Синобу Цукаса не заплатил ни одной иены из первоначально запрошенной суммы.
Адвокат, представлявший членов семьи, опубликовал заявление для прессы, в котором изложил детали соглашения: Гото принял на себя ответственность как тогдашний глава организации за действия своих подчиненных, которые привели к гибели Нодзаки, согласился возместить ущерб и выразить соболезнования его семье. Однако Гото не признал, что он руководил убийством.
Старейшина позвонил мне напрямую спустя восемь часов после публикации моего продолжения первой статьи. Номер был незнакомый, но на другом конце линии оказался Старейшина. Он сказал, что у него есть время как следует поговорить.
– Вот что я скажу, – начал он, – сдается мне, это Гото распорядился, чтобы Кондо убили в Таиланде. Это жестоко. И низко. Для оябуна убить своего кобуна, чтобы защитить себя, – значит просто пробить дно. Все равно что собственного ребенка прикончить. Хуже только, когда наоборот.
Я согласился.
– Что, – спросил он, – вы пока под защитой полиции?
– Да, – ответил я, – но, думаю, ненадолго.
– Я читал вашу книгу «Пороки Токио». Ну, в переводе, но хорошем. Мне понравилось. Вы, похоже, всерьез ненавидите этого сукина сына. Думаете, он убил вашего адвоката?
Я сказал, что не знаю.
– Но, – добавил я, – учитывая, что я нанял адвоката, чтобы подать в суд на Гото, а десять дней спустя он погиб, поневоле задашься вопросом, совпадение это, несчастный случай или что-то другое. Я не знаю. Я до сих пор не знаю.
Повисла тишина. А потом он очень медленно глубоким скрипучим голосом произнес:
– Гото… Ятцау ка?
Когда он сказал это, я почувствовал, как все мое тело свело холодом. Заледенела рука с зажатым в ней телефоном, волосы от руки и до самой шеи. По-японски «ятцау» – то же, что «ятте симау», только менее официально. В переводе это означает «сделать что-то до конца».
Есть и совсем другое значение: хотите, чтобы я его прикончил?
На долю секунды мне захотелось искренне сказать: да! Ятцау!
Но… вы когда-нибудь смотрели боевик, где герой на протяжении всего фильма убивает злодеев направо и налево, а потом у него появляется шанс уничтожить суперзлодея и он этого не делает? Он говорит что-то вроде: оставлю это на усмотрение закона. Или: я не собираюсь опускаться до твоего уровня. Ребята, надевайте на него наручники и уводите отсюда. Я смотрю такие фильмы и думаю: эй, чувак, ты весь этот чертов фильм мстил остальным приспешникам, а теперь ты вдруг за закон и порядок? Но это фильмы.
Я глубоко вздохнул и сказал:
– Нет.
И тут же, к моему удивлению, Старейшина извинился:
– Простите. Не надо было задавать такой вопрос. Я должен был просто это сделать. Простите меня.
– Все в порядке, – вымолвил я.
– Вот что: я с ним поговорю. Я в любом случае собирался. Я дам ему понять, что если с вами или с близким вам человеком что-то случится, ему это с рук не сойдет.
– В каком смысле?
– Если вы поскользнетесь в ванне и погибнете, или попадете под машину и погибнете, с ним кое-что произойдет. Если погибнет какая-нибудь из дам, с которыми вы спите… вы понимаете, да?
– Да, можете без подробностей. Хорошо, поговорите с ним. Я буду благодарен.
– Считайте, что дело решено. Пока я жив и вы живы, он будет каждое утро просыпаться в надежде, что с вами все в порядке.
– Спасибо.
– Да не за что. Это моя работа. Спите спокойно. Сицурей симасу[20].
Все вышло гораздо лучше, чем я ожидал. Мой враг покинул Японию. Внешняя сила ввела в наши так называемые отношения пункт о взаимном уничтожении, и я не сомневался, что жизнь ему дорога.
Теперь у меня было гораздо меньше страхов и больше причин продолжать жить. И я решил, что если возьму себя в руки, то смогу выполнить какую-нибудь опасную работу. Образцово опасную.
Глава восемнадцатая. Олимпийские игры якудза: публикуй или погибнешь!
Одно фото стоит тысячи слов. Порой оно даже может стоить обоих колен, сломанных бейсбольной битой. Был случай, когда за фото председателя Олимпийского комитета Японии рядом с главой «Ямагути-гуми» репортер был избит до полусмерти. Я не особенно горел желанием разделить его участь.
Вроде бы фото было несколько, но всеобщее внимание должно было привлечь одно – примерно 2005 года. На нем Хидетоши Танака, вице-председатель Олимпийского комитета Японии, сидел рядом с Синобу Цукаса, главой «Ямагути-гуми», в баре в Нагое, и вид у обоих был довольно дружелюбным. И если внимательно посмотреть на левую руку Танака, можно было заметить, что на ней кое-чего не хватает.
Я торопился. Мне нужно было, чтобы написанная мной обо всем этом статья, дополненная интересной фотографией, разошлась как можно скорее, а мой редактор в «Ньюс Вик» все тянул и тянул.
– Кай, публикуй или погибнешь! Ради всего святого, выкладывай уже чертово фото в Интернет. Мы же договорились, чувак!
