Японская империя
Глава 10Период Мэйдзи – время больших перемен
Периоды правления императоров Мэйдзи (Муцухито), Тайсё (Ёсихито) и Сёва (Хирохито) настолько богаты событиями и важны для японской истории, что каждому из этих монархов будет посвящена отдельная глава. Слово «монарх» в этой книге употреблено впервые и к месту, поскольку все упомянутые императоры были реальными правителями государства. Да, разумеется, был еще и парламент, и военная верхушка обладала определенным влиянием, но, в любом случае, и парламентарии, и военные, считались с императорской волей, порой больше, порой меньше, но считались.
Понятия верности и долга в самурайской культуре
Интерес к Японии, японской истории и японской культуре проявляется во всем мире, и автор искренне надеется на то, что его скромный труд может привлечь внимание иностранных читателей. Специально для них автор считает нужным сделать небольшое пояснение, касающееся таких важных для каждого японца понятий, как верность и долг. Именно что для каждого, поскольку современная японская культура испытала на себе выраженное влияние самурайских понятий и представлений, в первую очередь – моральные установки кодекса Бусидо. Когда говорят, что каждый японец в глубине души самурай, нисколько не преувеличивают, так оно и есть. Не так важно наличие предков-самураев, как следование самурайским ценностям.
Понятие верности, берущее начало из конфуцианства, в котором почитания родителей и старших является главной добродетелью, подкреплялось аналогичными установками синтоизма, призывающего хранить верность своему роду и его главе (в широком смысле – императору). В самом популярном самурайском трактате «Хагакурэ» («Сокрытое в листве») сказано: «Человек, находящийся на службе, должен заботиться и беспокоиться о своем господине. В этом его единственное предназначение»[108]. Вот пример истинного следования долгу из того же источника: «Генеалогическое древо рода Сома, с которым в Японии больше ничто не может сравниться, изображено на свитке, получившем название тикэн марокаси. Однажды в резиденции господина Сомы возник пожар. Глядя на горящие постройки, господин Сома говорил: «И дом, и утварь не жалко. Сгорят – все можно восстановить. Но чего не вернуть – так это нашей главной фамильной драгоценности – генеалогического древа». И тут один слуга сказал: «Я спасу его от огня». Господин Сома и его вассалы подняли слугу на смех: «Как ты это сделаешь, когда все горит?» Этот слуга ничем особо не выделялся, и толку от него большого не было, но господину нравилось его усердие. «Я знаю, что неуклюж и небрежен и польза от меня невелика. Но я всегда был готов отдать свою жизнь, если представится возможность сделать что-то полезное. Думаю, это время наступило». С этими словами слуга бросился в бушевавший огонь. Когда пожар кончился, господин Сома приказал своим людям: «Отыщите его тело. Эх, бедняга!» Обгоревшие останки слуги были найдены в саду у жилых покоев. Как только тело подняли, из живота хлынула кровь. Оказалось, слуга распорол себе живот и засунул туда свиток, чтобы защитить от огня. И свиток совершенно не пострадал. Так он получил еще название тикэйдзу [родословная на крови]».
В основе отношений между старшим и младшим лежат понятия «он» и «гири». Он представляет собой благодарность по отношению к вышестоящим за проявляемое ими внимание. Выплата жалования, какая-то иная награда, или же похвала – все это он. Именно он определяет отношение самурая к его сюзерену, благодеяние рождает такие чувства, как признательность и благодарность. Он подразумевает абсолютную преданность, которая подкрепляется понятием «гири» – морального долга или обязанности, установленной традициями общества. Но гири без он, все равно, что лошадь на двух ногах. Невозможно повиноваться господину только потому, что так принято, нужны еще и личные мотивы-он.
«Усилия вассала, направленные на укрепление стабильности и процветания клана, служат еще более важным доказательством его исключительной преданности господину, чем подвиги, совершенные на поле брани, – говорится в «Хагакурэ». – Воин может первым ворваться в стан неприятеля, совершить подвиги и отдать свою жизнь. Больше от него ничего не требуется, такова его работа. А вот исправление упущений своего господина – это не краткий акт самопожертвования, оно требует неустанных усилий на протяжении всей жизни… При этом нельзя назвать по-настоящему преданным слугой того, кто не руководствуется бескорыстными соображениями».
Это была преамбула, необходимая для понимания сути вопроса. Оперируя понятием «долг» в допустимых пределах (то есть, не требуя чего-то бесчестного) самурая можно заставить совершить любое деяние. Но в противостоянии между сёгунатом и императором сёгунская власть не могла широко использовать понятие долга, поскольку долг перед императором выше всего прочего. Если сюзерен выступает против императора, то своим поведением он и освобождает своих вассалов от гири. Моральное преимущество было на стороне императора, а в Японии моральное преимущество значит очень многое. Да и вообще сёгун считался слугой императора и назначался императорским указом.
Принц Муцухито
Принц Сати, появившийся на свет 3 ноября 1852 года, был рожден императорской наложницей Накаяма-но Ёсико, дочерью министра левого крыла Накаяма-но Тадаясу. Род Накаяма был одной из ветвей клана Фудзивара, так что происхождение у Сати было самое, что ни на есть, наиблагороднейшее и в подкреплении своих прав на престол он не нуждался. Тем не менее было организовано усыновление Сати императорской наложницей Кудзё-но Асако, обладавшей высоким титулом Нёго, но при этом не считавшейся императрицей (титул вдовствующей императрицы ей пожаловал приемный сын, когда стал императором, а после смерти Асако получила имя Эйсё).
Сведения о детских годах принца Сати скудны и противоречивы. По одной версии он рос здоровым и энергичным, а, по другой, часто болел. Детство принца пришлось на переломный период в истории Японии, когда страна открывалась для Запада и в то же время находилась на грани гражданской войны. Как тут не вспомнить традиционное китайской проклятие «Чтоб тебе жить в эпоху перемен». Но человек не волен выбирать, когда ему жить – принц Сати, получивший в 1860 году, после назначения наследником престола взрослое имя Муцухито, пришел в тот момент, когда Провидению было угодно призвать его и честно исполнил возложенную на него миссию.
«Император обладал огромной гуманностью, он постоянно заботился о спокойствии народа, – говорится в «Первом [посмертном] жизнеописании императора Мэйдзи», составленном его придворными. – Когда происходили природные бедствия, не случалось и дня, чтобы он не отправлял посланника на центральную метеорологическую станцию по нескольку раз в день. Кроме того, во время сбора урожая его большая душа обращалась в сторону полевых работ и никогда ни на миг не отвлекалась от изучения аномальных явлений Неба и Земли. Когда свирепствовали дурные болезни, он неизменно являл глубины своего сердца и изволил говорить о том, что негоже жалеть денег на сострадательную помощь бедным и убогим, жертвам войны и раненым. Когда он слышал о том, что среди народа расцветают сострадание и доброта, его сердце переполнялось радостью.
