— Я не говорил, что мост неважен. Я говорил, что он не связан с нашим нынешним делом. Что бы ни вызвало катастрофу, лорд Менсон в любом случае предал императора.
Франциск-Илиан с неожиданной легкостью сдался:
— Что ж, вы правы. На данный момент довольно о крушении. Быть может, вернемся к нему позже, если будет воля богов…
— И все? — воскликнула Тревога. — Эй, шиммериец! Ты взялся за крушение, чтобы бросить на половине? Ты все бросаешь на полпути? Что думают об этом твои женщины?
— Он понял, что ничего не добьется.
— А ты и рад, дорогой, не так ли?
— Эта история — из тех тайн, которым лучше остаться нераскрытыми. Аланис и Галлард пришли к равновесию, мы с Минервой научились жить в мире, Палата приняла нашу власть. Всплывет грязь — и все нарушится.
— Ты прав, дорогой, ты прав!
Но странное дело: он не ощутил облегчения. Та скорость, с которою сдался Франциск-Илиан, вовсе не принесла Эрвину покоя.
Тем временем пророк объявил:
— Два моих следующих свидетеля дадут показания не о причинах катастрофы, а лично о лорде Менсоне. Прошу вызвать на сцену…
Он назвал два имени. Первое ни о чем не сказало Эрвину. Второе рассмешило: сир Сандерс Салли Саманта рода Сьюзен, лорд Сатерзвейт. У дворян бывают любимые кони, клинки, цвета — оказывается, еще и любимые буквы алфавита!
Двоих вывели на сцену, к свидетельской скамье, и тут произошло удивительное. Первый — тот, с незначительным именем — вдруг рванулся к Менсону. Пристав удержал свидетеля, побоявшись покушения на шута, но сам шут схватился с места:
— Форлемей! Боги! Ты…
Увернувшись от охраны, он бросился свидетелю на шею. Глаза Менсона заблестели от слез радости, а свидетель обнял его и запричитал:
— До чего ж тебя довели! Худой весь, костлявый… Бедняга ты мой!
Приставы не без труда разняли их, Менсона вернули на место, Форлемея водворили на скамью свидетелей.
Пророк повторно назвал имена свидетелей, и те подтвердили, что именно так они и зовутся.
— Верно ли, господа, что на рассвете двадцать второго декабря минувшего года вы находились в поезде его величества Адриана?
Тьма сожри!.. — выдохнул Эрвин.
— Да, ваше величество, — кивнули свидетели.
— Вы, сир Сандерс, состояли в роте лазурной гвардии его величества, а вы, Форлемей, служили адъютантом при лорде Менсоне?
— Так точно.
— Хоть это и очевидно, но все же спрошу: вы находились в поезде в минуту крушения, и чудом избежали смерти?
— Да, ваше величество.
— Будьте добры, сир Сандерс, поведайте обо всем, что происходило в тот день.
