— Я люблю тебя, Фури! — заорал Уфретин. — Убей его!
Барс бежал, а Фури шел следом. Шаг страуса был так огромен, что покрывал половину арены. Барс еще не был растоптан лишь потому, что прятался между гигантских когтей. Но драться он даже не пытался, а панически бежал, оставляя скользкий кровавый след.
— Хватит! — вскричал Беллис. — Останови это!
— Нет, пусть Фури убьет кота! Пусть сдерет его шкуру и сделает себе воротник! Это будет уроком для всех чертовых котов. Нельзя победить святого страуса!
Механический страус вырос до размеров арены и вынужден был шагать на месте. Барс висел на его ноге, как на стволе гигантской сосны.
— Святой Фури! Святой Фури! — вопили наемники Уфретина. Солдаты Беллиса понуро молчали, многие отводили глаза.
И тут все испортил вестовой:
— Капитан Беллис, капитан Уфретин! Предместье горит!
Уфретин повертел головой и увидел на западе столб дыма. Мухоморы делали его густым и жирным, как масло. Дым упирался в небо и разливался по нему чернильным пятном. Клякса росла на глазах.
— Какого черта? Как это случилось?!
— Сначала занялась таверна Эстора — в ней дрались и перекинули жаровню. От нее пошло на весь квартал.
Капитаны переглянулись. Уфретин не должен тушить чертов пожар. Четвертый из Пяти нанял его бригаду защищать Изерин от врагов. От человеческих врагов, а не от духов чертова огня! Но и Беллис, вообще-то, не обязан тушить. Он, Беллис, командир небольшого гарнизона в замке Четвертого, и он может вовсе не выходить в город — лишь бы замок был цел. Все это верно, да. Но если Изерин сгорит к Праотцам, а Четвертый вернется из Лаэма и найдет угольки — и Беллис, и Уфретин полетят со своих мест о-ох как далеко. Как котенок от пинка страуса.
Уфретин заложил пальцы в рот и свистнул, плюясь синеватой слюной. Фури дернулся и остыл: сбавил бег, опустил перья, перестал клекотать. Несчастный кот юркнул в клетку и принялся зализывать раны.
— Ставку отдашь после пожара, — сказал Уфретин Беллису. — Смотри мне, не сгори.
* * *
Бригада Святого Страуса представляла собою шесть сотен парней, большинство из которых разделяли взгляды своего командира. Реальный мир представлялся им слишком унылым местом для жизни. Скрасить его тем или иным способом, сбежать из темницы будней — не только право, но и долг любого человека с фантазией! В бригаде имелись грибоеды, нюхачи пыльцы, лизатели жаб, змеелюбы и прозаичные пьяницы. На последних здесь глядели свысока, но все же принимали за своих. Кроме того, вся бригада была одержима страстью к азартным играм. Под играми понимались не только привычные карты или кости, но и абсолютно все, что зависит от удачи и может стать поводом для ставок. Одолеет ли барс Святого Фури? Кинуть камень с горы на крышу — пробьет или нет? Встать в грозу с поднятым кверху копьем — бахнет молния или не бахнет? Большой пес оприходует маленькую собачку? А если да, то что из нее родится? Победит император или мятежник? Принц Гектор или Степной Огонь?.. Месячные жалования кочевали из рук в руки каждый день. Счастливцы, сорвавшие куш, спускали его на грибы, пыльцу, ядовитых жаб. Проигравшие невезунчики рыскали по Изерину в поисках, кого бы побить и что бы сломать. Словом, чего бригада Святого Страуса не знала никогда — так это скуки.
Какой-то зануда, вроде капитана Беллиса, мог сказать — не только мог, а и говорил с завидной частотой — что дисциплина бригады заставляет плакать богов войны. Уфретин считал это лестью. Беллис говорил также, что наемники Святого Страуса дерутся как стадо взбесившихся свиней. Уфретин и это принимал за похвалу. Однажды он видел бешеного кабана — куда там рыцарю до такой силищи! Жители Изерина нередко жаловались своему лорду — Четвертому из Пяти — на беспорядки, исходящие от наемников. Четвертый слушал вполуха и смотрел сквозь пальцы. Он-то знал: за бригадой Страуса идет слава законченных безумцев, и сама эта слава держит врагов подальше от Изерина. В трех днях пути от города лежали земли зандов — свирепых горных дикарей. Однажды занды рискнули устроить набег на город. Наемники встретили их бешеным хохотом и криками: «Слава страусу!» Впереди всех, рядом с капитаном Уфретином, мчался Фури и выклевывал глаза нападавшим. Вождь зандов, шедший в первых рядах, был сбит с ног. Один наемник вынул из мешка гремучую змею — живую, настоящую! — сел на вождя верхом и принялся стегать его змеей, как кнутом. «Вперед, моя лошадка!» Занды сбежали и больше не возвращались. Уфретин от души повеселился, хотя и проиграл много денег: поставил, что занды все полягут в бою. Ему очень нравилось звучание слова «полягут».
Нынешний пожар оказался отнюдь не таким забавным противником. На самом деле, вовсе не забавным, а злым и утомительным. Солнце нещадно палило весь май, дома стояли сухими и вспыхивали, как щепа. Три квартала превратились в кузнечный горн. Наемники сходили с ума от жара: истекали потом, срывали дымящуюся одежду, обливались водой, чтобы затушить волосы. Пожар длился несколько часов, не давая ни минуты передышки. Не было времени ни хлебнуть, ни лизнуть, ни понюхать. Многие падали без чувств, иные вовсе улизнули. Капитан Уфретин не заметил этого, поскольку дважды закидывал в рот новые шепотки мухоморов. Пожар предстал его взгляду в виде сказочного чудовища, дышащего огнем. Солдаты слились и превратились в змею, которая окунала хвост в колодец, а из пасти плевалась водою в морду чудищу. Колодец вычерпали до дна, и чудище даже не вздрогнуло. Пока тушили один дом, занималось три.