Благодатным дождем проливалась добродетель императора на птиц и животных, на рыб и насекомых. Когда государю подносили карпов, перепелок или же угрей, он непременно осматривал их и неизменно глаголил: «Позаботьтесь о них». Его августейший пруд кишел карпами, в его августейшем саду обитало столько птах, что они вызывали раздражение. Ёсии Томосанэ, который служил прежде заместителем министра государева двора, как-то сказал государю: «Ваше величество изволят любоваться предназначенными для съедения карпами, слушают певчих птах и жалеют их, повелевая отпускать на волю, что свидетельствует о небесной доброте Вашего величества. Однако, если подойти к делу с другой стороны, смиренные дарители предназначают их в качестве свежих яств для вашего стола, и ваше сострадание превосходит их понимание, искренние чувства подданных не находят удовлетворения, они не в состоянии оценить широту души государя, к тому же сад и пруд переполнены живыми существами, что создает немыслимые трудности для обслуги». Государь улыбнулся: «Теперь я знаю, чего желают мои подданные – они хотят, чтобы все это попало на мой стол».
После этого случая, когда ему подносили живых существ, он неизменно повторял: «Примите это». Слугам же стало еще труднее, ибо они не могли понять, что им делать. Потом они как бы невзначай доложили: «Полученное от такого-то дома приготовлено и подано на стол». И тогда император промолвил: «Хорошо!» и изволил согласиться. Этот случай ясно показывает безграничное великодушие государя»[109].
Разумеется, о правителях, покинувших наш бренный мир, принято рассказывать только хорошее, но даже если отбросить в сторону излишнюю комплиментарность, то станет ясно, что власть не испортила (или не особо испортила) принца Муцухито. «Безграничное великодушие» – редкая черта для правителя.
Подобно большинству образованных людей, Муцухито на досуге занимался поэзией. «Единственной радостью императора всю его жизнь оставалось сложение стихов, – говорится в «Жизнеописании». – За день он мог сложить до двух-трех десятков стихотворений, а за свою жизнь он сочинил более восьмидесяти четырех тысяч стихотворений… По изяществу, прозрачности и глубине стихи императора находятся на недостижимой для обычных поэтов высоте.» Ниже приводятся несколько стихотворений, которые должны продемонстрировать это.
Слива в полном цвету
Кони на привязи,
Люди идут и идут…
Всюду вокруг
Высыпали
Сливы цветы.
Сакура на ветру
Падает, падает
Цвет вишневый
Под ветром весенним…
Из сада чьего
Он прилетел?
Мандариновое дерево в родном саду
Вышел в сад:
Старое дерево
Вспоминает былое —
Мать,
Что вскормила меня.
И впрямь прекрасные танка, разве не так?
О правителях, при которых свершались великие перемены, принято говорить, что судьба готовила их к высокой миссии и находить в них какие-то особые черты. Но великие перемены могут свершаться по разным причинам – и по воле самого правителя, и под влиянием со стороны. Император Муцухито не был инициатором событий, получивших название «реставрации Мэйдзи» или их ведущим участником, он был одним из главных действующих лиц, без которого невозможно было обойтись. Лучше всего здесь подходит сравнение с шахматным королем, фигурой слабой, но незаменимой.
3 февраля 1867 года наследный принц Муцухито взошел на престол. Ему тогда шел пятнадцатый год, и многие находили замену такого искушенного политика, как император Комэй, на неопытного юнца весьма благоприятной. Сёгун Ёсинобу получал возможность укрепить свою власть без оглядки на хризантемовый престол[110], а противники сёгуната надеялись на то, что императорский двор перестанет стремиться к компромиссам с сёгунской властью. Впрочем, наиболее проницательные историки усматривают в «заигрывании» императора Комэя с сёгуном Иэмоти только лишь стремление выиграть время для тщательной подготовки к свержению сёгуната. Происки иностранных держав тоже нельзя сбрасывать со счетов, ведь Комэй был ярым противником «открытия» страны (или, хотя бы, стремился выглядеть таковым). Ну а вообще-то обстоятельства смерти императора Комэя являются настолько заезженной темой, что им давно уже перестали уделять внимание и серьезные историки и авторы исторической беллетристики.
Экономический «прогресс»
Слово «прогресс» заключено в кавычки не случайно, а со смыслом. С одной стороны, «открытие» страны способствовало развитию японской экономики, а с другой – это развитие получилось однобоким. В первую очередь, новые веяния ударили по сельскому хозяйству, которое велось по старинке и было малопроизводительным. Требовались продуманные реформы, но этим некому было заниматься. Некому и некогда, поскольку политика на тот момент поглощала все внимание японского общества, а правительство, видевшее в крестьянах неистощимый источник доходов, поднимало налоги, вместо того чтобы помогать субсидиями. В результате такой политики крестьянские хозяйства массово разорялись.
В промышленной сфере дела также обстояли не лучшим образом. Западные державы получили новый рынок сбыта своих товаров, который практически не контролировался бакуфу. Импорт дешевых тканей и прочей продукции, выгодно отличавшейся по стоимости от местных аналогов, неблагоприятно сказывался на японской промышленности. Поступление импортных товаров можно было регулировать пошлинами, но японские чиновники плохо представляли, как работает этот инструмент, а торговая верхушка думала не о благе страны, а о своих интересах, о максимально возможном увеличении оборотов.
Экспорт тоже не приносил стране большой пользы, поскольку западные партнеры навязывали производителям низкие цены. И здесь основную выгоду получали торговцы. Пожалуй, в наше просвещенное время не нужно объяснять, чем заканчивают экономики, в которых продавать гораздо выгоднее, чем выращивать или производить?
В надолго изолированной Японии сложилось свое соотношение стоимости золота и серебра, сильно отличавшееся от мировых цен. Серебро в Японии стоило дороже, чем на мировом рынке, а золото – дешевле. Если ввозить в страну серебро и вывозить золото, то на один вложенный доллар можно было заработать шесть или семь долларов прибыли. Бакуфу не сразу сообразило, что из страны полноводной рекой утекает золото, а к тому времени, когда были приняты ограничительные меры, валютные спекулянты успели наладить хорошие отношения с чиновниками-контролерами, так что отток золота продолжался.
Скажем короче – цены перманентно возрастали, а доходы бóльшей части населения снижались. Политика жесткой самоизоляции безусловно была вредной, но на фоне происходившего она казалась японцам правильной, полезной для общества и подобные настроения как нельзя лучше соответствовали присущей японцам приверженности традициям.