Ночью перед катастрофой сир Сандерс нес вахту в вагоне владыки Адриана. Из-за инцидента, случившегося накануне, шут был удален в другой вагон. Владыка провел беспокойную ночь: запрашивал карты Фаунтерры и дворца, списки полков генерала Алексиса, донесения майора Бэкфилда — очевидно, обдумывал план штурма. Не раз вызывал капитана Грейса — посоветоваться. За пару часов до рассвета владыка уснул сидя в кресле и не раздеваясь. А вскоре после рассвета из соседнего вагона пришел шут Менсон, его сопровождал гвардеец — сир Локк. Менсон хотел увидеть владыку. Сир Сандерс не имел ни малейшего желания потакать его просьбе: во-первых, владыка лишь недавно уснул, а во-вторых, еще держалась в памяти дрянная выходка Менсона. Но Менсон повторил свою просьбу каким-то таким голосом, что сир Сандерс пошел в покои владыки и постучал в дверь. Стук услышал капитан Грейс, ночевавший в соседнем купе, и спросил Сандерса, какого черта тот делает? Сандерс и сам спохватился: какого черта, бужу императора по прихоти шута! Но было поздно — владыка уже проснулся. Сир Сандерс доложил, что шут желает говорить, и Адриан не отказал, а быстро встал и вышел. За ним последовал и капитан Грейс, и сир Сандерс. Нет, чуть иначе: Грейс первым вышел разобраться, а потом уж Адриан и Сандерс. Разговор с шутом состоялся на внешнем балконе вагона, поезд как раз подходил к мосту. Менсон сообщил владыке, что видит впереди некую опасность. Дозорные гвардейцы возразили, что никакой опасности не наблюдают. Шут сказал: владыка должен сам посмотреть — вон же она, впереди. А владыка ответил в том смысле, что у шута особенный глаз, он видит то, чего другие не рассмотрят. Шут заупрямился, владыка озлился, сказал: «Довольно, я иду в тепло!» — и шагнул назад в вагон, а Менсон — за ним. А вагон уже входил на мост, и капитан Грейс смотрел вперед и вниз, и вдруг крикнул что-то — и тогда поезд рухнул в реку.
— Он что-то крикнул напоследок, — отметила альтесса. — Как интригующе!
Что было потом? Идова тьма. Сир Сандерс и сир Локк, и капитан Грейс слетели с балкона и упали в ледяную воду. От удара все смешалось, царили хаос, холод и боль. Сир Сандерс мало что понимал — кругом черно, обломки, пятна… Рядом тонул Грейс, и Сандерс не раздумывая схватил его и потащил вверх, на воздух. С великим трудом вынырнул, но тут же погрузился снова — тяжелый Грейс увлекал его на дно. Сандерс напряг все силы, забыл обо всем и рванулся вверх, не выпуская капитана. Как гвардеец, он должен был в первую очередь спасать владыку, но тот остался в вагоне, а Сандерса швырнуло так далеко, что и не понять уже, где тот вагон, в каком мире остался! А Грейс был рядом и тонул, вот Сандерс и спасал его. Праматерь помогла гвардейцу: рядом оказалась доска — обломок вагона. Сир Сандерс подтащил к ней капитана и зацепил мундиром за торчащий гвоздь. Доска помогла держать Грейса на плаву, сир Сандерс смог поднять голову и перевести дух. Но только он огляделся — как проклял Темного Идо и все его дела. Раскрытые глаза Грейса таращились в небо, от головы шли по воде кровавые круги. Капитан был мертв, разбился еще при падении. Сандерс тщетно спасал его. Гвардеец чуть не взвыл от печали, но тут увидел в стороне другого человека, который явно был жив — тонул, но барахтался. Сир Сандерс бросил труп и поплыл к человеку, схватил его и помог выбраться на берег. Тем человеком оказался Форлемей.
Видел ли Сандерс четверку рыбаков? Он вовсе не смотрел по сторонам, так был сосредоточен, спасая капитана, а затем Форлемея. Они и выплыли-то на западный берег, а рыбаки остались на восточном. Через реку увидели каких-то людей — многих, больше четырех. То, наверное, уже подоспели парни от графа Эрроубэка. Они лазили по обломкам вагонов, очевидно, пытаясь спасти уцелевших. Сандерс и Форлемей не глазели на них, а пытались согреться. Большого мороза не было, но они слишком долго проплавали в воде и опасно озябли. Форлемей чуть не терял сознание, Сандерс держался немногим лучше. Скинули мокрую одежду — а сухой-то не было. Развести огонь — но чем? Бежать за помощью — куда? Люди на том берегу, а мост разрушен, не перейти. Они согревались, прыгая на месте и хлопая себя по бокам. Решили хоть немного оттаять, разогреть мышцы — а тогда бегом на север, в замок Эрроубэка. Да, нагишом — а что делать? Но тут подоспела лодка…
Простая лодчонка, в ней рыбак сидел. Он, видно, ловил рыбу у западного берега, потом глазел через реку на катастрофу, а потом заметил на своем берегу двух голых парней. Пришел на помощь: посадил в лодку и погреб, что было сил, вниз по течению. Сказал: моя деревушка рядом, отогреетесь там. Что странно: другой берег всяко ближе, чем деревушка, но рыбак воспротивился, сказал, мол, через реку ни-ни. Может, течения боялся, а может, не хотел делиться наградой за спасение. Так или иначе, уложил он их на дно, накрыл своим тулупом, чтобы защитить от ветра, велел не высовываться — головы не студить.
