[23], который обворовывал клиенток и нанимал на работу несовершеннолетних. Такеши Аида, основатель «Клуба Аи», первого заведения такого типа, пригласил меня поработать у него одну ночь, чтобы я убедился, что не все хост-клубы – грабительские. Хост из меня вышел никакущий. Танцевать я не умею, красиво прикуривать – тоже. Большую часть смены я провозился с зажигалкой. Красавцем меня тоже не назовешь, и единственный мой плюс – достаточно хороший японский, чтобы можно было отпускать шутки.
Раньше я курил гвоздичные сигареты «Гудан Гарам» в красно-золотой пачке. В трех кварталах от полицейского участка Синдзюку их продавал только один маленький табачный магазин. У них была табличка на английском языке с надписью «Синдзюку курит». Романтизация этого жуткого района всегда меня забавляла. Таких магазинов больше нет. Есть супермаркеты «Севен-Элевен». Они не продают гвоздичные сигареты. В Кабуки-тё больше нельзя курить на улицах.
Сейчас каждый второй мечтает поехать в Кабуки-тё. Я не вижу в этом смысла. Знаменитый Квартал красных фонарей, как и Таймс-сквер, из-за наплыва туристов, горожан и полицейских понемногу стал тенью самого себя. Может быть, это хорошо.
Но я чувствую себя там совсем чужим.
В 2011 году, когда Михиль собиралась заняться социальной работой и бороться с торговлей людьми, Япония уже постепенно решала эту проблему. Головорезы, зарабатывавшие деньги на сексуальном порабощении, почти полностью переключились на торговлю людьми внутри страны, но масштабы преступлений были совсем не такими, как в 2007 или 2008 годах, поскольку полиция постаралась обеспечить соблюдение закона. Якудза по-прежнему заправляли индустрией развлечений и атомной промышленностью, и те оставались для них крупнейшими дойными коровами.
В некотором смысле я чувствую, что Токио, который я знал, находится в другом мире, в другой жизни.
Времена, когда якудза расхаживали по улицам, открыто демонстрируя значки и безнаказанно угрожая обычным гражданам, уходят в прошлое. Теперь значки раздаются им в начале встречи и отбираются в конце, примерно как ключ от шкафчика и полотенце в том спортзале, куда я порой наведываюсь. Известным якудза не разрешается иметь банковские счета, снимать квартиры, получать страховку (как мне в США), селиться в отелях и даже играть в гольф. Сложная серия изменений договорного права, постановлений и пересмотров закона о борьбе с организованной преступностью сократила их число с восьмидесяти до менее десяти тысяч по всей стране. Если бы Тосиро Игари был жив, его порадовала бы эффективность принятых мер. Но его нет в живых. Иногда я прохожу мимо его офиса. Я бы хотел зажечь там благовония, но не думаю, что в офисе осталось много людей, которые его помнят, и не уверен, что мне будут рады. Возможно, и сам офис переехал.
За более чем тридцать лет жизни в Японии я много раз переезжал. Я редко возвращаюсь в места, где жил, за исключением одного – буддийского храма, где провел большую часть своей студенческой жизни.
Это были хорошие времена. Я о них еще расскажу.
Когда я переезжал в 2016 году, то нашел на дне одной из коробок аккуратно сложенные носки и рождественскую открытку от Михиль Брандт. Порой я вспоминаю о ней и о детективе Секигути – моем наставнике в Сайтаме. Он тоже умер от рака. Он много курил. Иногда я встречаюсь с его детьми. Теперь у них есть свои дети.
Я прохожу мимо того места, где раньше был клуб «Желтый». Мне за пятьдесят, и танцевать до прихода первого поезда не кажется таким уж веселым занятием. Если вам захочется увидеть это место, оно находится неподалеку от того, где раньше находился клуб азартных игр «Одноглазый Джек». Сотрудники «Леман Бразерс» тратили деньги на тамошних девушек и сморкались наркотиками еще в далекие времена, предшествовавшие финансовому краху. Кое-что покрепче покупали в баре неподалеку от того места, где раньше была гостиница «Гамбургер».
Наркотики в Японии имеют большое значение. Как оружие. Те, кто мешал разные виды наркотиков и умер от передозировки, долго держатся в топе новостей. В 2004 году в Роппонги имело место быть сразу несколько таких смертей – главным образом потому, что маленький иранец продавал местным инвестиционным банкирам один вид наркотиков с добавлением огромного количества другого вида наркотиков. Одним из тех, кому досталась некачественная партия, был топ-менеджер «Пфайзера». Я работал над этой историей с Токийским управлением полиции, сообщил им имя фактического владельца бара и соответствующие данные. Наши рабочие отношения были хорошими; они отметили дилера, но предпочли замолчать историю. Иногда лучше не раскрывать большую сенсацию, чтобы у тебя не было проблем на работе. Меня не отпускало ужасное ощущение, что если я не смогу об этом написать, от передозировки умрет еще много людей.
У меня была договоренность с начальником отдела по борьбе с наркотиками и огнестрельным оружием Танака-сан, что я буду держать эту историю в секрете, а в обмен он сообщит мне новости сразу же после ареста. Но я чувствовал, что, пока я буду их ждать, еще больше людей могут пострадать. Так что я написал эту статью – предварительно, конечно, предупредив Танака-сан.