Давайте подумаем вот о чем – почему большинство западных держав, ну разве что за исключением Франции, поддерживало возвращение власти императорскому дому? Потому что император был готов проводить реформы? Но вряд ли юный Муцухито и его советники понимали, чего от них ожидают иностранные «друзья», это первое. И второе – проще было убедить в необходимости реформ верхушку бакуфу и самого сёгуна Ёсинобу, чем способствовать революционной реставрации. Впрочем, Ёсинобу не было необходимости убеждать, будучи умным человеком с передовыми взглядами, он понимал, что времена изменились и сегодня невозможно жить так, как вчера или позавчера. Так в чем же дело?
Дело в том, что реформы нужно было облечь в красивую обертку, дабы они не вызвали отторжения у традиционалистского японского общества. Такой «оберткой» стала передача власти императорскому дому, олицетворяющая возвращение к исконным ценностям, столь дорогим сердцу каждого японца. Бакуфу окончательно скомпрометировало себя многочисленными уступками, которые были сделаны иностранцами. То здесь, то там вспыхивали антисёгунские выступления, в ходе которых доставалось и гайдзинам. Было ясно, что в сложившейся ситуации бакуфу не сможет провести необходимые реформы.
В зарубежных источниках реформы, проведенные под нажимом извне, подаются как забота западных государств о благе Японии. По этому поводу можно вспомнить старую пословицу: «помогла лиса крестьянину построить птичник, заодно и лаз себе приготовила». Западные «друзья» заботились только о собственном благе – от новой Японии они рассчитывали получать гораздо больше прибылей, чем от старой.
Война босин и падение сёгуната Токугава
Недовольство сёгунской властью охватило все слои японского общества, вплоть до самураев, традиционно считавшихся оплотом сёгунской власти. Бедные самураи нищали, а богатые открывали для себя новые перспективы, более привлекательные, нежели служение сёгуну (именно богатые самураи и составили костяк новой японской буржуазии). Но при всем том у сёгуна оставалось много сторонников, да и вообще договариваться без войны лучше, чем договариваться после войны, разве не так?
На первый взгляд, сёгун Ёсинобу выбрал беспроигрышный вариант, при котором он не терял ничего, сверх уже потерянного, но оставался у власти в ином качестве. Как известно, такие «беспроигрышные» варианты являются самыми невыгодными и ничего хорошего не приносят, но Ёсинобу понял это тогда, когда рыба уже протухла и стала непригодной для употребления в пищу[111].
Дело было так. В начале ноября 1867 года к Киото, где тогда находился сёгун, приближались войска княжеств Сацума и Тёсю, намеревавшиеся покончить с сёгунской властью вооруженным путем. Замок Нидзёдзё, построенный еще при первом сёгуне Иэясу, не мог выдержать длительной осады, да и перспективы у сёгуна были мрачные, поскольку ряды его сторонников таяли с каждым днем. В таком положении Ёсинобу схватился за предложение, поступившее от императорского двора, подобно тому, как утопающий хватается за соломинку. В случае добровольного отказа от титула сёгуна, Ёсинобу пообещали главенство в новом правительстве с намеком на то, что это главенство станет наследственным для дома Токугава. Какая разница – сёгун ты или премьер-министр? Важно, чтобы в руках была власть!
9 ноября Ёсинобу официально заявил о возвращении верховной власти императору. «Я ради блага японского государства беру на себя ответственность предать забвению бакуфу», говорилось в заявлении, но эти слова пока еще не означали немедленного роспуска бакуфу, ведь государство не может существовать без правительства. Предполагалось, что при императоре будет создан совет даймё, который возглавит Ёсинобу. Заявление Ёсинобу оттолкнуло от него бакуфу. В мутной воде, как известно, хорошо ловится большая рыба, поэтому верхушка бакуфу надеялась удержать власть, формально превратившись в новое японское правительство.
9 декабря 1867 года был опубликован манифест «О восстановлении императорской власти». Киото на тот момент находился под контролем верных императорскому дому войск княжеств Сацума, Тёсю и Хиросима. Ёсинобу сначала перебрался из Киото в Осаку, а в начале января 1868 года – в свой эдосский замок, где чувствовал себя в полной безопасности. Переезд экс-сёгуна в Эдо совпал с изданием «Указа о реставрации Императорского правления», подготовленного окружением императора Муцухито.
«[Мы, Император Японии], хорошо осведомлены о том, что Внутренний министр Токугава [Ёсинобу], вернул нам государственную власть, которая была передана ему раньше, и также сложил с себя сёгунские полномочия, – говорилось в «Указе». – Народу известно, что начиная с года водяного быка [1853 года] в стране продолжается небывалый прежде кризис и что предыдущий Император [Комэй] из года в год сильно беспокоился из-за этого.
Посему Мы решили взять [новый] курс на реставрацию [прямого] Императорского правления и возрождение престижа государства, для чего упраздняем [должность] регента-канцлера и сёгунат, и, в первую очередь, устанавливаем временно три должности – главу правительства, старших и младших советников, [с которыми] будем руководить всеми важными делами.
Опираясь на указы [Императора] Дзимму, Мы планируем советоваться как можно справедливее, независимо от происхождения [советника] из аристократов, самураев, знати или простых людей, а также быть в радости или печали вместе с Поднебесной; посему будьте усердными [в работе], избавляйтесь от чванливых и бесполезных привычек прошлого, и служите с сердцем, исполненным верностью Императору и любовью к родине».
Указ был принят Императорским советом, на заседание которого были допущены только полностью лояльные императору советники. Главой нового правительства стал не экс-сёгун, а принц Арисугава-но-мия Тарухито[112], ближайший советник императоров Муцухито и Комэя.
Дом Арисугава был основал принцем Ёсихито, седьмым сыном императора Го-Ёдзэя, сидевшего на престоле с 1586 по 1611 год. Первоначально дом носил название назывался Такамацу-но-мия, но изменил свое название после того, как глава дома принц Нагахито в 1655 взошел на престол под именем императора Го-Сай. Традиционным занятием представителей дома Арисугава было обучение наследников престола искусству каллиграфии и стихосложения, иначе говоря – формирование мировоззрения будущих императоров. Назначение принца Тарухито главой правительства показывало, что императорский дом больше ни с кем не намерен делиться властью. Главными из старших советников стали принцы Комацу-но-мия Акихито и Ямасина-но-мия Акира. Прочие советники были набраны из оппозиционной сёгунату знати. Таким образом, для Ёсинобу, как говорится, «не осталось ни лазейки, ни щелочки» – дом Токугава был полностью отстранен от власти.
Забегая немного вперед, скажем, что в 1902 го-ду шестидесятипятилетнего (и совершенно уже неопасного) Ёсинобу причислили к новой японской аристократии кадзоку[113] с пожалованием княжеского титула и дали ему место в Палате пэров японского парламента. А в наше время дом Токугава возглавляет Иэхиро, потомок Токугава-но Иэясу в девятнадцатом колене.