— Спали его солнце! — приказал Уфретин. — То есть — к чертям все! Гори дотла!
Парни выбрали три более-менее широких улицы по периметру горящих кварталов и заняли оборону. Когда огненные щепки перелетали через улицу, их сбивали и топтали ногами, засыпали землей, не давая пламени перекинуться за границу. Что творилось внутри периметра — всем уже было плевать. Шесть кварталов выгорели начисто, остались лишь угли да глиняные черепки.
— Красота! — изрек Уфретин.
Он своими глазами видел, как чудовище рухнуло наземь и распалось миллионом искр, и каждая искорка угасла, превратившись в алмаз.
Беллис не был так спокоен.
— Всех, кто выжил, сюда. Да, сюда, ко мне!
Пару сотен чумазых, прибитых, хнычущих людей согнали на площадь. Все лишились домов, кое-кто — родичей.
— Кто был в таверне? Признавайтесь, идовы черти! Скажите сами, иначе всех спрошу!
Мало помалу люди разобрались, из толпы выделилась стайка мужиков да пара служанок. Девицы рыдали, мужики поглаживали синяки, смачивали водой ожоги.
— Вы сидели в таверне? Что там случилось, Праотца вашего за ногу?!
— Ну, мы… Но мы не при чем… Это эти… Капитан, солнцем клянемся, львом клянемся — не мы. Все эти начали…
— Кто такие эти?! Говорите правду — или каждому плетей!
Не сразу и не без труда, но кое-как сложилось из их слов. «Этими» были восьмеро парней, что приехали вчерашним вечером и встали на ночлег. Крепкие такие парни, с плечами, с кулаками. Может, бандиты, а может, солдаты — ну, этой породы. Перед обедом они все ввалились в таверну, а там сидели наши — ну, мещане изеринские. Эти нашим сказали: «Двигай!» Да, так и сказали: «Двигай!» В смысле — лучший стол отдайте, а сами садитесь по углам. Наши, понятно, сначала в голос, а потом в кулаки. Ну не спускать же такого, господин капитан! Мы ж не знали, что до пожара дойдет. Началась драка — а там уж не разберешь. Ась-двась — из харчевни в кухню перекинулось, кто-то стал тузить повара, он ответил черпаком да казанком. Перевернулось, раскатилось. Глядь — угли всюду по полу! А потом еще масло разлилось, чтоб ему растак. Ну, и полетело… Виноваты, господин капитан. Но мы ж не знали, что так будет… А они первыми начали, львом клянемся!
— Где эти они? Есть тут кто-то из них?
Солдаты принялись шерстить толпу. Капитан Уфретин, командир бригады Святого Страуса, все мучительней чувствовал скуку. Огненное чудище погибло, водяная змея распалась, алмазы превратились в золу, остались только унылые людишки, которых зачем-то допрашивал Беллис. Зачем? Что они скажут, кроме слов? А в словах — никакого удовольствия.
— Приведите Фури, — велел Уфретин.
К нему подвели черного страуса, привязанного за лапу. Фури выглядел потрепанным — перьев недоставало, живот был испачкан запекшейся кровью. Но все же при виде его Уфретин испытал душевный подъем.
— Иди сюда, хороший! Ты мой молодчик!..
Капитан погладил шею Фури у самой головы, страус клекотнул от удовольствия.
— Ты — наш талисман! Твоя святость защищает всю бригаду. Хороший мой. Никто нас не одолеет, пока ты с нами!
Фури перешагивал с ноги на ногу, пепел оседал на когтях.
Тем временем дурацкое следствие Беллиса подошло к концу. Всю толпу выживших просеяли, а «этих» так и не нашлось. Мужики говорили: сбежали они, господин капитан. А может, того, погорелись. Мы их так отделали, что они попадали. Может, их там и накрыло. Наказали их боги, господин капитан. Поделом, чтобы неповадно.
— Ну и все, хватит болтовни, — бросил Уфретин. — Беллис, отдавай ставку!
— Погоди, — отрезал командир гарнизона. — Меня тут кое-что тревожит.
— Потому, что ты дурак и не ешь грибов. Пожуй щепотку, забудь тревоги.
— Слушай, Уфретин. Какие-то восемь человек, похожие на солдат, явились в город вчера вечером. Сегодня они затеяли драку. Не вечером, по пьяни, а днем, трезвые. По драке перекинули жаровню, еще и разлили масло. Когда вспыхнуло, не стали тушить вместе со всеми, а продолжали драться. А потом, как сильно разгорелось, исчезли без следа. Напряги то, что осталось у тебя от мозгов, и подумай: на что это похоже?
Уфретин почти не слушал, он гладил Фури и наполнялся чувством великой, почти божественной силы.
— А на что? Сам скажи.
— На поджог, черт возьми! Восемь диверсантов приходили в Изерин, чтобы спалить город!
— Фури, ты слышал? Ди-вер-сааанты!
Слово звучало очень забавно, Уфретин заржал. Беллис взбесился:
— Спали тебя солнце! Это ты со своими драными наемниками должен охранять Изерин! Моя забота — замок, твоя — город. Четвертый платит вам за это!