— Какое главное слово в истории про «Яндекс»?
— Поиск. Все это время «Яндекс» был сфокусирован именно на функции «искать». И вообще, стратегия компании была в том, что она не может себе позволить большую диверсификацию сервисов. Игры, видеохостинги — это все не наше, потому что «Яндекс» должен иметь в каждый момент времени наилучший поиск в русскоязычном интернете. Поэтому все усилия всегда были сосредоточены на нем. И все сервисы, которые «Яндекс» для себя рассматривал, оценивались с этой же точки зрения — это про поиск или не про поиск. «Яндекс. Маркет», переводчик, карты, «Яндекс. Пробки» — это про поиск. Я ищу, как мне из дома без пробок добраться до офиса. Когда мы только инвестировали в 2000 году, контекстной рекламы как модели дохода не существовало. И был соблазн превратить «Яндекс» в медийный портал, но, к счастью, этого не произошло. В общем, «Яндекс» был и остается очень сфокусированным бизнесом, и это позволяет ему быть лидером.
— Поиск — как бесконечный источник задачи?
— Поиск по своей природе — это как раз то, что нужно людям, которые хотят куда-то идти, к чему-то стремиться. Все меняется, и поведение людей меняется, но они всегда будут что-то искать. Сейчас, например, есть тренд, что у многих людей снижается интеллектуальная планка, они начинают воспринимать информацию не как средство для достижения целей, решения каких-то задач, а как объект потребления. Все больше людей начинают проводить массу времени в играх, соцсетях, чатах — как корова, которая непрерывно жует траву на лугу. Но даже эти луга они должны искать…
— И как это скажется на поисковом бизнесе?
— А как на любом бизнесе — компании продавали одно, а потом начинали продавать другое. Я думаю, что поиск будет меняться, но искать люди все равно не перестанут.
— Но все-таки сейчас у «Яндекса» миссия заточена на какую-то лучшую часть общества, а придется, может быть, в какой-то степени деградировать и ориентироваться на середину?
— Нет. Эта миссия направлена на все общество. Мы с вами считаем, что это лучшая часть, а какие-то люди считают, что лучшая часть совсем другая, то есть это субъективно. Поэтому я здесь проблемы не вижу, просто все будет меняться, а контент в интернете — это зеркало предпочтений социума. Я не футуролог, но рискну предположить, что со временем будет усиливаться интеллектуальное расслоение. Будут люди, которые хотя бы час в день думают. И будет много людей, которые не думают, а только потребляют, а если у них есть какие-то думы, то только про то, как это все найти. Но до тех пор, пока человек будет совершать действия, которые хоть как-то связаны с информацией, это можно интерпретировать как поиск.
— Ваш фонд скупает стартапы по всему миру. Таких фондов много — все они пристально следят за новыми проектами, оценивают их перспективность, что-то покупают и потом ждут, когда цена поднимется достаточно высоко, чтобы продать. Это очень похоже на конец XIX века, когда изобразительное искусство стало предметом бизнеса. Сотни Щукиных и Рябушинских мотались по миру, искали хороших художников, покупали их картины, продвигали их имена, открывали галереи, причем не только ради денег, но и просто из любви к прекрасному. Вы видите здесь какую-то параллель? По-моему, разница только в том, что тогда все это происходило на поляне изобразительного искусства, а теперь — скажем так, художественной математики. Произошел некий всплеск креативности, и возник покупатель на эту креативность.
— …Интересная версия, я не думал об этом. Действительно, много схожего, но все-таки отличие в том, что в той модели человек, за редким исключением, приобретал эти картины в основном для себя. Он это куда-то складывал, по стенам развешивал, в сейф запирал — ну, иногда мог выставить на недолгое обозрение для изысканной публики. А то, что делаем сегодня мы, невозможно приобретать таким образом. Это уже не вещь для себя, это нечто, что существует только потому, что люди этим пользуются.
— Вы говорили, что деньги вам нужны, чтобы подняться еще на одну ступеньку. На какую ступеньку вы в данный момент поднимаетесь?
— Хочу выиграть чемпионат мира по триатлону Ironman в своей возрастной группе. Потренировался несколько месяцев и вот на соревнованиях в Майами занял третье место по старшему возрасту. От неожиданности был счастлив двое суток, как в детстве, когда олимпиаду по биологии выиграл. Но вы ведь опять про бизнес, наверное, хотите? Всегда хотел создать международную, глобальную компанию в области высоких технологий. Потому что экспансия — это важно. Мы за последние три года создали международную инвестиционную компанию со штаб-квартирой в Москве. Это очень здорово. Я с удивлением обнаружил, что тот тринадцатилетний опыт, который у нас есть в России со стартапами, начиная с «Яндекса» и «Озона», — он реально ценится, особенно на развивающихся рынках. Нам было легко работать в Турции, Индии, Юго-Восточной Азии. Когда рассказываешь про «Яндекс» и «Озон», видно, что у нас есть конкурентное преимущество перед другими инвесторами — опыт развивающегося рынка. У основателей-предпринимателей IT-компаний возникает чувство, что ты тот самый человек, который знает, что будет через пять лет. А это очень большая ценность. Теперь нам не надо переплачивать для того, чтобы делать инвестиции на этих рынках. И даже на американском и европейском рынках, где мы хорошо заявили о себе. Мы не скрываем, что мы российская компания, нам больше не надо доказывать, что мы такие же инвесторы, как известные фонды. И мы соинвестируем с крупнейшими игроками мирового рынка.
— Что все-таки самое главное в бизнесе? Ум, честь, совесть, харизма, удача?
— Я как раз недавно общался с одним своим приятелем, который ушел с поста наемного гендиректора и задал мне похожий вопрос. Только более бизнесовый, чем ваш: что важно для успешного предпринимателя — начальный капитал, знания, связи? Я ответил: капитал и связи — это, конечно, помогает, но есть качество, которое самое важное и его одного зачастую достаточно, чтобы стать успешным. Это воля.
