Скоро это дело было закончено. По лесу к поляне на протяжении полутора гонов шли теперь рядом три пути.
Тем временем у входа в лес установили десятка два возов с пушками, расположив возы в четыре ряда и связав их цепями. Этот бастион должен был прикрыть отход колонны, если бы неприятелю вздумалось помешать ему.
Затем началась переброска в лес людей, возов и пушек по строгому порядку: сначала двинулись пушкари с пушками, за ними — группа пеших бойцов, затем пятьдесят возов. За- возами — снова пешие бойцы, за которыми еще пятьдесят возов. Так вперемежку, прикрывая возы судличниками, Жижка пропустил в лес колонну.
Там по приказу Жижки орудия должны были двигаться по средней дороге, а возы с прикрывающими их людьми перейти на боковые просеки. На поляну за перевалом из леса должны были выступать два ряда возов с пушками посредине.
Выждав, пока часть колонны скроется в лесной чаще, венгры яростно атаковали возы, прикрывающие вход в лес, стали бить по ним из пушек. Когда рыцари убедились, что смять заграждение они не смогут и что колонна быстро втягивается в лес, они бросились в сторону орудий, поставленных Жижкой на вершине холма, рассчитывая захватить их. Но и с этим они опоздали, потому что табориты успели уже спустить пушки под прикрытие заграждения.
Когда и эти пушки скрылись, Жижка, все время державшийся у прикрывающего дорогу бастиона, дал знак отходить последней группе. Оборонявшие заграждение побежали вслед за возком, в котором ехал слепой гетман.
Пока венгры разрушали покинутое таборитами прикрытие, ломали опутанные цепями возы, закрывавшие их коням проход на лесную дорогу, воины Жижки, отступая последними, валили деревья, нагромождали за собой завалы.
Брошенный в обход сильный отряд рыцарей ожидал встретить на противоположной стороне, у выхода из леса, узкую цепочку таборитских возов. Вместо того на поляну выкатила хорошо прикрытая колонна с многочисленными пушками.
Ошеломленные рыцари сразу потеряли весь свой боевой задор:
— Простой смертный человек не может быть так хитер!
Преследование прекратилось. Никем не тревожимая больше, колонна таборитов пересекла границу Моравии.
XXVI. СВЯТОГАВЕЛЬСКИЙ СЕЙМ
Жижка спешил в Чехию, где пражане объявили открытую войну народному таборитскому движению.
Хозяйственные интересы бюргерского сословия сильно пострадали от четырехлетней внутренней борьбы и троекратного нашествия иностранных интервентов. На торговых путях, ведших к Праге, не было проходу от рыцарей-разбойников. Пражские гроши, основа чешской торговли, когда-то самая полноценная монета во всей Европе, теперь подвергались порче во многих чешских городах, где чеканили гроши со все большей примесью меди к серебру. Торговля Праги хирела.
А Римская курия в борьбе с гуситской Чехией сумела организовать хозяйственную ее блокаду. Папские нунции и легаты при дворах католических государей добились запрета ввоза чешских товаров и вывоза в Чехию «снеди, соли и пороху».
Пражские торгаши усматривали главных виновников растущей разрухи в таборитах и вожде их Жижке. Это табориты, заявляли городские советники столицы, мешали вновь водвориться в сельских местностях Чехии «доброму старому» феодальному правопорядку, мешали примирению городов с панством.
Пражане долго колебались, не осмеливаясь открыто противопоставить восставшим народным массам союз бюргерских и феодальных сил. Ведь паны-католики по-прежнему требовали восстановления владений бежавших из городов эмигрантов-католиков, владений церкви в городах и признания прав Сигизмунда на чешский трон. Это было неприемлемо для бюргерства, хозяйственная сила которого выросла главным образом за счет присвоения имущества эмигрировавшего немецкого католического патрициата.
Однако пражские бюргеры могли теперь рассчитывать на большую уступчивость панов-католиков при переговорах и на полюбовную с ними сделку. Они видели, что самые могущественные феодалы из католической партии доведены таборитами до крайнего разорения и готовы признать перемены, происшедшие в городах Чехии, лишь бы только поскорее покончить с крестьянскими восстаниями.
Именно такой расчет и подсказал воротилам пражского бюргерства мысль созвать осенью 1423 года в столице новый большой сейм. Он был назначен на день св. Гавла — 16 октября.
На сейм явились многочисленные бюргерские делегации Праги и подчиненных ей городов, паны и рыцари католической и гуситской партий.
Ни Большой, ни Малый Табор на сейм приглашены не были.
Святогавельский сейм выбрал двенадцать временных правителей Чехии — справцев: шесть от панов-верховодов католической партии и столько же от виднейших панов-«подобоев».
Святогавельский сейм обязывал всех чехов признать власть избранных справцев: «Кто не сделает этого добровольно, тех следует принудить к повиновению силой».
Таборитские братства могли видеть в новоявленных правителях только злейших своих врагов. Заставить таборитов подчиниться справцам предстояло, следовательно, военной силой.
