Указал поочередно на деда, мужчину в шейном платке и крепкого молодчика:
— Ты зовешься Седым, ты — Платок, а ты — Малыш. А меня автор книги старается вообще не называть, чтобы создать интригу. Но потом кто-то из вас пробалтывается, и главный герой узнает: я — Худой Король, самый опасный из негодяев.
— Парни, вам чего вообще? — окликнул их кабатчик прямо из-за стойки.
— А что пьют темные личности? — спросил у спутников худой.
— Эль, — без колебаний ответил Лезвие.
— Элю всем! — крикнул худой как можно более хриплым голосом.
— А деньги есть? — усомнился кабатчик.
— Боги, как колоритно! — шепотом восхитился худой, порылся в карманах и развязно швырнул на стол глорию. — Я сказал: элю! Пошевеливайся, лентяй!
Худой сумел произвести впечатление, и кабатчик действительно поторопился. Скоро все пятеро держали в руках тяжелые лихие кружки с элем.
— Такою убить можно, — одобрил худой. — Итак, парни, приступим к обсуждению наших темных делишек. Выкладывайте все. Кто эти ублюдки? Где мое золото?!
— Золото?.. — удивился Малыш. Седой дал ему подзатыльник и что-то шепнул на ухо. Малыш кивнул: — А, ясно.
Парень в шейном платке придвинулся к худому и заговорил зловещим шепотом:
— Худой Король, я скажу то, что тебе не понравится. Если я что-нибудь знаю о людях — а я о них знаю все — ты будешь в ярости. Золото взяли не обычные ублюдки, а самый главный подонок. Тот, которого ты хочешь схватить за задницу.
— Самый главный подонок? — прошипел худой. — Почем знаешь?!
— Седой не даст соврать: у меня вагон доказательств. Когда будешь иметь очень много времени, я их выложу. Но сейчас-то мы не в суде, чтобы улики считать. Скажу коротко: все золото — у главного подонка. Пусть меня повесят, если вру.
Худой долго помолчал, хлебнул мерзкого элю.
— Повесить — это хорошо. Если соврал, клянусь, я тебе устрою пеньковое ожерелье. Но пока поверю на слово. Значит, говоришь, главный подонок все забрал?
— Именно. Он заранее знал, что ты наведешь шороху в столичке. Ты нашумел — он под шумок обтяпал дельце.
— М-да. И кто же он, этот главный?
— Мамой клянусь: не знаю.
— Стало быть, где золото — тоже не знаешь?
— Знаю. У главного ублюдка.
Худой грозно откашлялся.
— Не доводи меня до злости, крысеныш. Золото у главного, а главного мы не знаем — значит, и про золото ничего не ведаем.
— Нет, Худой, кое-что знаем. Я выяснил, зачем подонку золото. Он его переплавит чтобы сделать одну серьезную штуку.
— Переплавит?!
— Не совсем переплавит, — пояснил Седой, — а как бы соединит вместе. Из нескольких золотых слитков выйдет одна штуковина.
— А так бывает?
— Все в мире соединяется, чтобы получилось что-то другое. Из огня и руды выходит меч; из мужчины и женщины — ребенок; из вора и монеты — преступление; из судьи и злодея — справедливость.
Худой помолчал, осмыслил. Толкнул извозчика с мечом:
— Думаешь, такое может быть?
— Да, — кивнул тот.
— Положим. И какую штуковину собрал главный ублюдок?
Парень в платке наклонился еще ближе и прошептал еще страшнее:
— Бессмертие!
— Как — бессмертие?
— Так, чтобы не умирать!
Платок рубанул себя пальцем по шее, захрипел и рухнул на стол. Полежал немного, потом дернулся, уперся в столешницу и с жутковатой ухмылкой поднялся.
— Бессмертие, понял?
Худой дал себе несколько минут на раздумья. Прикрыл глаза, чтобы спутники не отвлекали его своим видом; пальцами машинально поглаживал царапины на столешнице — наверное, их причудливый рельеф отвечал хитроумному току его мыслей. Затем человек в капюшоне встряхнулся, хлебнул элю и сказал:
— Что ж, в этом есть смысл. Главный подонок труслив — значит, должен мечтать об избавлении от смерти. А его душа грязнее сапог бродяги — значит, на Звезду ему лучше не попадать.