Часть 4
Яндекс. Новости
• Аркадий Волож уходит из CompTek ради бизнеса на 72 тысячи долларов в год.
• Лед тронулся. На российских интернет-сайтах появились первые рекламные баннеры.
• Музыка NASDAQ. Первые покупки российских интернет-компаний совершаются в Концертном зале имени П. И. Чайковского.
• Кому миллион? Новорожденный российский рынок онлайновых проектов атакуют инвесторы.
• Golden Telecom покупает поисковик Aport с двумя популярными порталами @Rus и Omen.ru за 25 миллионов долларов.
• Альянс «Русских фондов» и Orion Capital Advisors Limited приобрел 53 процента акций «Рамблера». Детали сделки не разглашаются.
• Юрий Мильнер: «Сегодня нужно действовать максимально быстро. Кто успеет занять позиции на новом рынке, тот и станет его лидером».
• Narod и Molotok. Стартаперы объединяют свои усилия по созданию новых интернет-проектов.
• Аркадий Волож: «Нам нужен инвестор, а не хозяин».
• Безумство храбрых. На фоне кризиса доткомов Baring Vostok Capital Partners покупают 35 процентов «Яндекса» за пять миллионов долларов.
• Аркадий Волож и Юрий Мильнер не сошлись характерами и поделили общие активы.
• «Он не такой, как все!» Елена Ивашенцева объяснила, почему Baring Vostok сделал ставку на «Яндекс».
• Новые тимуровцы. В России возрождается интерес к благотворительности и волонтерству.
• Супруга совладельца «Яндекса» Ильи Сегаловича занялась детьми-сиротами.
• Служебное положение в бескорыстных целях. «Яндекс» взялся финансировать родственный благотворительный проект.
Яндекс. Время: 1997–2001
Почем сегодня круассаны?
В Москве 1999 года традиция делового общения в кафе еще не сложилась. Коммерческие вопросы решались либо в офисах, либо на пьянках. Одним из первых в стране кафе, которое фактически стало переговорной для деловых людей, стала кондитерская «Делифранс» на Маяковке. Ничего особенного — просто несколько столиков в фойе Концертного зала имени Чайковского. К ним прилагались дорогой, но хороший кофе и настоящие французские круассаны. Деловые встречи происходили по вторникам, и в этот день все посетители «Делифранс» делились на случайных захожан и тех, кто знал, что здесь на самом деле происходит. Но даже среди посвященных не все понимали, насколько серьезными будут последствия этих встреч и разговоров.
— В «Делифранс» общались с потенциальными инвесторами основатели главных сайтов того времени: портала InfoArt, почты Mail.Ru, магазина Ozon, поисковика Aport. Все со всеми разговаривают, переходят от столика к столику, «обнюхиваются», — вспоминает Аркадий Волож.
Здесь происходила неформальная «ярмарка стартапов» русского интернета — отголосок того явления, который в мире уже получил название «бум доткомов». К 1999 году крупнейшие мировые инвесторы уяснили, что интернет — это всерьез и надолго, но еще не успели понять, что с ним делать и куда развиваться. Все знали одно: надо столбить место на вновь открывшейся планете. Поэтому, как ненормальные, бросились скупать все подряд. В США технологический индекс NASDAQ почти ежедневно обновлял рекорды. При достаточной пиар-поддержке можно было назначать семизначные цены в долларах за только что открытый сайт — инвесторы, как хищники, хватали любую блесну. Даже на едва народившемся российском интернет-рынке называть цену ниже миллиона долларов считалось неприличным. Что же касается поисковых сервисов, роль которых для интернета к тому времени уже успели оценить даже чайники, то на них инвесторы начали настоящую охоту. Чтобы не потерять голову в этом угаре, нужно было быть очень дальновидным человеком.
Как навредить самому себе?
Волож все еще оставался генеральным директором компании CompTek, которая к тому времени уже стала одним из основных российских поставщиков сетевых решений. Но мысль о том, что «Яндекс» становится самостоятельным, перспективным, очень интересным бизнесом, становилась для Аркадия все очевиднее. Поисковик достиг того уровня развития, когда заниматься им факультативно было уже невозможно, это неминуемо привело бы к поражению. Тем не менее, когда Волож объявил о своем решении уйти из прибыльной компании CompTek в убыточный бизнес со смутными перспективами, для людей посторонних это выглядело полным безумием.
Что сделало интернет интернетом?
Рунет был еще миниатюрным (2,2 млн пользователей), но битва за хосты и клики становилась все ожесточеннее. В 1997 году Волож закупил три сервера с жесткими дисками объемом один гигабайт. В то время это удовольствие стоило 10 тысяч долларов. Новые мощности позволили «Яндексу» индексировать весь Рунет и вывели поисковик в семерку наиболее популярных отечественных сайтов. Что же касается рынка поиска, то здесь будущий лидер занимал уверенное последнее место — пропуская вперед Aport и AltaVista. В лидерах по-прежнему был поисковый сайт Rambler.ru — один из старожилов Рунета, созданный группой инженеров Института биохимии и физиологии микроорганизмов РАН.
— Фактически именно поисковые системы сделали интернет интернетом, — считает Елена Колмановская. — Они дали пользователям не существовавшую ранее в природе возможность находить самую разную информацию (новости, рецепты, расписания, литературные произведения, цены и т. д.) из одной точки, из одной поисковой строки, не сходя с места. На заре интернета существовали интернет-каталоги, но с ростом сети они стали терять смысл — чтобы найти сайт на третьем-четвертом уровне каталога, уже надо слишком хорошо понимать логику составителей, к тому же и сайты становились разноплановыми. Именно поиск в интернете стер барьеры доступа к информации.
Когда «Яндекс» разместил первый контекстный баннер?
По словам Аркадия, это произошло в марте 1998 года — через полгода после запуска Yandex.ru. Так как CompTek был главным дистрибьютором Cisco Systems, то и рекламировал первый баннер именно эту компанию: «Ваша киска купила бы Cisco». Разумеется, безвозмездно, то есть даром. Но вскоре потянулись и первые коммерческие клиенты.
