейскую диаспору в Японии, как и в самой Корее.
Послевоенные этнические корейские организации возникли в рамках борьбы с дискриминацией, помощи братьям и сестрам и участия в политике – как, например, Лига против дискриминации евреев в Соединенных Штатах. После окончания войны была создана Лига коренных корейцев в Японии, которую чаще называли «Чхонрён» – от слова «дзайнихончосенджинренмей». «Чхонрён» действовала как фактическое правительство корейцев в Японии, собирая налоги, распределяя социальные пособия и даже судя преступников в тот период, когда правительство Японии находилось в состоянии хаоса. Лига была сформирована в октябре 1945 года и быстро склонилась к поддержке Северной Кореи. Первоначально ее основными целями были репатриация всех корейцев и обучение корейских детей в Японии в рамках их подготовки к репатриации.
Отражая холодную войну в целом и раздел Кореи в частности, «Чхонрён» не смогла создать единого фронта среди этнических корейцев в Японии. Те, кто был недоволен ее коммунистической направленностью, в 1946 году сформировали правоцентристскую группу – Союз корейских жителей в Японии (дзайниппондайканминдан), связанный с Южной Кореей, который теперь известен как Миндан. Миндан ожидал, что корейцы вскоре репатриируются, и, в отличие от Чхонрён, старательно избегал вмешательства в японскую политику, присоединился к Южной Корее и был в целом прояпонским и проамериканским. Из-за проамериканской позиции Южной Кореи.
Начало Корейской войны углубило раскол во взглядах и ориентировало этнических корейцев на внутреннюю политику. В 1955 году Чхонрён стала тем, что сейчас называется Генеральной ассоциацией корейцев-резидентов Японии (дзайнихончосенджинсорэнгокай), и обычно ее называют «Сорен», «Чосорен» или «Чонгрюн».
Ориентация на родину – вот что стало основой идеологии «Сорен», но организация оказывала поддержку и этническим корейцам, живущим и работающим в Японии. Два ее важнейших столпа – финансы и образование. В то время, когда японские банки почти никогда не выдавали этническим корейцам кредиты, финансовое подрозделение «Сорен», Чогин-банк, предоставляло такую возможность.
Нет сомнений в том, что «Сорен» был и остается машиной по зарабатыванию денег для Северной Кореи. Кацуэй Хирасава, парламентарий и бывший высокопоставленный офицер Национального полицейского управления, с удивительным сочувствием рассказывает об этом в своей книге «Полицейский бюрократ смотрит на японскую полицию».
Хирасава отмечает, что те (проживающие в Японии), у которых есть семьи или родственники, оставшиеся в Северной Корее, не могут не подчиниться приказу («Сорен») «отправлять деньги обратно на родину». Потому что их близкие, по сути, являются заложниками. В прошлом те, кто связал свою жизнь с патинко, и пожертвовавшие больше миллиона долларов, получали знак отличия, а их имена публиковались в журналах как имена тех, кто внес вклад в развитие отечества. По словам бывших сотрудников организации, «Сорен», по сути, представляет собой филиал правительства Северной Кореи.
Налоговые органы Японии неохотно собирают деньги с салонов патинко, связанных с Северной Кореей. Однажды, когда филиал Национального налогового агентства совершил в салоне обыск, «Сорен» собрал армию протестующих и обратился к ним с речью. Национальное налоговое агентство было сильно испугано этим инцидентом.
Было хорошо известно, что после этого власти не решались беспокоить салоны патинко, связанные с Северной Кореей. Лидеры «Сорен» использовали это в качестве доказательства того, что деньги, сэкономленные за счет неуплаты налогов японскому правительству, были получены благодаря усилиям организации, и поэтому салоны патинко должны в знак благодарности вернуть часть денег на родину.
Хотя Миндан и «Сорен» оказывали финансовую помощь корейцам в Японии, еще большее значение имело этническое образование. «Сорен» в своей идеологии следовала северокорейской версии коммунистического национализма и обещала репатриацию всем дзайнити (этническим корейцам в Японии). Тем временем поддерживаемый Южной Кореей Миндан создал свои собственные банковские учреждения и школьные системы.
Для меня было важно понять разницу между ними, поскольку считалось, что генеральный директор «Вахей Энтертейнмент» был тесно связан с группой «Сорен» (Северная Корея). Если принять во внимание американские и японские правила ведения бизнеса с Северной Кореей, одной этой ассоциации может быть достаточно, чтобы отклонить просьбу о кредите.
Я встретился с корпоративным следователем из «Теикуоку Датабанк» и получил копию их отчета о компании. Он поставил фирме оценку C+ и отметил, что президент фирмы мистер Ли родился в Корее и в Японию приехал в возрасте десяти лет. Образование получил только среднее. Любил играть в гольф (судя по всему, каждый генеральный директор в Японии любит играть в гольф, даже если не любит). О каких бы то ни было его связях с «Сорен» не упоминалось, но было известно, что мистер Ли получил южнокорейское гражданство, когда – неизвестно.
