«Конечно, я его не заказывал, но он это заслужил, потому что его фильм высмеивал нас и был неприятен».
Джузо Итами и я были ему неприятны.
Нападение на директора показало миру, что якудза – не благородные преступники, а просто бандиты. Этот инцидент ускорил ответные действия полиции в десять раз.
Гото был удачливым и влиятельным парнем. Когда его печень стала отказывать, он продал всех своих собратьев якудза и опередил сотни американцев в списке тех, кто нуждался в трансплантации. Законопослушные, трудолюбивые мужчины и женщины умерли в ожидании печени, а криминальный авторитет выжил.
Однако удача Гото – заслуга остальных якудза, которых он предал. За свою жизнь бывший босс якудза вдохновил организацию на две самые разрушительные катастрофы за последние десятилетия: постановления об исключении организованной преступности и положения об исключении в контрактах.
Признаюсь, во время чтения книги Гото у меня возникло чувство тошноты. В какой еще книге фальшивый священник рассказывает о своей сделке с ФБР, не выражая никакого раскаяния в том, что другие, более порядочные люди умерли, чтобы он мог жить? В какой-то момент я зашвырнул книгу через всю комнату в шкаф, где стоял мой футон. Этот высокомерный сукин сын и к тому же хвастун еще и мою работу критиковал, пусть и не называл меня по имени. Не хватало мне только советов по журналистике от мешка с дерьмом! Конечно, после того, как я попал книгой в шкаф, мне пришлось встать и перебрать кучу полотенец, одежды, носков и униформы для айкидо, чтобы найти ее и продолжить чтение.
Я не особо храбрый человек и не сказать чтобы малодушный, но я уловил в словах Гото некоторое намерение. Я решил, что лучше всего обратиться за помощью к его заклятому врагу Тосиро Игари. Возможно, это помогло бы устранить угрозу или остановить распространение книги, а может быть, даже вставить в нее опровержение. У меня было лишь смутное представление о том, что можно сделать, но Игари знал наверняка. Я решил написать ему письмо и изложить проблему.
Я как раз набрасывал черновик этого письма в начале июля десятого года, когда ко мне пришел один из полицейских из отдела по борьбе с организованной преступностью полицейского участка Китадзава, отвечавший за то, чтобы я оставался в живых. Это был офицер Осаки, похожий на подслеповатого моржа, которого превратили в человека. Но, несмотря на свой моржовый вид, он имел солидную репутацию детектива и был хорошо известен своей способностью заставлять людей выдавать больше информации, чем следовало бы. Возможно, именно потому, что он казался таким безобидным – люди его просто недооценивали. Едва войдя и плюхнувшись на диван, он приступил к делу:
– Вы читали книгу Гото?
– Читал, – ответил я.
– Тогда вы уже в курсе. Эта угроза не так уж умело замаскирована. Хотите выдвинуть обвинения?
Я вздохнул.
– Я бы с радостью, но перечитайте этот момент повнимательнее. Там, где он угрожает, он отмечает, что смеется. Чтобы в случае чего сказать, что это шутка. – Я открыл книгу и показал ему нужную страницу. Он несколько раз перечитал отмеченные строки, водя по ним пальцем, и вид у него сделался разочарованный.
– Это были интервью, да? Если у нас есть пленка, мы сможем доказать, что намерения были иными.
Я кивнул.
– Ну и что мне делать? – спросил я. Он поднял голову и задумался.
– Мы обсуждаем этот вопрос в департаменте. Пока не делайте ничего. Но берегите свою спину. И запирайте дверь, когда уходите. – Я кивнул. – И когда остаетесь дома, – добавил он.
Должен признать, что в то время я и впрямь не всегда запирал дверь. Многие люди этим не заморачиваются, но я больше не мог себе позволить относиться к их числу.
– И еще один момент: лучше сортируйте пластиковые бутылки и банки. Бутылки выбрасывают в субботу. Банки в пятницу. Ваши соседи жалуются.
Я согласился и на это. Я готов был даже пообещать лучше чистить зубы, но не решился. Сарказм в Японии часто воспринимается как оскорбление. Пародию они ценят, иронию одобряют, но насмешки неприемлемы в обществе, где потерять самообладание значит перестать быть крутым.
В том, чтобы находиться под защитой японской полиции, есть свои плюсы. Вы чувствуете себя в безопасности. У вас есть кто-то, кому важно, куда вы пойдете и когда вернетесь домой. Каждый день, иногда ночью, иногда утром, вы находите в почтовом ящике маленькую желтую записку с изображением талисмана токийской полиции Пипо-куна, сообщающую, все ли в порядке. Обычно да. Все хорошо – хейон бузи.
Конечно, я знал и то, что если позвонить в полицию и спросить, что творится в каком-нибудь районе, они непременно ответят «хейон бузи», даже если только что обнаружили девять обезглавленных тел. Но там, где я жил, было тихо и мирно.