— Можно сказать, они пришли и нас уговорили, — вспоминает Елена Колмановская. — У нас на тот момент было еще ощущение, что мы пока развиваем технологию, а там видно будет. И вот стали приходить какие-то внешние люди: «Давайте мы разместим рекламу». — «Рекламу?» — «Ну, как же, у вас такой большой сайт, такой известный, 55 тысяч показов страниц в сутки». Ну, мы посидели, подумали и решили, почему бы и не зарабатывать на этом. Но сразу выдвинули два принципа: во-первых, эта реклама должна быть контекстной — то есть соответствовать тематике запроса. А во-вторых, никаких флешей, анимации, самовольного раскрытия баннера на всю страницу — в общем, всего того, что в те времена так любили рекламодатели и ненавидели пользователи.
Первые сайты, которые научились зарабатывать в интернете, в то время были похожи на цветомузыку: анимированные баннеры мелькали в глазах и всячески отвлекали от самого сервиса. Потом они научились распахиваться на весь экран, что дико бесило пользователей. Увлекшись легкими деньгами, многие порталы пошли вразнос и растеряли аудиторию. Рекламные агентства осаждали «Яндекс» с подобными предложениями, но команда была непреклонна: «Но пасаран. Мы про сервис. У нас тут не развлечение».
— Я очень хорошо помню прекрасный разговор на эту тему Воложа с главой одного из тогдашних крупных рекламных агентств, — рассказывает Евгения Завалишина, будущий гендиректор «Яндекс. Денег». — Когда он понял, что нас не переубедить и его баннер не будет разворачиваться поперек всей главной страницы, он посмотрел на Воложа с такой чудовищной грустью в глазах и простонал: «Ох, Аркадий… Ох уж мне эта твоя ложно понятая интеллигентность!»
Эта идея о том, что реклама не должна мешать пользователю, осталась впоследствии с «Яндексом» навсегда. Именно из нее спустя несколько лет и родится «Директ» — главный механизм монетизации поиска. Но если бы тогда, в конце 90-х, команде «Яндекса» сказали, что миллиарды их компании принесут не крупные медийные контракты, а средний и мелкий бизнес, — они бы очень сильно удивились.
Кто такой Юрий Мильнер?
Одним из самых заметных посетителей кафе «Делифранс» был начинающий инвестор Юрий Мильнер — человек, которому предстояло сыграть огромную роль как в развитии IT-отрасли в России, так и в судьбе компании «Яндекс».
Биография будущего собирателя активов Рунета впечатляла уже тогда. Юрий Мильнер окончил физфак МГУ по специальности «теоретическая физика», работал в Физическом институте Академии наук, под началом будущего нобелевского лауреата Виталия Гинзбурга. Во время перестройки, как и многие, начал бизнес с торговли компьютерами и вскоре решил совсем порвать с наукой. К этому его подтолкнуло «разочарование в себе как в физике». Потом была учеба в Уортонской школе бизнеса, три года работы во Всемирном банке и возвращение в Россию, где во второй половине 90-х он побывал на разных должностях в структурах группы МЕНАТЕП, принадлежащей Михаилу Ходорковскому. Накануне нового тысячелетия Юрий Мильнер возглавляет инвестиционный фонд New Trinity Investments и именно в этот период обращает свой взгляд на российский интернет-бизнес. Через свои связи в МЕНАТЕП он привлекает 4,5 миллиона долларов американского инвестиционного фонда New Century Holding. Мильнер вовремя оценил обстановку на рынке и понял, что это шанс, какие бывают раз в сто лет. Спустя годы он станет председателем совета директоров Mail.Ru Group, распорядителем интернет-активов одного из крупнейших российских олигархов — Алишера Усманова.
— Мильнер был самый активный из всех, он постоянно торопил и давил: «Надо все делать быстро, время уходит, кто не успеет, тот опоздает!» — вспоминает Волож. — Юра — гениальный человек, я очень его уважаю. Без его энергии, без его пинков мы бы, наверное, тогда не продвинулись. Я тоже энергичный, но по-другому.
Суть предложения Мильнера к «Яндексу» сводилась к следующему: давайте ваши хорошие программисты будут реализовывать мои прекрасные бизнес-идеи. Мы будем вместе копировать самые популярные модели американских сайтов, как можно быстрее запускать их в России, а потом продавать. И хотя трудно найти более непохожих людей, чем Волож и Мильнер, попытка такого сотрудничества состоялась. За образцы были взяты электронный аукцион eBay и бесплатный веб-хостинг GeoCities. По их образу и подобию программисты «Яндекса» под присмотром мильнеровских менеджеров в бешеном темпе создали Molotok.ru и Narod.ru.
Как играть с ненулевой суммой?
Это был полезный опыт. Он научил команду Воложа тому, что в деловых отношениях общее понимание жизни имеет не меньшее значение, чем общие интересы. По мнению Воложа и Сегаловича, сайты получились сырыми и требовали большой доработки, но Мильнеру важнее была скорость.
— У нас начались трения по части несовпадения представлений о том, как надо разговаривать с пользователями, о том, что им надо давать, — рассказывает Колмановская. — Мы исходили из того, что наш пользователь — человек разумный, к нему надо относиться с уважением, а значит, надо делать сервис так, чтобы самим было приятно.
Позиция команды Мильнера была более агрессивной. Соображения на тему «пользователя надо любить» они воспринимали как проявление интеллигентской сентиментальности.
— По моим представлениям, атмосфера таких вот стартапов — это не охота, а сельское хозяйство, не джунгли, а сад, — объясняет по-своему Волож. — Ты его поливаешь, ухаживаешь. Ну, иногда что-то ненужное подрезаешь, крону формируешь, пропалываешь, воюешь с вредителями. Но растет в этом саду все само: солнце, воздух и воду ты собой все равно не заменишь. В 90-е годы большинство предпринимателей мыслили как охотники. Бизнес по преимуществу был игрой с нулевой суммой: если ты выигрываешь, значит я проигрываю, если мы в чем-то кому-то уступаем, значит они приобретают, а мы теряем.