Разумеется, Ёсинобу, которого так ловко провели, почувствовал себя оскорбленным и, как и подобает настоящему самураю, начал борьбу, не надеясь на победу, а только для того, чтобы сохранить лицо. Впрочем, поддержка Франции позволяла надеяться на успех предприятия, только вот дальше предоставления военных советников и нескольких партий оружия французы не пошли – у всего есть своя цена и никто не станет делать вложения, превышающие ожидаемую прибыль.
Гражданская война между сторонниками экс-сёгуна и проимператорскими силами получила название войны Босин («Войны года Дракона»). Она началась 10 января 1868 года, спустя неделю после выхода манифеста «О восстановлении императорской власти», который Ёсинобу объявил «незаконным». В первом же крупном сражении пятнадцатитысячная армия экс-сёгуна была разгромлена, а сам Ёсинобу бежал в Эдо, откуда руководил остатками своих сил, ядро которых составляли самураи из княжества Аидзу, расположенного в восточной части острова Хонсю. Этим княжеством управлял дом Хосина, глава которого в свое время усыновил незаконного сына второго сёгуна Токугава-но Хидэтады, с чего и началось возвышение дома, породнившегося таким образом с правителями государства. В конце XVII века дом Хосина получил разрешение использовать камон дома Токугава и новую фамилию Мацудайра. Во всей Японии у сёгунов Токугава не было более верных подданных, чем представители дома Мацудайра, в подчинении которых находилась пятитысячная отборная армия, своего рода сёгунская гвардия.
В октябре 1868 года императорская армия осадила замок Цуруга, главную крепость княжества Аидзу. С этой осадой связан трагический инцидент, ставший последней демонстрацией самурайской верности в японской истории. Двадцать молодых самураев из «Отряда белого тигра», 8 октября 1868 года совершили сэппуку, увидев поднимающийся над замком дым. Юноши решили, что замок пал (обстоятельства дела поведал один из них, которому посчастливилось выжить), но на самом деле то горели внутренние постройки, а защитники замка продолжали сопротивление, но в конечном итоге были вынуждены сдаться.
Точка в войне Босин была поставлена в мае 1869 года, когда на острове Хоккайдо были уничтожены последние сторонники сёгуната. Неудовлетворенные амбиции экс-сёгуна Ёсинобу стоили жизни четырем тысячам японцев. Сам он до 1872 года был помещен под домашний арест. Город Эдо был переименован в Токио – «Восточную столицу» (прежнее название происходило от клана Эдо некогда правившего этой областью).
Времена изменились, стали более гуманными, и потому с домом Токугава императорский двор обошелся довольно мягко. Японцы – суровая нация, иногда и вовсе жестокая, но жестокость должна быть обоснованной, иначе она приводит к потере лица. Дом Токугава сдал свои позиции и был отстранен от власти навсегда. После этого на смену былым претензиям пришел принцип «меж четырех морей все люди братья». Опять же, сёгунское правление берет начало не с дома Токугава, а с дома Минамото, состоявшего в прямом родстве с императорской династией.
Эпоха Мэйдзи
В сентябре 1870 года эпоха правления императора Муцухито получила название Мэйдзи («Просвещенное правление»), которое впоследствии стало посмертным императорским именем, а возвращение императору власти назвали «Реставрацией Мэйдзи».
За три года до этого, в сентябре 1867 года, император был помолвлен с Итидзё-но Масако, дочерью министра левого крыла Итидзё-но Тадаки и главы дома Итидзё, ветви рода Фудзивара. Невеста была на три года старше жениха, а такая значительная разница могла стать препятствием для заключения брака, но эту проблему решили с чисто японским изяществом, исправив в документах год ее рождения. После помолвки Масако получила имя Харуко, а в историю вошла под своим посмертным именем как императрица Сёкэн. Своих детей у нее не было, но, в качестве старшей жены императора, она усыновляла и удочеряла детей мужа, рожденных другими женщинами (всего у императора Мэйдзи было пятнадцать детей от пяти женщин, но до зрелого возраста дожили только пятеро, в том числе и наследный принц Ёсихито, будущий император Тайсё.
Среди японских правителей император Мэйдзи занимает одно из первых мест по популярности, и его персона пользуется большим вниманием у авторов исторических романов. Может показаться, что мы знаем о личной жизни императора все, но, на самом деле, все эти «знания» являются домыслами, поскольку дворцовые дела никогда не выставлялись напоказ, а у приближенных императора не было привычки писать откровенные мемуары. Что же касается участия в управлении государством, то император всячески демонстрировал подобное намерение. Он часто присутствовал на заседаниях правительства, но выступал редко, предпочитая роль наблюдателя. Надо сказать, что такое поведение было весьма обоснованным – времена были бурные, реформы шли одна за другой, далеко не все начинания оказывались полезными и роль наблюдателя позволяла императору перекладывать вину за совершенные ошибки на членов правительства, а самому оставаться непогрешимым, как и положено потомку Аматэрасу-о-миками.
Клятва Пяти пунктов
«Клятвой Пяти пунктов» или «Пятью пунктами Императорской клятвы» называется краткая программа, объявленная от имени императора Муцухито на третьем месяце первого года его правления. Автором программы был Такаёси Кидо, один из Трех великих героев периода Реставрации Мэйдзи.
Вот текст императорской клятвы:
«Мы станем созывать совещания и управлять народом, считаясь с общественным мнением.
Люди высших и низших классов, без различия между ними, будут единодушны во всех предприятиях.
Обращение с гражданскими и военными чинами будет таково, что они смогут исполнять свои обязанности, не испытывая неудовольствия.
Отжившие свое методы и обычаи будут уничтожены, и нация пойдет по великому Пути Неба и Земли.
Познания будут заимствоваться у всех наций мира, и Империя достигнет высшей степени расцвета».
Обновление Мэйдзи или наградой за труды стала не только усталость
Про реформы эпохи Мэйдзи, которые часто называют «обновлением», нельзя сказать «от стольких трудов лишь усталость в награду»,[114] польза от реформ была, причем большая. Нет, даже не большая, а огромная. Современная Япония, входящая в число наиболее развитых государств мира, стоит на фундаменте, заложенном в эпоху Мэйдзи.
Бесконечно повторять ошибки прошлых поколений невозможно. Рано или поздно приходит прозрение и понимание того, что нужно сделать, чтобы не спотыкаться об один и тот же камень.[115] Автономные княжества, управляемые владетельными даймё, представляли собой большую угрозу для императорской власти. Нужно было сделать то, с чего начинала каждая новая китайская правящая династия – объявить всю японскую землю собственностью императора, а даймё из владельцев земель превратить в императорских назначенцев. Задача была сложной как с административной, так и с этической точки зрения, ведь значительная часть земельных владений была в свое время получена на законных основаниях. Но, как известно, нельзя изменить только путь солнца на небе и превращения луны, а все прочее решаемо. В декабре 1868 года правитель княжества Химэдзи Сакаи-но Тадакуни обратился к правительству с предложением вернуть свои владения императору и этот почин был подхвачен правителями других княжеств. Даймё остались при своей власти, но теперь уже – в качестве государственных служащих, которых в любой момент можно было сместить мирным путем. На государственную службу перешли и бывшие подчиненные даймё, что разрушило веками складывавшиеся отношения между ними и их сюзеренами. Таким образом даймё лишились и земель, и вассалов…
Кому-то может показаться странным, что в повествовании о японской императорской династии уделяется так много внимания реформам эпохи Мэйдзи. А как же иначе? Ведь эти реформы имели прямое отношение к императорскому дому. Не столько потому, что проводились посредством императорских указов, сколько потому, что способствовали всемерному укреплению императорской власти. Читатели должны понимать, почему император Тайсё вел себя совершенно иначе, чем его дед император Комэй. Впрочем, те, кому неинтересно, могут пропустить описание реформ, но лучше этого не делать.