Сущность решений сейма, враждебная восставшим народным массам, ясно видна и в требовании «замирить всю Чехию». Сейм декларировал: «По приказу справцев все обязаны выступить против разорителей земли и против каждого, кто бы задумал подымать в стране возмущение и беспорядки».
«Разорители земли», «земские воры» — так бюргеры Праги называли теперь тех, кто дважды спас их шкуру в годину всенародного бедствия.
Вопросы веры, все еще не решенные между феодалами-католиками и бюргерами-гуситами, сейм постановил рассмотреть на специальном диспуте, который будет устроен в начале 1424 года. Сошлись на том, что спор о четырех пражских статьях будет как-нибудь улажен богословами той и другой стороны.
Большой победой бюргерства было постановление сейма, воспрещавшее возвращение в Прагу всем бежавшим из нее в 1420 году. Католические паны примирились, следовательно, с тем, что имущество, захваченное столичными бюргерами у монастырей и патрициев-немцев, должно навсегда остаться за новыми владельцами.
Неменьшим успехом богатого пражского купечества и главарей ремесленных цехов было и вырванное ими у панов-католиков согласие на то, чтобы в протоколах сейма не упоминать имени Сигизмунда и его претензий на чешский трон.
Видно, крепко колотил Жижка этих господ, если в страхе перед народными массами они предали своего верховного главу!
Главный интерес Святогавельского. сейма заключается в том, что сейм этот отмечает момент, когда чешское бюргерство отвернулось от восставших народных низов и стало союзником чешских феодалов. Правда, в дальнейшем бюргерство не раз вынуждено будет ходом событий искать поддержки в таборитском лагере. Но это будут только кратковременные примирения и союзы среди острой вооруженной борьбы.
Итак, панско-бюргерский сейм повелевал таборитам, сложив оружие, сдаться на милость и суд феодалов-справцев.
Жижка не замедлил ответить на это повеление. Тотчас по возвращении из венгерского похода он принялся разорять панские поместья и в первую очередь владения новоизбранного первого справца Ченка Вартемберкского.
Весь северо-восток Чехии запылал в огне крестьянской войны. Военные заслоны, рыцарские отряды, какие феодалы пытались расставить на его пути, Жижка сшибал и громил без пощады.
Пан Ченек видел, что с вождем народного воинства на поле брани никак не справиться. Он подослал к нему убийцу. Но градецкий священник Амвросий предупредил письмом находившегося в походе гетмана о том, что подкупленный за сорок коп грошей убийца подброшен панами в один из его отрядов. «Этого человека знает и поможет изловить податель письма, Черноголовый Павел».
Ченек Вартемберкский, Ян Опоченский, Пута Частоловицкий, Гинек Червеногорский, могущественные феодалы северной Чехии, стянули против Жижки все свои военные силы.
6 января 1424 года воины Малого Табора встретили у Скалицы отряды панов и в жестокой схватке разгромили их наголову. Много панов л рыцарей Традецкого и Болеславского краев бесславно полегло в этом бою.
Чешские католические летописцы назвали 1424 год «кровавым годом Жижки». То был действительно год кровавых поражений всей феодальной партии.
Из многочисленных свидетельств тех же летописцев можно усмотреть, что и в ту пору крайне обостренной социальной борьбы Жижка ни разу не совершил неоправданной жестокости. Тяжелые кары, какие вождь народных отрядов обрушивал на голову врагов, всегда были возмездием за преступления, совершенные ранее панами, католическим духовенством или богатым бюргерством против крестьян или городских бедняков, преданных борьбе таборитских братств.
Весной 1424 года Жижка начал рейд через всю Чехию, прошел в западные области. Он вновь пытался сломить здесь главный оплот Сигизмунда в Чехии — военный союз плзеньских католических панов.
В то время как отряды Жижки сражались у Плзня, общее политическое положение в стране вновь неожиданно изменилось.
Император Сигизмунд, возмущенный «предательством», совершенным чешскими панами на недавнем сейме в отношении его «непререкаемых», «священных» прав на чешскую корону, угрожал неверным вассалам самыми свирепыми карами. Грозил им из Рима и «святой отец». Паны католической партии заколебались. А без их подписей и печатей святогавельские решения не могли стать обязательными и для других участников сейма.
С другой стороны, и пражане сильно охладели к этому соглашению.
Как раз в это время Сигизмунд отдал моравское маркграфство своему зятю Альбрехту, герцогу австрийскому. Новый маркграф весьма неполитично, как бы в поучение пражским бюргерам, учинил кровавые гонения и массовые расправы над моравскими гуситами. Моравские казни живо напомнили пражским богатеям, чем угрожает им самим победа Сигизмунда в Чехии.
К тому же стало известно, что император прочит Альбрехта, палача Моравии, в чешские короли после своей смерти. Это делало Сигизмунда еще более ненавистным пражанам и решительно отвращало их от только что заключенного соглашения с католиками. Снова заговорили они о приглашении короля из родственной Польши.