— И Мильнер — он вел себя как охотник?
— Да, он был в большей степени охотник — гонялся за добычей. А я крестьянин, я на земле сижу. Но в тот момент Мильнер все-таки дал нам нужный импульс, благодаря его энергии мы сделали первые два сервиса, и я, конечно, благодарен ему за это.
Но в долгосрочной перспективе двум энергичным людям — охотнику и крестьянину — оказалось не по пути. В феврале 2000 года Мильнер сделал предложение о покупке контрольного пакета «Яндекса», обещая привлечь средства через американский фонд NCH. Волож отказался. Партнеры поделили совместные проекты: Molotok.ru достался Мильнеру, а Narod.ru — «Яндексу». И хотя никто из руководства компании никогда не согласится с этим утверждением, Юрий Мильнер в дальнейшем станет для «Яндекса» если не злым гением, то уж точно человеком, которому еще не раз захочется испытать компанию на прочность.
Что такое деньги?
Несмотря на крепкий тыл в виде компании CompTek, «Яндексу» все же нужны были серьезные инвестиции. Конечно, можно было и дальше перекачивать средства из прибыльного бизнеса по торговле компьютерами, но теперь это было уже контрпродуктивно. Во-первых, денег требовалось все больше, а во-вторых, это только пираты в детских книжках говорят, что деньги не пахнут. На самом деле инвестиции измеряются не только суммами. Разные деньги совершенно по-разному дышат в затылок. И сильнее всего дышат те инвестиции, которые надо не просто потратить, а которые надо оправдать. «Мы возьмем деньги и отдадим, но брать будем не в CompTek, — сказал тогда Волож. — Потому что если брать у своих, никогда не отдашь, а если у чужих — появляется ответственность».
Вообще слово «деньги» обладает слишком испорченной коннотацией для того, чтобы использовать его применительно к «экономике знаний». Гораздо более точно звучит канцеляризм «средства». «Яндексу» нужны были серьезные средства на развитие. И эти необходимые средства вовсе не обязательно выражались в денежном эквиваленте. Гораздо более важными средствами могли стать люди и возможности, которые за этими деньгами стоят. Выбор стратегического инвестора — это очередной этап развития компании, который мог бы стать последним, окажись он ошибочным. Во всяком случае, именно в этот период все конкуренты «Яндекса» собственными руками подготовили блестящий план своей будущей катастрофы.
Откуда пришел «Бродяга»?
Начало истории про «Рамблер» очень похоже на начало истории про «Яндекс». Герои — тоже молодые научные работники, только не из трубопроводного института, а из НИИ микробиологии, расположенного в подмосковном наукограде Пущино. Первый коммерческий опыт — тоже кооператив, только не «Магистр», а «Стэк», и занимался он не обменом компьютеров на семечки, а сразу локальными сетями.
Дмитрий Крюков, Сергей Лысаков, Виктор Воронков, Владимир Самойлов, Юрий Ершов — первым заметным проектом этой команды стала прокладка IP-канала из Пущина к компьютерной сети курчатовского Института атомной энергии с дальнейшим выходом в интернет. Это был первый интернет-канал в России, выходящий за пределы столицы. Затем «Стэк» запустил сервисы — почта, обмен документами, собственный сайт. Поначалу цели были узкопрофессиональными: с развалом СССР ученым перестали присылать из-за рубежа научные журналы, и «стэковцы» таким образом создали бесплатную сеть по обмену научными публикациями. Но потом, оценив перспективы всемирной сети, они решили развиваться в этом направлении уже не только с бескорыстными целями.
Надо признать, что с интуицией у ребят из «Рамблера» все было в порядке и их первые шаги были гораздо более удачными и точными, нежели у их будущих конкурентов из «Яндекса». Так, решение создавать поисковую машину для интернета у них созрело уже в 1994 году, когда Волож с Сегаловичем еще индексировали Библию. Код поисковика «Рамблер» в 1996-м всего за несколько месяцев написал Дмитрий Крюков. Он же придумал название и логотип сайта, образно сравнив поискового робота со «странником», «бродягой», который рыщет по сети и индексирует документы.
Как вообще устроен поиск?
Поисковый робот и вправду похож на бродягу или паука, который «ползает» по информационному массиву, индексирует все живое, чтобы потом было легче найти то, что запрашивает пользователь. Пока искать приходилось по справочникам, книгам или базам данных, паук действительно ползал. Сегодня, когда зона поиска — Всемирная паутина, паук уже не ползает, а летает с фантастической скоростью. К этому определению остается лишь добавить, что паук — это лишь одна из программ поиска. Многие рядовые пользователи уверены, что каждый раз, как человек обращается с конкретным запросом к поисковой машине, робот просматривает все страницы в интернете. Будь это так, всякий раз поиск длился бы не две-три секунды, а двадцать-тридцать минут. Поисковая программа при получении поискового запроса обращается к особой базе данных, заблаговременно сформированной трудолюбивым «пауком». В ней уже содержатся наиболее соответствующие поисковому запросу страницы, они-то и показываются пользователю. От того, насколько грамотно написан алгоритм поиска, зависит релевантность выдачи, то есть соответствие ответа интересу пользователя. Формула релевантности — главная коммерческая тайна любой поисковой системы. Все ведущие поисковики мира постоянно занимаются ее усовершенствованием — именно на этом поле между ними и происходит ожесточенная конкуренция.
На рынок поиска «Рамблер» вышел на целый год раньше «Яндекса». Этого оказалось достаточно, чтобы стать безоговорочным лидером. Уже в 1997-м его команда придумала Top-100, на который ориентировался весь Рунет, а в 1999 году «Рамблер» стал лучшим российским сайтом по версии Международного компьютерного клуба. Отрыв, в который «Бродяга» ушел за счет раннего старта, казался непреодолимым.