Очень скоро выяснилось, что изменение статуса даймё не решает проблемы разобщенности страны. Да, вся земля перешла в собственность императора, а бывшие владетельные правители стали его служащими, но менталитет невозможно изменить в одночасье – даймё продолжали править так же, как и раньше, думая только о своих интересах, а пребывание сюзеренов на прежних местах внушало бывшим вассалам мысль о том, что ничего, в сущности, не изменилось. Правительству пришлось идти дальше. Императорским указом от 29 августа 1871 года княжества были упразднены, а вместо них введены префектуры, которыми управляли назначенцы-губернаторы, не принадлежавшие к местной знати. Лишившиеся должностей даймё должны были переехать на жительство в Токио, чтобы быть на глазах у правительства и не иметь возможности замышлять недоброе. Горькую пилюлю подсластили одним процентом годового дохода от бывших владений, такая была установлена им пенсия.
Правда, право частной собственности на землю было возвращено подданным уже в 1872 году вместе с отменой запрета на куплю-продажу земли. Эта мера способствовала как развитию сельского хозяйства, так и развитию промышленности посредством стимулирования капитального строительства.
С самураями тоже нужно было что-то делать, но осторожно, поскольку они привыкли чуть что хвататься за мечи. О благородных самурайских традициях можно рассуждать сколько угодно, но попробуйте представить себе жизнь в обществе, где, чихнув не в том месте и не в то время, человек рисковал быть изрубленным на куски даже при условии принесения всех сообразных извинений – оскорбленный мог счесть, что обидчик принес извинения неискренне, и смыть оскорбление его кровью. Но это так, к слову.
Указом от 25 июня 1869 года было учреждено два привилегированных сословия – титулованное дворянство кадзоку и нетитулованное дворянство сидзоку, к которому причислили средних и мелких самураев. Дворянство поначалу содержалось за счёт государства, но эти пенсии поглощали треть государственного бюджета, поэтому в 1873 году вышел «Закон о возвращении пенсий Императору», по которому в обмен на отказ от пенсий выплачивались единовременные премии, а тремя годами позже пенсии дворянству были отменены совсем, без компенсаций. Практически одновременно самураям запретили носить мечи и теперь уже благородного самурая было невозможно отличить по внешнему виду от простолюдина.
В январе 1873 года была введена всеобщая воинская повинность, касавшаяся всех мужчины, достигших двадцатилетнего возраста. От службы в армии освобождались главы семей, государственные служащие и студенты вузов. Также была возможность откупиться от службы официально за двести семьдесят нововведенных иен. Сейчас на эти деньги можно купить полкило риса, а тогда золотое содержание одной иены составляло семьсот пятьдесят миллиграммов чистого металла, так что многим проще было отслужить положенные три года. Так у императора и его правительства появилась своя армия. Одно дело – рассчитывать на свою армию, и совсем другое – надеяться на военную помощь даймё.
Пожалуй, самыми важными реформами можно считать те, что проводились в области образования, ведь они являлись вкладом в светлое будущее страны. В 1871 году было создано Министерство культуры, которое отвечало за сферу образования. Планы были большими, но на первых порах пришлось ограничиться всеобщим начальным образованием. Поощрялось учреждение частных учебных заведений. В 1877 году был основан Токийский университет, а префектурах создавались педагогические институты… В современной Японии более пятисот университетов, но государственный Токийский университет продолжает считаться самым престижным. Правда члены императорской семьи учатся в другом заведении – в частном аристократическом университете Гакусюин.
От зарубежных историков нередко можно услышать, что благодаря Обновлению Мэйдзи Япония «перепрыгнула из средневековья в Новое время». Это неверная формулировка. Правильнее будет сказать, что Япония повернулась лицом к миру. Изменилось буквально все, вплоть до образа жизни японцев (мы сейчас упомянули только о самом важном). Разумеется, не обошлось и без перегибов. Люди перенимали западные привычки не потому, что они им нравились (свое, привычное всегда удобнее), а для того, чтобы продемонстрировать приверженность всему передовому, приверженность реформам. Но западное не всегда было передовым, да и вообще, говядину следует есть в том случае, если нравится ее вкус, а не для того, чтобы пустить пыль в глаза окружающим. Император Мэйдзи отменил запрет на употребление мяса в 1872 году. Не потому, что сам любил говядину или баранину, а для блага общества, которое как губка впитывало западные ценности и привычки. Кроме того, считалось, что регулярное употребление мяса сделает японскую нацию здоровой и сильной, но, как выяснилось впоследствии, традиционное японское меню с точки зрения здоровья гораздо предпочтительнее западного.
Кстати говоря, на торжественных обедах императоры обычно ничего не ели, а всего лишь притворялись, что едят, постукивая палочками по подносу. Во-первых, правителю считалось не совсем приличным есть на глазах у подданных, а, во-вторых, в японской традиции наслаждение от созерцания красиво сервированной еды стоит выше наслаждения ее вкусом. Император Мэйдзи нарушил древнюю традицию, публично отведав говядины в 1873 году (и у нас нет никаких сведений о том, что говядина ему нравилась, просто нужно было продемонстрировать, что поезд японской истории теперь катится по новым рельсам).
Император мог гордиться тем, что к 1890 году Япония стала первой восточноазиатской страной, которая имела конституцию, парламент и независимую судебную систему, во главе которой стоит Верховный суд, основанный в 1875 году.
Императорская власть в свете Конституции Мэйдзи и «Закона об императорском доме»
Императорской власти посвящена первая глава первой японской конституции, обнародованной 11 февраля 1889 года. Конституцию зачитали в императорском дворце в присутствии императора, высших сановников и представителей иностранных государств. Эту конституцию принято называть Конституцией Мэйдзи.
«Японская империя должна управляться и над нею должна царствовать непрерывная во веки веков линия императоров, – с этой фразы начинается текст конституции. – Императорский престол должен переходить по наследству к мужским потомкам императора, согласно постановлениям закона об императорском доме. Император есть лицо священное и неприкосновенное. Император есть глава империи, соединяющий в себе права верховные и осуществляющий их в согласии с постановлениями настоящей конституции. Император осуществляет законодательную власть с согласия императорского собрания (парламента). Император дает законам свое утверждение и распоряжается об их обнародовании и исполнении. Император созывает императорское собрание, открывает, закрывает, отсрочивает его и распускает палату депутатов…».