В том же месяце морж начал приходить ко мне вместе со своим начальником. Они никогда не звонили и не назначали встреч, просто приходили, когда считали нужным, но меня это устраивало. Однажды за кофе они объяснили, что могут принять от меня заявление о возбуждении уголовного дела, но вряд ли прокуратура их поддержит. Гото больше не был якудза. Он якобы изменил свои взгляды и стал священником. И как я сам отметил, угроза в книге сопровождалась словами «ахаха», так что можно было свести все к шутке.
Я поблагодарил их за усилия и попросил дать мне время все обдумать. Раньше я никогда не отправлял писем Игари, но теперь почувствовал, что пришло время. Переписав письмо еще раз и как можно четче объяснив ситуацию, пятого августа я его отправил. Ответ пришел незамедлительно.
«Дорогой Джейк,
Это Сузуки из офиса Игари. В настоящее время он находится за границей и вернется 8-го числа, а 11-го уйдет в отпуск. Он может встретиться с вами 8-го, в день своего возвращения. Пожалуйста, дайте нам знать, если этот вариант вас устроит».
Восьмого августа мы встретились. Это было воскресенье. Он вернулся из Бразилии и прямо из аэропорта Нарита поехал к себе в офис, на встречу со мной. До этого мы виделись в начаеле лета, когда я выяснял, будет ли он вместе со мной работать над документальным фильмом о якудза для телевизионной станции, принадлежавшей NewsCorp. Теперь он загорел, выглядел отдохнувшим и был в прекрасном расположении духа. Несмотря на невыносимую летнюю жару, на нем были костюм и свежая белая рубашка, как будто только что снятая с вешалки.
Каким же было облегчением увидеть его бульдожье лицо и черные волосы, гладко зачесанные назад, услышать его глубокий гулкий голос! У него был при себе экземпляр книги, весь в закладках и стикерах, как будто книга была готова вот-вот взорваться цветной бумагой.
– Помоги мне со всем этим справиться, – попросил я и тут же подумал, что, может быть, слишком остро отреагировал. В конце концов, это была всего лишь книга.
– Это не просто книга, – возразил Игари. – Она порочит твою честь и работу, она откровенно тебе угрожает. Это пощечина. Ты правильно сделал, что обратился ко мне. Он постарался как можно лучше сформулировать фразу, чтобы избежать уголовного преследования, но я сомневаюсь, что он изначально так и выразился. Мы выясним это.
После долгих обсуждений он и двое его коллег разработали план. Игари знал людей из издательства «Такарадзима». Он обсудил этот момент с ними, попросил устранить угрозу и исправить порочащую меня информацию, предупредив, что в противном случае подаст в суд на издательство, потому что подать в суд на Гото из-за некоторых особенностей книги будет сложнее. Он предложил мне потребовать в качестве компенсации всего одну иену. Я спросил его, почему так.
– Это покажет, что ты судишься не ради денег, а еще – что ты считаешь эту книгу просто кучей дерьма. Одна иена – достойная сумма.
Я рассмеялся. Последние слова, что я от него услышал, были такими:
– Это будет долгая битва. Она потребует много денег и много смелости, и тебе придется самому думать, где их взять. Но мы будем бороться.
27 августа я отправил ему в офис еще одно письмо, чтобы узнать, как идут дела. Ответ пришел от его коллеги, сообщившего мне, что Игари, увы, больше нет в живых. Тем утром его тело с перерезанными запястьями было найдено в его загородном доме в Маниле. Время смерти было неизвестно. Перед своей смертью Игари работал над своей последней книгой «Гекитоцу» («Столкновение»). В этой потрясающей работе он открыто называл настоящие имена якудза и связанных с ними политиков. Он написал об этом следующее:
«Там, где это было возможно, я старался не скрывать настоящие имена. Я понимаю, что это представляет для меня огромный риск, на который я пошел, потому что хотел честно написать о своей борьбе с несправедливостью, скрытой в нашем обществе, и о результатах этой борьбы. Уместно указать имена тех, с кем вы сражаетесь».
Перед отъездом в отпуск в Манилу он сказал своему редактору:
– Я рыскаю по опасным местам, и что со мной будет, я не знаю. Давайте подпишем издательский контракт прямо сейчас.
В сентябре я пришел в офис Игари, чтобы отдать ему дань памяти; похорон не было. В его кабинете соорудили небольшую траурную композицию, но в целом все осталось таким же, как при его жизни, даже на столе лежала статья о матчах Ассоциации сумо с его пометками. Его секретарь сказала мне:
– Игари-сан был очень рад взяться за ваше дело. Он всем хвастался, что представляет интересы репортера «Нэшнл Географик», как настоящий юрист-международник!
Я почти услышал, как он произносит эти слова и громко, раскатисто смеется.
Горе ощущается так странно. Лишь увидев его опустевший стол, я почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Я просто не верил, что он мог покончить с собой, особенно в свете его воодушевляющей речи. Этого не мог сделать человек, которого я знал.
Партнеры Игари взялись за его дело и помогли мне составить письмо издателю в качестве прелюдии к судебному иску. Я не был уверен, что они поддержат меня, если дела пойдут плохо, и не винил их. Я был его последним клиентом, и после того, как он взялся за мое дело, его нашли мертвым. Иногда ты действительно остаешься совсем один.