Но в истории технического прогресса есть одна неумолимая закономерность. Когда появляется новая прорывная технология, первоначальный лидер почти никогда не удерживает своих позиций. Долгосрочный успех приходит ко второму, а иногда даже третьему или четвертому преследователю. Те свойства ума и характера, которые позволяют совершить краткосрочный прорыв, как правило, несовместимы с долгосрочным развитием. К несчастью для команды «Рамблера», они эту гипотезу своим примером полностью подтвердили.
Как уничтожить прекрасный бизнес?
В конце 90-х в стране было очень мало людей, которые слышали слово «венчур». Еще меньше тех, кто понимал, как правильно строить отношения с инвесторами. И уж конечно, недавние скромные советские ученые были не в их числе. Десятки миллионов долларов, которые замаячили перед ними в тот момент, оказались слишком большим соблазном. Неудивительно, что слишком многие в тот год восприняли приход больших денег в отрасль не как начало истории успеха, а как ее счастливый финал: ура, мы богаты, мы не зря работали все эти годы!
Первая ошибка, которую сделали почти все, — это продажа контрольного пакета акций. Причем это была ошибка не только продавцов, но и покупателей. Охотничий инстинкт подсказывал неопытным инвесторам, что надо настаивать на полном контроле за покупкой. Но, как показал дальнейший опыт развития отрасли, выиграли как раз те, кто сумел набраться мудрости и оставить управление команде, в которую вложены деньги. Таких оказалось совсем немного. Большинство, поддавшись ажиотажу на рынке доткомов, купили то, в чем сами ничего не понимали, да еще и попытались этими бизнесами рулить. Результат получился примерно такой же, как если бы прекрасного водителя КамАЗа посадили управлять сверхзвуковым лайнером.
Вторая ошибка практически всех российских стартаперов первой волны — это ориентация на суммы, а не на людей. Люди делали выбор по принципу «работаем с теми, кто больше даст». В результате получили некомпетентных партнеров с невразумительными намерениями. Поисковик Aport с двумя популярными порталами @Rus и Omen.ru еще в 1998 году был куплен израильским инвестором, а в 2000-м перепродан за 25 миллионов долларов ведущему российскому альтернативному оператору связи Golden Telecom. «Рамблер» достался альянсу «Русских фондов» и Orion Capital Advisors Limited. 53 процента акций компаний приобрели амбициозные инвесторы, ничего не понимавшие в новой для себя отрасли.
— К сожалению, контроль над компанией оказался в руках биржевых спекулянтов, и они бросились рулить порталом, задавать направление развития с высоты своего невежества, — вспоминает один из первопроходцев Рунета Антон Носик.
Наконец, третья ключевая ошибка большинства инвесторов заключалась в том, что они с самого начала отнеслись к своим проектам как к финансовым инструментам, не более того. Для них это было что-то вроде новых ГКО (государственные казначейские облигации), которые можно сегодня купить, а через год в два раза дороже продать. О том, чтобы всерьез работать над качеством продукта, никто не думал. В лучшем случае скороспелые инвесторы намеревались покрасивей упаковать свои новые приобретения для последующей перепродажи.
В тот же «Рамблер» «Русские фонды» за один только 2000 год влили более шести миллионов долларов. Открыли крутой офис, назначили неоправданно большие зарплаты, накупили множество побочных сервисов — уместных и неуместных. Стратегия была такая — слепить на базе портала русский Yahoo! и продать иностранцам за бешеные деньги. Но тут случился первый кризис доткомов, котировки компьютерных компаний на бирже NASDAQ рухнули, малодушные инвесторы заметались и уже осенью 2000 года были готовы продать свои интернет-активы кому угодно — пусть даже с потерями. Но никто не брал. Поисковик стал терять долю рынка. Видя, как энергично «Яндекс» набирает обороты, новые хозяева «Рамблера» даже предприняли попытку объединения с успешным конкурентом.
— «Яндекс» тогда уже был на втором месте, но «Рамблер» еще удерживал первое, — вспоминает Леонид Богуславский. — И у них возникла идея слияния. Чтобы обсудить эту тему, мы встречались в кафе втроем: Аркадий, я и Виктор Хуако, который был совладельцем и СЕО «Рамблера». В случае если бы соглашение было достигнуто, Волож стал бы руководителем объединенной компании. В принципе, мы были не против, обсуждались лишь доли. Хуако настаивал на том, чтобы «Рамблер» имел 60 процентов, а «Яндекс» — 40. Аркадий предложил 50 на 50. Но Хуако отказался. И слава богу.
Стремительно теряя позиции, рулевые «Рамблера» придумывали новую «стратегию» по два раза в месяц, в результате команда оказалась окончательно деморализована, а компания полностью утратила логику развития.
— У всех компаний есть свои сильные и слабые стороны, — считает Леонид Богуславский. — Разница заключается в том, что у одних эти минусы становятся критичными, и в результате бизнес погибает. А в других доминирующими становятся плюсы, и компания развивается. «Яндекс» сфокусировался на поиске, обрел свое видение развития, и это было такое преимущество, которое не смогли поколебать отдельные недостатки. А у «Рамблера» произошло обратное — недостатки стали настолько существенными, что задавили все преимущества.
В конце 2000 года между создателями поисковика и инвесторами произошел конфликт, команда основателей покинула компанию. О технологическом развитии уже никто не думал, «Рамблер» стремительно терял рынок. Еще печальнее оказалась судьба «Апорта». Спустя 11 лет он был приобретен директором сайта Mamba.ru Андреем Бронецким за 150 тысяч долларов, что в 170 раз меньше, чем цена, заплаченная в 2000 году компанией Golden Telecom (25 миллионов долларов). При этом предприниматель заявил, что намерен перепрофилировать поисковую систему в электронную торговую площадку.
Что висит над креслом Аркадия Воложа?
Над креслом гендиректора «Яндекса» в скромной рамочке на стене висит бумажка. На ней весь тогдашний «Яндекс» как на ладони: в 1999 году потратили 280 тысяч долларов, заработали 72 тысячи долларов. Чистый убыток — 218 тысяч долларов. Эту бумажку в 1999 году поисковик положил на стол перед будущим стратегическим инвестором — фондом Baring Vostok Capital Partners.