В чрезвычайных случаях, когда речь шла о предотвращении общественного бедствия или защите безопасности общества, император мог издавать вместо законов высочайшие повеления, которые впоследствии рассматривались на ближайшей сессии парламента. При этом оговаривалось, что никакое распоряжение императора не может изменять существующие законы. Формально раньше император стоял над законом, а теперь закон встал над императором.
Император объявлялся верховным главнокомандующим армией и флотом, ему предоставлялось право объявлять войну и заключать мирные и прочие договоры.
Самой приятной императорской обязанностью, или, скорее – привилегией, было право пожалования дворянства, почетных званий и наград, а также право дарования амнистии и помилования.
Конституция предусматривала регентство, которое должно было от имени императора осуществлять принадлежащие ему права. Во избежание различных злоупотреблений в Части седьмой Конституции, содержащей дополнительные правила, оговаривалось, что во время регентства ни в Конституцию, ни в закон об императорском доме не могут быть внесены никакие изменения.
Одновременно с Конституцией, был обнародован «Закон об императорском доме»,[116] единственный закон, изменения в котором, согласно Конституции, не должны были представляться на обсуждение парламента.
Закон об императорском доме состоит из пяти разделов, дополненных приложениями. Первый раздел определяет порядок наследования императорского престола, который должен переходить к мужским потомкам в мужской линии императорской фамилии. Первоочередным наследником считается старший сын императора, далее идут старший внук императора от старшего сына, а при отсутствии старшего сына и его мужских потомков престол должен перейти ко второму сыну и т. д. Императорские потомки чистой крови имеют преимущество перед непрямыми потомками, которые могут наследовать престол лишь в тех случаях, когда нет потомков чистой крови. Если же у императора нет потомков, престол переходит к брату императора и далее наследуется его потомками. В случае отсутствия у императора брата, престол переходит к дяде императора и его потомкам. При полном отсутствии мужчин среди близких родственников императора, престол должен переходить к ближайшему члену императорской фамилии. Преимущество имеет не только чистая кровь, но и старшинство. В случае, когда наследник престола не способен исполнять свои обязанности, порядок наследования может быть изменен в рамках сказанного выше после совещания с императорской семьей и тайным советом.
Регламент прописан детально, до мелочей. Как говорится, чем обстоятельнее договор, тем лучше идет сотрудничество. Вступивший на престол наследник должен получить все божественные сокровища императорских предков. На деле все три священные регалии остаются там же, где они и хранились, а их передача, по сути, является их демонстрацией. Оговорено, что согласно правилу, утвердившемуся в первый год Мейдзи, название новой эры, объявленное при восшествии императора на престол, должно оставаться неизменным на протяжении всего правления (это правило очень нравится школьникам, которым вместо нескольких девизов правления приходится запоминать всего один).
Примечательна разница в наступлении совершеннолетия – император, наследный принц и объявленный наследником внук императора, считаются совершеннолетними по достижении восемнадцати лет, а все прочие члены императорской фамилии – по достижении двадцати лет.
Закон допускал к регентству женщин, что не противоречило японской традиции. Порядок получения регентства был следующим: императрица, вдовствующая императрица, вдовствующая императрица-мать, императорская принцесса, принцесса[117]. Оговаривалось, что женский потомок императорской фамилии может управлять государством лишь в том случае, когда не имеет супруга. Это правило должно было предохранять от узурпации престола. Ни регент и ни один из его потомков не мог быть назначен опекуном несовершеннолетнего императора, а сместить императорского опекуна регент мог только с согласия Императорского семейного совета и Тайного совета[118]. Опекун члена императорской фамилии должен сам являться ее совершеннолетним членом.
Браки членов императорской фамилии утверждал император и, согласно устаревшим представлениям, эти браки должны были ограничиваться пределами императорской фамилии или «известными благородными фамилиями, особо одобренными императором». Наследный принц Акихито, будущий император Хэйсэй, женился на девушке, не имевшей аристократических корней, и его выбор был одобрен императором и всеми членами Императорского совета, но столетием раньше подобное «своеволие» стоило бы принцу престола. Ныне занимающий престол старший сын император Нарухито, старший сын императора Акихито, тоже женился на «неблагородной» девушке. Японцы чтут традиции, но при этом умеют отличать благоухание жасмина от запаха жареной рыбы[119] и правильно расставлять приоритеты.
Особо оговорено, что ни один член императорской фамилии не может никого усыновлять. Таким образом, исключается возможность попадания на престол «постороннего» человека, не имеющего прав на наследование. Запрет касается и усыновления членов императорской фамилии – установленная очередность наследования престола не должна нарушаться ни в коем случае. Так правильнее и так спокойнее. Женщина из императорского рода, сочетавшаяся браком с подданным, исключается из числа членов императорской фамилии, но по особой милости императора может сохранить титул императорской принцессы или принцессы. Статья LVIII Закона об императорском доме уточняет, что порядок наследования императорского престола во всех случаях касается потомков прямого происхождения и никто со стороны не может быть допущен к этой линии наследования. Разное и многое происходило с потомками Аматэрасу-о-миками с того момента, как легендарный император Дзимму начал править Японией, но все же принято считать, что чистота благородной крови, имеющей божественное происхождение, никогда на нарушалась.
Согласно Закону об императорском доме внутренние дела императорского дома должен решать Императорский семейный совет, в который входят достигшие совершеннолетия мужчины из императорской фамилии. Как говорится, домашние неурядицы нельзя выставлять напоказ[120]. Император председательствует в этом совете лично или же назначает для этого кого-нибудь из членов императорской фамилии.
Закон об императорском доме, принятый в 1889 году, действовал до 1947 года, в котором он был упразднен и заменен новым Законом об императорском доме, о котором будет сказано в двенадцатой главе, посвященной периоду Сёва.
Император Мэйдзи
Давайте подведем итог. Старшему сыну императора Комэя было суждено стать знаковой фигурой японской истории. С императора Дзимму началась династия, император Го-Сандзё внедрил систему передачи власти, известную как «император на покое» или «император-отшельник», с 1192 года Япония оказалась под властью сёгунов, а при императоре Мэйдзи эта власть была свергнута и восстановилось прямое императорское правление… Императору Мэдзи принято приписывать «переведение Японии из древности в современность», но вряд ли император ставил перед собой столь масштабную задачу. Он всего лишь способствовал прогрессу и старался сделать свою страну полноправной частью мирового сообщества.
