Штабс-капитан Рыбников –
японский агент влияния.
Композитор Алексей Рыбников –
Божий агент вливания.
Православный духовной культуры
в век Беслана и конъюнктуры.
Вводит Моцарта и Штокгаузена
в маломощные наши пакгаузы.
Вводит музыку литургии
в сердца русские и другие.
Да здравствует волевая
сила рыбниковского вливания!
Лес – заложник грибников.
Но Алёша Рыбников
собирает грибы-целебники.
Этим Рыбников похож на Хлебникова.
Триумфаторка
Россия завершала передел.
«Триумфом» не охваченные авторы
обиделись. Зал ЦДЛ гудел:
«У-у-у, “триумфаторы”!»
И женщина (как Бонапарт, треух
не снявший после краха трафальгарского)
смирила зал. И я добавил вслух:
«Ты – триумфаторка!»
Ты триумфально собрала
круг, согревавший руки, точно муфта.
Организаторша тепла,
мы люди твоего «Триумфа».
Анализируя, мы связь разрубим
меж вечно женственным
и высочайшим честолюбием
самопожертвования.
«Триумф» – мужчина, не дитя.
Вне окрика и всяких сплетен
он может сам спасти себя,
Ромео семнадцатилетний.
Когда же подошёл наш край,
сказала ты без слёз со стонами:
«Гуляй,
поэт, на все четыре стороны!»
Вновь запретят иль в кухню возвратят?
Тебе чужда идея фартука.
Скажу, как и 17 лет назад:
Ты – триумфаторка!
Мне фатерланд – свобода для пера.
Я расстегну свой воротник – для топора.
Жизнь хороша без фальши и без патоки.
Прости меня. Но время – страшный фактор.
И никогда я не был триумфатор
для триумфаторки!
Липы цветут
Там, где воздух целебен
без палящего зноя,
состоялся молебен,
где молящихся – двое.
Я от этой молитвы
помню самое малое:
липа белая
лифтом
к небесам подымалась.
Вальс
Далеко-далеко,
где Шарло де Лакло
зачитался «Опасными связями».
Далеко-далеко,
там, где стиль арт-деко
сочетался с этрусскими вазами.
Далеко-далеко,
где туман – молоко
под лиловыми русскими вязами…
Где моя Медико?
В холодящем трико,
босоножки с грузинскими стразами?
Далеко? Ого-го!
На служебном арго:
ты с наркотиками повязана.
Если нету Клико,
коньячку полкило –
за успех всенародный и кассовый!
Не легко? Не легко.
Что на сердце легло,
никому никогда не рассказывай.
«Свист шоссе – как лассо…»
Свист шоссе – как лассо
над моей головой.
Тбилисо, Тбилисо,
огневой, пулевой!
Мчались горы в огнях,
как лотки с курагой.
Ты мне губы впотьмах
оцарапал серьгой.
Как срываются вниз
водопады, звеня.
Ты девчонкой повис
на груди у меня.
Но стучит далеко
к колесу колесо:
Медико, Медико…
Тбилисо, Тбилисо…
О палиндроме
Что делать с палиндромом?
Пока неясно.
На наши полудрёмы
народ смеялся.
Кто и зачем их в душу
народа вытряхнул?
И где на шубу Бушу
найдётся выхухоль?
С ними, будь неладен,
Усама Бен Ладен.
Derp jumping
Теряя запонки,
летим по крышам.
Мы – прыгуны, derp jumping,
мы, прыгая, всё слышим.
В зелёных, синих, карих
сохраняйте something.
Наш Новый год – очкарик
с поправкой на derp jumping.
Потомки Мика Джаггера,
таинственней, чем РУОП,
мы веруем в derp jumping
по имени «любовь».
С улыбочкою горькою
мы представляем visual:
колёсные восьмёрки,
в которых чудом выжили.
Но грустный Чарли Чаплин
новою весной
вас пригласит в derp jumping
2008-й.
Чёрное море
Как Маяковский страдал болезненно,
что фининспектора недорезали.
Моя поэзия – дельфин-инспектор
и спектр радужный над волнорезами.
О казалось
Сигалки
По-английски море – си.
Гал – по-русски «чайка».
Это всё перевести
трудно чрезвычайно.
Над морем мчатся две сигалки,
как будто белые сигарки.
В ту лузу
Рейс Лондон – Тулуза.
To what?
– Мадам, вы никогда не были в Тулузе?
– Скузи, в Тулузе одних полицейских полтысячи.
Без «узи». Тулуза – как Тула для бывшего Советского
Союза.
«Ту луз» по-английски значит «терять».
Собор. Бары. Театр.
– Мадам, вы одна, без мужа?
– Почему же? Мой муж в своем банке в Луизиане.
– Вы, значит, россиянка? И Тузик ваш в клетке.
Багажный отсек. Фром Раша уиз лав.
– Приукрашена? Нет прав? – И сразу лезет под юбку.
О нравы! – Вы правы.
– Значит, вы – русская.
Солнце тусклое. Улицы узкие.
Сидела бы дома, семечки лузгая.
Тулуза – лужа, провинциальный городишко.
В ту лузу, откуда мы все, народившиеся.
Тулуз Лотрек – оригинальный человек,
маэстро из калек.
Под нами Амстердам.
Ножки, ножки раздвигайте, мадам!
С детства помню, без иллюзий:
что ни делай, как ты ни танцуй,
как бильярдный шар к зелёной лузе,
ты летишь к провалу и концу!
Это всё преамбула.
самолёт разламывается, как пирог.
Из рубки вываливается
пилот.
В этом самолёте я одна – русская.
Сидела бы дома, подсолнухи лузгая.
Без мужа, без Тузика, без перегруза –
в стужу, в ночь.
В ту лузу.
Девочке Кате
«Спрячь деньги, дурак.
Я – Катя. Я – так».
Глаза – пятак.
Нельзя «за так».
Летит летак
по февралю.
Я, Катя, так
тебя люблю!
«Спас Космический, Спас Медовый…»
Спас Космический, Спас Медовый,
крестом вышитые рушники,
католический крестик Мадонны,
расстегнувшись, смущал Лужники.
«Грудь под поцелуи, как под рукомойник»
(Пастернак).
Как песенка в банкомате:
«Мадонной стала блондиночка с Лукоморья».
Кем станет московская Богоматерь?..
Шоссе летом
Белые кляксы чёрных ворон –
цвет нехороший
птичьих желудков. Шоссе – и на нём
юбка в горошек.
Смолоду ралли любили мы все.
Кубки. «Покупки».
Сейчас – ни шиша! А на нашем шоссе
сушатся юбки.
Стихозавязь
Можно ль выжить, звучание
вынув,
звук, как гибель, испепелим.
Например, война гибеллинов…
Гибеллин, Гобелен, Цеппелин.
«Войди, Призрак!»
Антреприза анапеста.
«Мой кулак снёс мне полчелюсти…»
Мой кулак снёс мне полчелюсти.
И мигает над губой
глаз на нитке. Зато в целости!
Вечный бой с самим собой.
Я мечтал владеть пекарней,
где жаровни с выпечкой,
чтоб цедить слова шикарно
над губою выпяченной.
Чтобы делать беззаконий
обезьяны не могли,
мчитесь, сахарные кони,
в марципановой пыли!
Гей, славяне!
Фастум-гель…
Фауст – гей?
С Богом флиртовал
не гей, а Гейне.
Гейне, Гейне, Гейне.
Гейне…
«Убрать болтливого вождя…»
Убрать болтливого вождя
нельзя, не ждя.