— И вот этот бизнес они оценили в 15 миллионов долларов, заплатив за миноритарный пакет треть этой суммы!
Теперь Волож смотрит на этот документ как на старую, пожелтевшую архивную фотографию и удивляется своей собственной дерзости.
Как правильно вести себя с инвестором?
По сравнению с нетерпеливыми конкурентами «Яндекс» находился в более выгодном положении. У него был мощный тыл в виде компании CompTek, а значит, возможность не торопиться, быть более разборчивым и дальновидным. А главное, у «Яндекса» был опыт и компетенции американских партнеров, которые лучше понимали, как правильно строить отношения с потенциальными инвесторами. Как уже было сказано выше, наиболее влиятельным из этих партнеров был Альфред Феноти, который фактически стал ментором «Яндекса» на долгие годы. В русском языке у слова «ментор» пока нет точного перевода. Ближе всего слово «наставник», но в том его значении, которое употребляется в книге «Игра в бисер». Учитель, помощник, критик-вдохновитель.
— Когда году в 2000-м мы уже настолько осмелели, что смогли себе вообразить «Яндекс» стоимостью 100 миллионов долларов, Эл спокойно так заметил, что если мы не будем делать глупостей и станем правильно развиваться, то потенциал этого бизнеса можно измерять и миллиардами, — вспоминает Роберт Стабблбайн. — У него всегда был очень ясный vision нашего будущего. Причем в оценке перспектив он опирался прежде всего на качества Аркадия как лидера — умение слушать, учиться, вникать в детали. Больше всего Эла раздражали остатки советской ментальности, причем не только в нем, но и во мне — за годы жизни в России я тоже успел этим заразиться. Эл человек по-ковбойски жесткий, даже резкий, умеет ругаться и кричать, но делает это всегда с добрыми намерениями.
Впрочем, заслугу Воложа в этом ключевом решении нельзя сводить лишь к тому, что он был послушным учеником. Отношения ментора и фаундера — это всегда взаимодействие двух активных начал, и если одно недостойно другого, чуда развития бизнеса не произойдет.
Может возникнуть ощущение, что на протяжении всей истории компании, особенно в переломные моменты, Аркадий принимал решения, абсолютно неправильные с точки зрения норм тогдашней эпохи. Я для себя назвал это поведение «тактикой нездравого смысла». Дмитрий Иванов, директор по проектам компании «Яндекс», напротив, считает, что это здравый смысл высшего порядка:
— Чтобы разгадать загадку истории успеха «Яндекса», нужно осознать один факт: «Яндекс» построен идеалистами. Илья Сегалович однажды сказал: «Быть честным выгодно». Все серьезные решения в «Яндексе» принимались исходя из идеалистических соображений о том, что нужно приносить пользу людям, делать мир лучше. Чем дальше в будущее ты смотришь, тем выгоднее тебе быть идеалистом. Многие решения Аркадий принимал так, как будто 15 лет назад знал, что сегодня в компании будут работать 6000 человек…
С самого начала Аркадий Волож рассматривал посиделки в кафе «Делифранс» не как счастливый финиш, а как низкий старт. Все только начиналось. И чтобы это начало имело продолжение, нужно найти идеального инвестора. Который готов играть по-крупному. Для которого «Яндекс» станет не инструментом спекуляции, а объектом долгосрочного развития.
— По инвестору у нас была идея такая, что нам нужны не какие-то абстрактные мешки-сундуки, а люди, у которых глаза светятся, — говорит Елена Колмановская.
— Нам нужен инвестор, а не хозяин, — так сформулировал этот подход сам Аркадий Волож. В те времена разницу понимали немногие.
Это наивное по тем временам представление о том, кто дает деньги, выразилось в двух обязательных требованиях и одном желательном:
1) — мы продаем только миноритарный пакет акций;
2) — мы не стремимся получить слишком много — ровно столько, сколько нужно на развитие;
3) — мы надеемся получить не только делового партнера, но и единомышленника.
Удивительно, но у «Яндекса» получилось и то, и другое, и третье.
Как нам купить что-нибудь ненужное?
В апреле 2000 года 35,72 процента акций «Яндекса» за $5,28 млн купил фонд ru-Net Holdings, основным участником которого был Baring Vostok Capital Partners. Со стороны BVCP за сделку отвечала старший партнер фонда Елена Ивашенцева.
Покупка доли в «Яндексе» за такие деньги весной 2000 года выглядела очень странным поступком. За месяц до объявления о сделке индекс NASDAQ, достигнув исторического максимума в 5132 пункта, рухнул на 40 процентов. «Пузырь доткомов» лопнул, инвесторы разорялись.
— Мы шли к сделке семь месяцев, с гордостью объявили о ней, а все вопросы от журналистов были такими: «Что вы делаете, куда вы идете, бизнеса же нет!» — вспоминает Елена Ивашенцева. — Еще сложнее было объясняться уже с нашими собственными зарубежными партнерами. Мы получили массу требований немедленно продать пакеты и в «Яндексе», и в купленном ранее «Озоне», и вообще эту тему закрыть.
— У людей была просто паника, хотя уж наши партнеры — известные в своем мире и очень профессиональные люди, — подтверждает Леонид Богуславский. — Отстоять свою позицию удалось лишь благодаря тому, что продать акции интернет-компаний в разгар краха отрасли было просто невозможно. Пришлось ждать и терпеть.
Кто такая Елена Ивашенцева?
Елена Ивашенцева — старший партнер Baring Vostok Capital Partners, член совета директоров «Яндекса», маленькая хрупкая сдержанная женщина. Внутри у нее как будто натянута струна, которую нельзя ни ослабить, ни порвать. Судя по выражению глаз, два главных качества этого человека — решительность и осторожность. Они так давно между собой борются, что уже слились в какое-то третье состояние, название которому люди еще не придумали.