В статье, опубликованной в американском ежедневнике «Нью-Йорк Таймс» по поводу похорон императора Мейдзи, было сказано о поразительном контрасте между тем, что шло впереди похоронной повозки, и тем, что было позади неё – позади шла старая Япония, а впереди – новая Япония». Так, в общем-то, оно и было, поскольку император Мэйдзи унаследовал от своего отца старую Японию заката сёгунского правления, а своему преемнику передал новую Японию, в которой власть делили между собой император и парламент.
Японцы могут бесконечно сожалеть о «старых добрых самурайских временах» и преклоняться перед ними, но нужно понимать, что в рамках «старых добрых времен» не могло быть современной Японии, которой все мы так гордимся. Для того, чтобы что-то приобрести, нужно чем-то пожертвовать – это аксиома. Как говорят бизнесмены: «без расходов нет доходов». Жертвы, принесенные в эпоху Мэйдзи, легли в основу благополучия той Японии, которую мы знаем сейчас.
В конце июля 1912 года тяжело больной император Мэйдзи, страдавший осложненным сахарным диабетом, скончался. Его наследником стал третий сын принц Хару, он же – принц Ёсихито, рождённый старшей фрейлиной императорского двора (старшей императорской наложницей) Наруко, дочерью советника Янагивара-но Мицунару. Род Янагивара берет свое начало из дома Хоккэ клана Фудзивара, так что пока правило взятия жен из благородных семей «особо одобренных императором» соблюдалось.
Императрица Сёкэн пережила своего венценосного мужа на два года. После смерти императорской четы в Японии возникло движение за создание святилища в их честь. Хорошее начинание завершилось в 1920 году сооружением святилища[121] Мэйдзи-дзингу, ставшего самым крупным в Токио. Святилище сгорело время Второй мировой войны, но было восстановлено к концу 1958 года, и сейчас каждый человек, посетивший центральную часть Токио, может отдать дань памяти императору Мэйдзи и его супруге. Отдельные счастливчики могут провести свадебную церемонию в Мемориальном зале святилища. Считается, что это гарантирует благостную семейную жизнь, но мы-то с вами знаем, что качество семейных отношений определяется не местом заключения брака, а любовью и уважением между супругами.
Историки до сих пор продолжают спорить о том, какую роль император Мэйдзи играл в событиях, происходивших в его правление. Одни считают его пассивным заложником событий, другие – чуть ли не двигателем реформ, а третьи придерживаются средней позиции, согласно которой император принимал в происходящем определенное участие, но ведущей роли не играл, уступив ее Трем великим героям. Но, во всяком случае, в правление императора Мэйдзи императорский дом вышел из той тени, в которую его оттеснили сёгуны, и начал участвовать в политической жизни страны на правах полноценного игрока.
Подобно многим своим предшественникам, император Мэйдзи писал стихи и за всю свою жизнь, как принято считать, написал около ста тысяч стихотворений.[122]
Сумей понять жизнь,
Глядя на то, как камень
Размывается дождем.
Не тешь себя иллюзией того,
Что ничто не изменяется.
Не обижаюсь
На богов
И не виню других,
Когда вижу
Что сам допустил ошибку.
Наслаждаться созерцанием цветов
Уместно лишь после того,
Как сделаешь дело,
Которое
Ты собирался сделать.
Если попытаться выразить суть поэтического наследия императора Мэйдзи одной фразой, то можно сказать, что оно проникнуто вниманием к человеку и его заботам. В основе творчества императора лежит гуманизм. Порой отдельные произведения пытаются представить, как пророческие, но, справедливости ради, нужно отметить, что предвидение будущего в данном случае буквально «притягивается за уши», укладывается в рамки неопределенности, присущей всему жанру вака.
Сколько трудится дождь
Чтобы придать кленовым листьям
Совершенную окраску.
Но ветер
Сорвет их одним порывом.
Это стихотворение, говорящее о том, что уничтожить много легче, чем создать, можно отнести и к Великому землетрясению Канто[123], и к атомным бомбардировкам Хиросимы и Нагасаки, и к аварии на АЭС Фукусима[124]. А следующее стихотворение можно считать политическим завещанием императора Мэйдзи его внуку Хирохито, пережившему кризис 1945 года.
В этом мире
Так много обвинений…
Не стоит слишком сильно
Беспокоиться
Из-за них.
Ну а это стихотворение, на котором мы завершим знакомство с поэзией императора Мэйдзи, близко сердцу любого человека и может быть отнесено к любому политическому деятелю, способному не только рассуждать, но и действовать.
Старайся, даже
Когда это дается с трудом.
Только так,
Можно чего-то добиться
В этом мире.
Три великих героя реставрации Мэйдзи
Термин «Три великих героя» появился лишь в середине ХХ века, но он очень скоро прижился, поскольку был весьма точным и подчеркивал значимость того, что сделали Кидо Такаёси, Сайго Такамори и Окубо Тосимити. Без них невозможно представить правление императора Мэйдзи, так что каждому придется уделить хотя бы чуточку внимания.
Кидо Такаёси (1833–1877) был самураем из княжества Тёсю и учеником упоминавшегося выше Ёсиды Сёина. В качестве главного дипломата княжества Тёсю, Такаёси принимал активное участие в подготовке антисёгунского союза с княжеством Сацума, заключенного в начале 1866 года. В 1868 году, после возвращения власти императору, Такаёси стал советником Службы общих дел при новом императорском правительстве, а в 1870 году возвысился до личного советника императора и в этом качестве проводил реформы.
Сайго Такамори (1827–1877) был уроженцем княжества Сацума. Выходец из незнатной самурайской семьи сделал блестящую карьеру – стал командовать войсками княжества и в этом качестве боролся против сёгуната Токугава. В 1868 году Такамори вошёл в состав первого правительства Мэйдзи, а в 1871–1873 годах, когда правительственная верхушка посещала Соединенные Штаты и европейские страны, фактически руководил государством. Из-за крупных разногласий с Кидо Такаёси и Окубо Тосимити Такамори был вынужден отойти от политики в октябре 1873 года. Он уехал из Эдо в родную Кагосиму и жил там до 1877 года, в начале которого поднял антиправительственное восстание. Самураи, лишенные и мечей, и средств для существования, только и ждали случая для того, чтобы выступить против правительства, и вот такой случай представился. Такаёси, который по причине разногласий с Окубо, тоже на время покидал правительство, к тому времени был тяжело болен и умер в марте 1877 года, когда восстание было в самом разгаре. Такамори рассчитывал поднять на борьбу самураев по всей стране, но это ему не удалось, и 24 сентября 1877 года он то ли погиб от пули, то ли сделал сэппуку. На гибели Сайго Такамори и его ближайших сподвижников восстание закончилось.
Таким образом, из Трех героев остался в живых только Окубо Тосимити, тоже происходивший из княжества Сацума и в свое время пользовавшийся покровительством Сайго Такамори. В 1862 году Тосимити стал одним из авторов идеи единения императорского двора и сёгуната, но довольно скоро пришел к выводу, что лучше будет отказаться от сёгуната совсем.