Если он в самом деле имеет корейское гражданство, подумал я, и состоит в Миндане, это в значительной степени исключает его из рядов корейцев, связанных с Северной Кореей. Я знал, где могу справиться о его связях с Минданом, если таковые имеются.
Глава девятая. Мир глазами мистера Ли
Я позвонил Хэнг-И Киму, который обычно представлялся японским именем Косуке Канеда. Как и многие корейцы в Японии, он взял псевдоним – чтобы избежать расовой дискриминации и вообще лучше вписаться в японское общество, это было просто необходимо.
Отец Канеда владел салоном патинко в Сайтаме, и Канеда должен был когда-нибудь взять на себя управление фирмой. Я познакомился с ним в конце 1990-х, когда еще был репортером в «Ёмиури Симбун» и работал над очередной статьей. С 1997 по 1999 год я упорно следил за историей «Сайтама Сёгин», банка, который был частью финансовой сети, управляемой корейскими японцами, по большей части связанными с Южной Кореей или Минданом. Банк обанкротился в 1999 году. «Сёгин» имел свою собственную банковскую систему, но после экономического краха в Японии едва не лопнул как пузырь.
В ходе работы над этой историей мне стало очевидно, что «Сайтама Сёгин» потерпел неудачу из-за плохих кредитов сомнительным организациям, в том числе строительной компании, поддерживаемой «Инагава-кай». Чтобы доказать, что именно произошло, потребовалась большая исследовательская работа, и корейское сообщество, похоже, было благодарно за то, что наша газета – в основном я и еще один репортер – расследовала это дело, в некотором смысле вынудив полицию Сайтамы принять меры.
В мае 2002 года бывший глава кредитного союза был приговорен к тридцати восьми месяцам тюремного заключения за причинение фирме финансового ущерба своим небрежным отношением к кредитованию.
После вынесения приговора мы с Кимом-Канеда толком не общались, но он меня помнил. Я объяснил, чего хочу, не вдаваясь в подробности, и он пообещал разобраться. Посоветовавшись с отцом, очень активным членом Миндана, он пригласил меня поужинать где-нибудь поблизости, чтобы мне не пришлось тащиться в Сайтаму. Я с радостью принял его предложение.
Мы договорились встретиться в пятницу. Добравшись до забегаловки возле вокзала, я решил предоставить ему право выбора меню.
За то время, что мы не виделись, он чуть покруглел. Раньше он преподавал киокушин карате в додзё[10], которым владел его приятель. Теперь он по-прежнему выглядел суровым закаленным человеком со здоровым аппетитом, привыкшим наносить и получать удары, чтобы зарабатывать на жизнь.
Канеда рассказал мне, что он унаследовал от отца салон патинко в Кумагае. Еще два салона они открыли на севере Сайтамы, и хотя прибыль была не слишком высокой, они были в плюсе. Он жаловался, что салон патинко отнимает слишком много времени, которое он предпочел бы уделить додзе, но время от времени ему все же удается вести занятия, хотя сам он не успевает как следует тренироваться.
Ужин выдался восхитительным: пулькоги чонголь (прекрасная тушеная говядина), чидзими (корейские блины), несколько видов кимчи (нарезанных моренованных овощей) и немного просто невероятной жареной свинины. Мы выпили макколли, сливочного рисового вина, которое я всегда называл в уме «молочной смертью». Приторно-сладкое, оно опьяняет еще до того, как ты понимаешь, что происходит.
Информация, которую он мне сообщил, была надежной: мистер Ли вступил в ряды Миндана в Адачи в 2005 году и принимал активное участие в работе группы. Однако в то же время до отца Канеды доходили слухи о том, что он был тесно связан с «Сорен». Эти два кусочка пазла не слишком-то хорошо совпадали.
Вернувшись в офис, я обратился к репортеру одной из новостных служб, чтобы тот представил меня полицейскому из бюро общественной безопасности, что он и сделал. Полицейский мог только сказать мне, что «Вахей Энтертейнмент» в настоящее время не находится в списке фирм, связанных с Северной Кореей или «Сореном», но когда-то он там находился.
Изучив всю доступную мне информацию, я понял, что не могу прийти ни к какому однозначному выводу. Так что я решил нарушить основные принципы комплексной проверки, организовав личную встречу с самим мистером Ли.
Я написал ему письмо на очень вежливом японском, где изложил основную информацию о себе и своей работе, и упомянул, что пишу книгу под названием «Пороки Токио», которая будет включать главу о бизнесе патинко, так что мне хотелось бы узнать больше о прочных связях индустрии с корейским сообществом в Японии.
Отчасти это было правдой. Я действительно работал над книгой, и у меня действительно были планы написать главу о преступлениях, связанных с патинко, в Сайтаме. Я отправил ему копию моей статьи о крахе «Сайтама Сёгин», корейского кредитного союза.