Елена — человек с той же грядки, про которую так подробно рассказал в своем интервью Леонид Богуславский. Девочка из хорошей семьи, по образованию экономист-математик, красный диплом, советский НИИ, первые опыты по оптимизации советской экономики. И вдруг все рушится, остается только собственный IQ, академический взгляд на мир и упрямый характер. И даже успех в бизнесе не убил этого несколько наивного взгляда на свое дело: да, мы зарабатываем деньги, но эти деньги — они не про деньги.
— На самом деле все люди, с которыми я сталкиваюсь в области IT, биографически очень похожи, — говорит Елена. — Может быть, поэтому мне с ними легко. Они окончили вузы в конце 80-х, они были замечательными студентами, они были готовы двигать науку. И вдруг произошел большой социальный взрыв, и оказалось, что двигать уже нечего и некуда. На самом деле для меня это очень печальная история. Да, в результате мы видим успешных людей, которые создают замечательные бизнесы. Но страна лишилась лучших врачей, физиков и математиков.
Чем занимается Baring Vostok?
На вопрос, как судьба свела ее с «Яндексом», первая реакция — тоскливый глубокий вздох.
— Давайте сначала пару слов о том, чем занимается наш фонд. Мы инвестируем в быстрорастущие российские компании с 1994 года. Есть много замечательных историй успеха — компаний, построенных с помощью таланта, мозгов, большой работы и веры в идеалы. Например, команда «СТС Медиа» построила национальную телевизионную сеть без всякого административного ресурса. В Россию приезжает Питер Герви, восемнадцатилетний американский парень, и создает из ничего компанию, которая в 2006 году на том же NASDAQ была оценена в два миллиарда долларов. Среди наших компаний много таких историй. В интернете это «Озон» и «Авито». В софте — 1С и «Центр финансовых технологий». В других секторах — «ВымпелКом», «ЭР Телеком», «Тинькофф Кредитные Системы», «Европлан» и многие другие.
Для чего математикам химия?
В 1999 году руководство BVCP всерьез задумалось об инвестициях в интернет. Было уже понятно, что сеть оттягивает на себя все больше внимания людей и рано или поздно это внимание можно будет как-то монетизировать.
— Мы выбрали для себя два направления, которые более или менее казались разумными, — вспоминает Ивашенцева. — Первое — электронная коммерция, второе — поисковые системы. На тот момент именно в этих двух областях делались самые масштабные инвестиции на Западе. В электронной коммерции мы нашли «Озон». А в области порталов и поисковых систем я встречалась с несколькими компаниями, включая List.ru, Rambler, Aport. И в какой-то момент встретилась с «Яндексом».
Первая встреча состоялась в офисе CompTek и произвела на Елену Ивашенцеву сильное впечатление. По ее собственному признанию, команда Воложа выгодно отличалась от всех остальных — тем, что эти ребята искали даже не столько денег, сколько помощи в том, чтобы построить большой бизнес. И еще они интуитивно понимали, что венчурный инвестор — это не только источник капитала. Это еще и источник знаний и опыта.
— Все остальные искали просто того, кто заплатит самую большую сумму денег, — вспоминает Ивашенцева. — Они не говорили о каких-то идеях, стратегиях и технологиях, они говорили только про деньги. «Яндекс» тогда не был номером один среди поисковиков, но нам показалось, что у этих ребят есть сильные технологии и у них есть четкая ориентация на то, что главное — заботиться о пользователях, а рекламные деньги со временем придут. Было очевидно, что эти люди думают не о том, как заработать на инвесторе в ближайшие пару лет, а о том, что они могут построить очень большое будущее. И они приглашали инвесторов, которые готовы были с ними рискнуть и попытаться это сделать.
— Что, прямо так и сказали? «Мы хотим построить большое будущее, айда с нами!»
— Нет, конечно, но это чувствовалось. Что же касается формулировок, то они были даже несколько странные. Волож сначала сделал предложение такое: вот мы люди технологические, мы умеем делать технологии. А давайте вы как инвесторы построите нам медийную компанию, поскольку вы это умеете. Пришлось объяснять, что инвесторы компании не строят, мы готовы предоставить инвестиции, поучаствовать своими усилиями, но строить компанию придется все равно им.
В общем, между инвесторами и поисковиком случилось то, что на жаргоне «Яндекса» называется «химией». «Есть химия» — это почти синоним диагноза «все получится».
А не спеть ли мне песню о любви?
Небольшое лирическое отступление — в далекий 1993 год, когда Илья Сегалович был грустным одиноким разведенным мужчиной. В конце этого года он не только научился играть в Doom 2, но еще и встретил свою будущую супругу Марию Елисееву. И мы бы ни в коем случае не стали лезть в чужую частную жизнь, если бы это была просто история любви, не имеющая никакого отношения к самому «Яндексу».
Почему дети любят клоунов?
Мария — близкая подруга сестры Аркадия Воложа, она не раз заходила в «хорошую квартиру» на Ленинском проспекте, набирала какие-то тексты, помогала, мешала. Но если под словом «встреча» подразумевать осознанный контакт, то случилось это зимой 1993–1994 годов, когда независимо друг от друга Илья и Мария решили подтянуть свой английский и оказались в одной группе.
Это был тот случай, когда сначала приходит дружба, а уже потом, по совокупности содеянного друг для друга, — любовь. После курсов английского Илья и Мария начали делать совместный проект, причем отнюдь не в области высоких технологий. Но в жизни Ильи он со временем занял место не менее важное, чем «Яндекс».
— Начала этот проект моя жена, но я очень скоро присоединился, — рассказывает двадцать лет спустя Сегалович. — Слово «благотворительность» для многих людей звучит как что-то такое эфемерное, но для меня это дело сразу обрело конкретный смысл. Помните, я говорил, что когда-то всерьез рассматривал возможность театральной карьеры. Мне всегда было интересно попробовать себя в качестве «детского режиссера». Вот и попробовал.