Джинджи о киру. Так говорят не только якудза, но и репортеры, уведомляя должным образом адекватных людей. По крайней мере я был вежлив. Когда статья вышла на первой полосе газеты, она многих расстроила, и в награду мне на несколько месяцев запретили появляться в отделе по борьбе с наркотиками. До истечения этого срока мне приходилось тайком встречаться с детективами. Но это было почти двадцать лет назад. Мне хотелось бы думать, что больше мне не придется освещать преступления, деятельность якудза, убийства, хаос и трагедии. Я определенно расширил сферу своих интересов. Но время от времени, например, 31 октября 2017 года, в странный час мне звонит старый друг:
– Джейки! Ты точно захочешь об этом написать.
– Хмм… разве что это важно с международной точки зрения.
– Девять голов без тел в девяти холодильниках. Одна квартира.
Волшебные слова. Конечно, я подрываюсь и еду.
Это что-то вроде дежавю. Именно так начался мой год.
Первого января 2017 года – в четыре часа утра – я сел на поезд (они шли без остановок с поздней ночи уходящего до первого дня нового года) до места преступления на Такэсита-дори, где недовольный юноша двадцати одного года от роду, двигаясь на машине задним ходом, сбил восемь человек. Довольно жесткое начало нового года. Инцидент произошел спустя десять минут после того, как храмовые колокола прозвенели сто восемь раз, ознаменовав конец года и прощание с прошлыми грехами. Мне позвонили, чтобы сообщить новость, только в половине четвертого утра. Обычно я теперь ложусь спать пораньше. Ночи в Квартале красных фонарей больше не входят в мою работу.
Если Квартал красных фонарей стал бледной копией Таймс-сквера в Нью-Йорке, то Роппонги просто-напросто гниет изнутри.
«Джулиана» – когда-то самый большой диско-клуб в Азии – находился в Роппонги. Это был грандиозный символ экономического пузыря в Японии в конце 1980-х и 1990-х годах, когда казалось, что Япония будет править миром. Позже основатель клуба заработал состояние, управляя компанией по распределению рабочей силы «Гудвилл Корпорейшн». Изменения в трудовом законодательстве Японии пошли ему на пользу, как и некоторым другим жадным засранцам, например Масахира Оригути, известному как Дискомен, но вместе с тем сократили количество людей с «пожизненной занятостью» с 80 до примерно 55 процентов.
Сейчас в Японии почти везде гигномика[24]. Этим мы обязаны Либерально-демократической партии, экономическим гиенам, таким как Хейзо Такэнака, ныне председатель компании по отправке рабочей силы, и Дискомену. Горите в аду. Серьезно.
Компания Дискомена позже была закрыта из-за нарушений трудового законодательства, но не раньше, чем она купила известную подставную компанию якудза под названием «Кристалл». В результате сделки сто миллионов долларов из средств компании волшебным образом исчезли.
Да, иногда удивительно, как в Японии просто пропадают деньги. Роппонги-Хиллз, японская версия Беверли-Хиллз, все еще существует. Именно там раньше располагались офисы «Леман Бразерс». В 2008 году небольшая компания «Асклепий» выманила у них триста пятьдесят миллионов долларов. Деньги исчезли раньше, чем «Бразерс». У меня есть подозрения по поводу того, куда они делись, но я не могу ими поделиться.
Роппонги – еще один строящийся город-призрак. Между роскошными его зданиями и богемным центром Токио, где расположился отель «Ритц Карлтон», находится захудалый район с клубами, ресторанами и рекламными агентствами, который постепенно выкупается застройщиками и сносится. Раз в месяц район вокруг Мидтауна заполняется «Мерседесами» и другими, более дорогими японскими автомобилями, сплошь черными, и оттуда выходят головорезы без шей, с короткими стрижками, в дешевых костюмах, и встают возле этих машин, а вслед за ними выползают старики в костюмах куда дороже и направляются к одному зданию. Там до сих пор находится офис «Инагава-кай», но большую часть времени он пустует.
Я могу проводить вас к некогда популярному кругу «Цветок». Это клуб, где девять головорезов забили человека до смерти бейсбольной битой. Три удара по голове – и с бизнесом можно попрощаться.
Я не могу вспомнить ни одного хорошего клуба в этом районе. Годы полицейских рейдов в клубах, где после полуночи устраивались танцы, уничтожили здесь ночную жизнь. Вывеску, которая раньше висела над этим районом, «Роппонги – мир высоких технологий», тоже убрали.
Мы так и не поняли, где в Роппонги высокие технологии. «Мир низких махинаций» подошел бы ему куда лучше.
Аояма, книжный магазин рядом с полицейским участком Азабу, тоже исчез. Клуб, в котором раньше работала Люси Блэкман, земля ей пухом, давно уже закрылся. Недалеко от Ниси-Азабу был чудесный ресторан, куда доставлялась самолетом нежнейшая говядина из префектуры Миядзаки. Это место было практически скрыто от глаз и располагалось недалеко от Гонпати. Я не уверен, что помню, как туда добраться. Очаровательная, дерзкая и красивая женщина по имени Хелена однажды прокатила меня по Токио на мотоцикле – и это стало отправной точкой. Не помню, чтобы меня кто-то еще катал на мотоцикле. Надеюсь, теперь она катает на нем кого-то другого. Надеюсь, она счастлива.