Войдя в 1868 году в состав императорского правительства, Тосимити показал себя умеренным консерватором, не спешившим, подобно Кидо Такаёси, «начинать есть рис вилкой и запивать его молоком»[125]. Некоторое время он руководил министерством финансов, а затем основал Министерство внутренних дел, которое сам и возглавил. Должность министра внутренних дел позволила Тосимити установить свою диктатуру – он пытался манипулировать императором и расставлял на ключевые должности преданных ему людей. Кончил Тосимити плохо – семеро самураев из княжества Кага зарубили его на одной из улиц Токио 14 мая 1878 года. Это убийство, совершенное под руководством Симады Ичиро, стало местью за гибель Сайго Такамори.
Принято считать, что история все расставляет по своим местам. Сайго Такамори стал олицетворением самурайского духа и верности долгу. Попросите любого японца назвать имена трех великих самураев и среди них непременно окажется Сайго. Кидо Такаёси заслужил уважение как мудрый политик и человек, рискнувший противостоять диктаторским замашкам Окубо Тосимити. Что же касается Окубо, то при всех его недостатках, он был наиболее яркой и масштабной фигурой в постреставрационной японской политике. В шутку его иногда называют «последним японским сёгуном».
Японо-Китайская война 1894–1895 годов и Русско-Японская война 1904–1905 годов
Одним из итогов Реставрации Мэйдзи стал переход Японии от политики самоизоляции к политике внешней экспансии, что было вполне закономерно, поскольку прогресс побуждает к расширению сферы влияния. Японо-китайская война 1894–1895 годов имела целью установление японского господства над Кореей, считавшейся вассалом китайской империи Цин. В Японии Корея, находившаяся под чуждым влиянием, рассматривалась как «нож, направленный в сердце» и основной целью японской внешней политики второй половины XIX века было установление контроля над Корейским полуостровом.
В середине 1894 года, после того как по просьбе корейского правительства сюда, для подавления крестьянского восстания, прибыли цинские войска, Япония направила в Корею свою армию, при поддержке которой в корейской столице Сеуле произошел прояпонский государственный переворот, сопровождавшийся просьбой нового правительства об изгнании цинских войск с корейской земли. В апреле 1895 года война закончилась подписанием в городе Симоносеки[126] невыгодного для Китая мирного договора, по которому Япония получала остров Тайвань, острова Пэнху и Ляодунский полуостров, а также контрибуцию в триста миллионов иен и право строительства промышленных предприятий в Маньчжурии. Но в дело вмешались Россия, Германия и Франция, которым было невыгодно значительное укрепление японских позиций в Восточной Азии, и под их давлением Японии пришлось отказаться от Ляодунского полуострова. Но даже с учетом этого война оказалась выгодной для Японии, которая дала понять всем, что на азиатской политической арене появился новый игрок, притом весьма сильный.
Война с Россией, начавшаяся в феврале 1904 года и закончившаяся в сентябре следующего года, принесла Японии южную часть острова Сахалин и Ляодунский полуостров, который перешел на правах аренды, и контроль над бóльшей частью Южно-Маньчжурской железной дороги, соединявшей Харбин с Порт-Артуром.
Будучи верховным главнокомандующим японской императорской армии, император Мэйдзи носил высшее воинское звание дай-гэнсуй рикукайгун тайсё (сокращенно – дай-гэнсуй), которое на западе обычно переводят как «генералиссимус»[127]. Нет точных сведений относительно того, какое именно участие принимал император Мэйдзи в принятии военных решений и планировании военных действий. Японские генералы не отражали в своих мемуарах изнанку происходящего, как это делали их западные коллеги, да и вообще мемуаристика была у них не в чести. Во-первых, о делах самурая должны рассказывать другие люди, а не он сам, чтобы не выглядеть хвастуном (хвастовство – позорнейшее из качеств, хуже него только трусость, но обычно эти качества «ходят парой»). Во-вторых, невозможно предавать огласке то, что изначально не предназначалось для посторонних ушей, даже по прошествии многих лет. Но, так или иначе, император был главной фигурой в обеих войнах, высшим руководителем и символом нации. Все важные распоряжения отпускались от имени императора, солдаты клялись ему в верности и умирали с его именем на устах. Разумеется, даже с учетом всех произошедших перемен, никто из японцев не мог ожидать от своего правителя непосредственного участия в боевых действиях, ведь божественный император, являющийся одновременно и верховным жрецом синто, не мог соприкасаться со смертью и, тем более, нести ее другим. Роль императора заключалась в другом – он сплачивал вокруг себя японскую нацию. В прежние времена, при сёгунах или том же Хидэёси, объединителе Японии, император пребывал в глубокой тени, а теперь он был на виду у всех. Ну и конечно же, особую гордость у японцев вызывала и продолжает вызывать непрерывность их императорской династии, не имеющая аналогов в мире (давайте не будем сейчас вспоминать об обстоятельствах рождения императора Одзина).
Гэнро
Старейшинами-гэнро назвали девятерых государственных деятелей, выступавших в качестве главных, но при том – неофициальных советников императоров с 1892 по 1940 год. Некоторые историки склонны считать гэнро основателями современной Японии, но на это почетное звание претендует столько исторических личностей, что в отцах-основателях можно запутаться. Давайте обойдемся без лишней патетики и просто познакомимся с этим уникальным политическим явлением новой японской истории.
Уникальность гэнро заключается в том, что при всем своем огромном влиянии, эта категория императорских советников находилась словно бы «вне закона» – статус гэнро не определялся никакими официальными документами, но при этом гэнро могли влиять на решения правительства, действуя от имени императоров. Нет, речь не шла о возрождении сёгуната под другой личиной. Во-первых, гэнро полностью зависели от расположения императора, во-вторых, они не имели в своем распоряжении отдельной администрации-бакуфу, а, в-третьих, не могло быть и речи о передачи статуса гэнро по наследству – в новой Японии играли по новым правилам, которые кардинально отличались от старых. Если сёгуны оттесняли императоров от власти, то основой влияния гэнро было императорское доверие.
Гэнро занимались не рутинными, а глобальными политическими делами. Они предлагали императору кандидатуру премьер-министра и влияли на принятие ключевых решений, определявших направления японской политики. Всего в японской истории было семь гэнро, начиная с первого премьер-министра Ито Хиробуми и заканчивая Сайондзи Киммоти, который пребывал в большой политике с самого начала ХХ века до 1937 года. Большой заслугой Сайондзи было то, что он всячески пытался препятствовать давлению военной верхушки на японское правительство, за что едва не погиб во время путча молодых офицеров, состоявшегося 26 февраля 1936 года (об этом еще будет сказано). В 1937 году, признав свое поражение в этом противостоянии, Сайондзи покинул Тайный совет и более к политике не возвращался.