В первый год Илья был чуть ли не единственным волонтером организации, которая теперь известна под названием «Дети Марии». Идея была в том, чтобы дать детям-сиротам то, что трудно получить даже в самом хорошем детдоме, — личностное развитие и правильный взгляд на жизнь. Каждую пятницу Илья водил группу ребят из интерната в театр-студию «Подвал», вовлекал в эту работу коллег из «Яндекса». А в 1994 году впервые принял участие в туре Патча Адамса по России, и с тех пор Сегалович стал не только сильным технарем, но и человеком в клоунском наряде, который лечит детей… смехом.
Кто такой Патч Адамс?
Хантер Патч Адамс, или просто Патч, — один из тех людей, ради которых стоит не терять веру в человечество. Патч — бывший хиппи, доктор-клоун, основатель смехотерапии. Он имеет самую настоящую ученую докторскую степень, но при этом обходится без таблеток и операций. Широкую известность его личность приобрела в 1998 году, после того как компания Universal Pictures сняла про него фильм с Робином Уильямсом в главной роли. Кино так и называется — Patch Adams.
Этот странный человек ездит с командой клоунов-добровольцев по больницам всего мира и дает бесплатные представления для больных детей. В Россию он приезжает ежегодно в течение уже двадцати лет. Выглядит это так: толпа людей в клоунских нарядах спускается с трапа самолета, прямо в таком виде проходит паспортный контроль, и все две недели участники тура работают, отдыхают, передвигаются по улицам, не переодеваясь в «гражданское». При этом среди них могут быть люди самого разного происхождения и достатка — от безработных до мультимиллиардеров, от деревенских пастухов до особ монарших кровей.
«Дети Марии» сотрудничают и дружат с Патчем Адамсом уже почти двадцать лет, и все эти годы Илья Сегалович принимает в этой работе самое активное участие. Если забить его имя в «Яндекс. Картинках», то наиболее релевантными окажутся фотографии в парике и с красным носом. Но свой первый клоунский опыт он едва ли может назвать позитивным.
— Я тогда вместе с Патчем провел две недели — в больницах, детских домах, тюрьмах и других интересных местах советской действительности. Ощущения непростые. Иногда приходилось работать в таких санитарных условиях, что едва удавалось сдерживаться, чтобы тебя не вытошнило. А в одном коррекционном детском доме нас буквально разрывали на части физически неадекватные дети. Прямо прыгают на тебя, отрывают резиновый нос чуть ли не до крови. Впрочем, почему «чуть». Прямо до крови и отрывали.
Как лечить госпитальный синдром?
Сегодня «Дети Марии» — это серьезная благотворительная организация, в месяц через нее проходит до трехсот детей. У Марии теперь есть свое помещение на Кузнецком Мосту, серьезные спонсоры и команда из нескольких десятков волонтеров. Свою задачу они видят вовсе не в том, чтобы детей обуть, одеть, накормить и по головке погладить. Каким бы обеспеченным ни был детский дом, дети в нем почти всегда вырастают с так называемым госпитальным синдромом и комплексом иждивенчества. Трудно научиться бороться, искать, находить и не сдаваться, если самый важный для развития период своей жизни ты провел на всем готовом. «Дети Марии» — это такое место, где детей не лечат, а «заражают». Прививают им «инфекцию развития». Увлекают каким-нибудь делом, помогают раскрыть талант, дают шанс реализовать себя во взрослой жизни по-настоящему.
Куда делся кошелек?
В какой-то момент проект «Дети Марии» стал неумолимо перетекать в нечто, что можно уже назвать «Дети Марии и Ильи».
— Еще в первый год работы нашей студии мы с женой решили брать на выходные к себе домой ребят, с которыми у нас был самый тесный контакт. Нам хотелось чуть сильнее влиять на то, как они растут.
В те времена это было довольно просто: не нужно было оформлять опекунство, просто пишешь заявление, и всё. Илья и Мария по очереди брали детей на выходные, водили их в кино, в театры, по всяким интересным гостям. Это притом что и своих-то детей у них было трое.
— Однажды мы отмечали день рождения Ильи, — рассказывает Мария Елисеева. — Так все весело, здорово было, и вдруг моя подруга Юля говорит: «Ребята, у меня пропал кошелек только что, со всей зарплатой». И никого нет, кроме наших детей, кто мог бы это сделать. У нас в первый раз такое случилось, и мы растерялись. Тут наш водитель Леша из дома милосердия говорит детям: «Нет, так не пойдет, праздник временно приостанавливаем, кошелек надо найти. Давайте так. Заходим все по одному в темную комнату. Выходим. Кто-то один, кто кошелек взял, его там оставляет. Потом свет включаем — кошелек на месте. Договорились? Договорились!» Все так и получилось, кошелек со всеми деньгами был найден.
— Нас это не отвращало, мы понимали, какие это дети и через что они прошли, — продолжает Илья. — Потом мы взяли двух девчонок уже официально, через год еще одну и еще через два — мальчишку. Было интересно, хотя и трудно: несколько лет жили ввосьмером в двухкомнатной квартире в подмосковном Кучине. А пять лет назад мы взяли девочку из нашей студии, которую сбил поезд, она осталась без ноги. Мы сделали ей в Америке прекрасный протез, с которым можно было плавать и бегать. Она прожила у нас два года, но как-то не сложилось, и она ушла. То есть не всё так розово, как кажется со стороны, бывает очень грустно. Очень важно идти в эту работу с открытыми глазами.
Какое все это имеет отношение к «Яндексу»?
Самое прямое. Мы ведь уже знаем, что «умная экономика» — это не только технологии и деньги. Это еще и оборот позитивной энергии в природе. «Яндексу» удалось получить серьезные инвестиции, они давали шанс в ближайшие пару лет создать уже по-настоящему серьезный продукт и научиться на нем зарабатывать. Но пока весь продукт умещался под столом у Димы Тейблюма и вырубался каждый раз, когда он задевал коленкой кнопку «вкл». Два года — не так уж много. А решение любых задач — это прежде всего люди. Хорошие люди. Много хороших людей.