Рыбак греб очень шустро — не успели оглянуться, как очутились в деревне. Там он отвел Форлемея и Сандерса к себе домой — жил он прямо у берега. Усадил к печке, велел жене всячески их отогревать, а сам побежал куда-то. За пять минут вернулся со священником, и тот сказал: «Ого, непростое дело! Давайте их ко мне в церковь». Рыбак с женой одели спасенных, как могли, и священник повел их в церковь. Отчего-то задворками — видимо, так было короче. Напоследок они сказали рыбаку: «Садись в лодку и греби назад к мосту, вдоль западного берега. Вдруг еще кто-то выплыл — спаси его!» Рыбак не хотел, ленился. Говорил: «Да никого там уже не будет, битый час прошел, кто не утоп — те замерзли». Сир Сандерс схватил его за грудки: «Возьми себе все мои вещи. С мундира спори знаки различия — они золоченые. Кинжал продай — он искровый. Купишь себе большую лодку и новую избу, только плыви сейчас к мосту!» Рыбак — ну чудак же! — стоял на своем: «Не нужно мне золота. Я вас вывез по-людски, ради совести. А больше никого не вывезу, там уже трупы одни». Сир Сандерс сказал: «Да ты понимаешь или нет? В том поезде был император! Сам владыка Адриан, пойми! Может, он утоп, может, его спасли графские парни. Но может быть, он сейчас, как мы, замерзает голый на западном берегу! А ты сидишь здесь и упрямишься, осел тупой!» Рыбак вздохнул: «Ну, если сам владыка…» — и пошел в лодку так нехотя, будто на плаху. Жена еще, дура, удержать его пыталась… Но волею-неволей сел мужик на весла и погреб к мосту, а сира Сандерса с Форлемеем священник повел в церковь.
— Все загадочней! — шептала альтесса. — Как же он не хотел возвращаться, подумать только!
Храм не отапливался, потому святой отец устроил гостей в подвале — дескать, тут теплее. Укрыл одеялами, стал отпаивать чаем и отварами, но бедолаги излишне промерзли на реке — и обоих взяла лихорадка. Форлемей то спал, то трясся, Сандерс бредил. Прислышался ему ночью не то скандал, не то погром: звенело железо, бились стекла, кто-то кого-то грозил убить на месте. Сандерс даже за шпагой потянулся, но шпаги не было, и тут сообразил: бред все это. Утром рассказал святому отцу, и тот покачал головой: «Совсем плохо… Надо вас в Вильгельмов монастырь». Они спросили: «Там лечебница?» Священник ответил: «Ну, да… там помогут». Монастырь оказался в двух днях езды, и дорога эта совсем подорвала здоровье несчастных. Нельзя понять, зачем дурак-священник потащил их в такую даль — до замка Эрроубэк всяко ближе… Но сделанного не воротишь. Приехали в монастырь — оба в лихорадке и бреду, с тяжкой легочной хворью. Сколько провалялись на койках — месяц?.. Два?.. Так худо было, что дней не считали. Форлемей сумел встать раньше, Сандерс — позже, аж перед Весенней Зарею. Тогда и узнал: на троне Минерва Стагфорт, владыка Адриан погиб. Не спасли его ни солдаты Эрроубэка, ни рыбачок на лодочке…