– Джейк, я все понимаю. Я работаю над этим. Не волнуйся!
Ему было легко говорить: он сидел в Лос-Анджелесе в полной безопасности. А я был в Токио и раскручивал историю, которая могла связывать Олимпийский комитет Японии с организованной преступностью. И я вынужден был ею заняться только потому, что репортеру «Кейтен Симбун», правого скандального издания, который мог сделать это за меня, сломали ноги.
Когда вы исследуете потенциально опасную историю, важна скорость. Вы должны заранее подготовить статью, подтвердить свои факты и охватить сразу всех фигурантов – в течение двадцати четырех часов. Я не знаю, как это работает в США или Европе, но в Японии нужно дать субъекту разоблачения возможность защитить себя перед публикацией.
Есть только одна проблема с этим профессиональным правилом. Когда вы в процессе работы обращаетесь к якудза или влиятельным политикам, чтобы дать им возможность себя защитить, они могут перейти в наступление и попытаться уничтожить вас. Они могут принять меры, чтобы ваша статья никогда не была опубликована. Это существенный риск.
Сайго сказал, что, когда даешь людям время подумать, возникает проблема, которую можно описать как «входит воздух». Я так и не понял до конца, что это значит, но полагаю, что если дать людям слишком много времени все обдумать, они могут начать строить заговоры и интриги и призвать союзников. Итак, я отправил все свои запросы на комментарии рано утром семнадцатого числа и сказал всем, что у них есть двадцать четыре часа на ответ.
Фотография была анонимно разослана по нескольким СМИ. Один журнал получил заметку следующего содержания:
«Я сотрудник Университета Нихон, где многие конфликтуют с главным директором Танака. Шесть или восемь лет назад, когда Танака был избран главным директором правления, он отправился в клуб в Нагое и отпраздновал свое повышение вместе с главой и несколькими членами «Ямагути-гуми». Он показывал нам эти фотографии на протяжении многих лет, чтобы запугать нас и заставить замолчать. Пожалуйста, расследуйте этот вопрос».
По прогнозам, Олимпийские игры в Токио в 2020 году должны были обойтись по меньшей мере в пять миллиардов долларов. Это означало, что на строительстве можно было заработать много денег. Говорят, что якудза получают пять процентов всех доходов от строительства в Японии, так что, полагаю, в составе кампании был кто-то из «Ямагути-гуми», кто мог помочь заполучить неплохую долю.
Впервые я услышал об этой фотографии и нападении на репортера от Кумагаи, кайша-я, в октябре 2014 года. Он стал своего рода дзохо-я, то есть торговцем компрометирующей и потенциально разрушающей карьеру информацией. В начале октября я пришел к нему в офис, чтобы поговорить и обменяться списками: у меня были списки тех, кто был ему нужен, а у него – списки тех, кто был нужен мне. У меня – справочник небольшого банка, а у него – Сумиеси-кай и группы третьего уровня в «Инагава-кай». Я принес хорошие кофе и виски – тогда еще продавались маленькие бутылочки «Сантори Хибики» за несколько сотен иен.
Он говорил со мной, потягивая кофе. На нем был, как всегда, белый костюм – не представляю, как можно ходить в белом и не изгваздаться. Будь у меня белый костюм, он к концу дня был бы весь в пятнах от кофе, чернил и соуса гедза. Пожалуй, даже не к концу дня, а через несколько часов. Мне пришлось бы всюду таскать с собой карандаш-пятновыводитель[21], а может, заодно и бутылку отбеливателя.
У него не было копии фотографий, но он их видел. Он не сказал, где именно. Поэтому я что услышал, то вам и передаю:
– В прошлом месяце все крупные журналы получили фотографии. Кто-то с комментариями, кто-то без. А этот самый репортер из «Кейтен Симбун» попытался получить разъяснения от Университета Нихон и Танака относительно того, когда была сделана фотография и какое отношение Танака имеет, если имеет, к событиям 30 сентября. Уверен, что именно в этот день он, возвращаясь в редакцию газеты, попал в засаду, устроенную двумя мужчинами с металлическими бейсбольными битами, раздробившими ему колени. Кроме того, они неоднократно его избивали и прежде.
Я не сомневался, что подтверждение этому можно легко получить из второго источника, и сказал, что мне нужны фотографии и я готов за них заплатить – пусть немного, но хоть что-то.
Пока мы разговаривали, я начал вспоминать то, что уже произошло. Давайте немного перемотаем назад. Это будет не первый раз, когда я пишу о темных связях Танака с могущественными якудза. Я не удивился, что эти фотографии всплыли на поверхность. В феврале 2014 года я уже писал статью для «Дейли Бист» о Танака и его прошлых связях с «Сумиеси-кай», второй по величине группировкой якудза в Японии. У них были офисы в Гиндзе, и хотя лидеры публично высказывались о помощи слабым и борьбе с сильными (обычная риторика), они были вовлечены в наркобизнес.
«Сумиеси-кай» часто появлялись в новостях в 2014 году, потому что поставляли наркотики Аске, японской рок-звезде и участнику дуэта, выпустившего мегахит «Скажи: да». Аска говорил «да» всем запрещенным наркотикам, какие мог добыть, за что и был арестован в начале года, а полицейские с помощью его мобильника и показаний выследили организацию, которая его снабжала.