— Верно, — кивнул Седой.
— И того оружия, что он имел в декабре, уже хватало расправиться со мною. Но он велел своим людям забрать золото и бежать из столицы. Значит, имел цель заманчивее власти. А что заманчивей всего для труса?
— Верно, — повторил Седой.
— Тогда скажите мне, — Худой обратился ко всем, но пристальным взглядом припек парня в шейном платке, — кто же этот бессмертный трус?
Платок вскинул ладони:
— Уволь, Худой. Я же сказал — не знаю. Имею на сей счет размышления, но не имею чем их подкрепить. А без доказательств лучше промолчу.
— С каких пор ты боишься говорить бездоказательно? Раньше слова лились с твоего языка, как молоко из дойной коровы!
— Уже полгода служу тебе. Считай, кое-чему научился.
Худой хмыкнул. Он был недоволен, что Платок темнит, но получил удовольствие, узнав причину. «Кое-чему научился» — приятно. Не каждому дано хоть чему-нибудь научить такого ушлого типа, как этот Платок.
— Ладно, тогда вот что скажи. Подонок уже стал бессмертным?
Парень в платке явно обдумал ответ заранее, но помолчал минутку, чтобы не обесценить слова поспешностью, а уж тогда ответил:
— Думаю, нет.
— Отчего так?
— Во-первых, его люди сильно берегли схему бессмертия. А если б она уже сработала, то зачем ее беречь? Подонок стал бы почти что богом, и никого уже не боялся.
— А во-вторых?
— Больно тихо в мире. Со дня смерти владыки — покой ему на Звезде! — ничего не случилось ни жуткого, ни таинственного. Подонок притих. Ждет, видать, пока бессмертие сработает.
Худой скривился, и отнюдь не от скверного эля.
— Здесь ты неправ. Случились Подснежники. Как нарочно, чтобы выманить мою ватагу из столицы и затянуть в капкан. Это ли не проделка главного гада?
— Нет, Худой, прости. Подснежники — одно, главный гад — другое. Я ездил по городам и селам, много повидал и голодных, и нищих. Вон Седой не даст соврать — на свете хватит обиженных бедолаг, чтобы устроить восстание по-честному, без подвоха.
— Вот только восстание поднялось ровно тогда, как я обосновался в столичке!
— Нет, раньше, в декабре. Просто ты о нем еще не знал.
— А ничего, что крестьянам кто-то подсуетил искровые самострелы? Недовольных полно, тут ты прав, а недовольных с искрой много насчитаешь?
— У мужиков была искра? — поразился Платок.
— Я иногда могу соврать, но не в честной бандитской беседе за столом грязного трактира. Крысеныш по имени Могер Бакли принес им самострелы!
— Х-ха! — улыбнулся Платок. — Коль мы с тобой пьем дрянной эль, как честные проходимцы, то и я скажу без вранья. Знаю я этого Могера Бакли. Он всю жизнь ел с руки Жирного Дельфина… то бишь, с плавника. Ты же не думаешь, что Жирный Дельфин и есть главный гад!
Худой попытался подумать именно так, но не сумел.
— Ты уверен, что Бакли служит Дельфину?
— Праматерью клянусь.
— У тебя нет Праматери.
— Тогда матерью. Дельфин дал искру серпам, чтобы они сделали тебе неприятности. А главный гад здесь вовсе не при чем.
Пока длилась их беседа, за стойкой кабака произошли некоторые маневры. Сперва кабатчик взялся протирать стакан. Он делал это впервые за неделю и явно не стремился к равномерной чистоте всего стакана. Умерил свой пыл сразу, едва добился прозрачного донышка, и смог сквозь него невзначай рассмотреть посетителей. Затем кабатчик трижды хлопнул по стойке, побудив мальчишку-разносчика выбежать из кухни. Кабатчик шепотом выдал мальчишке поручение, тот не расслышал. Кабатчик влепил ему подзатыльник, мальчишка осознал, что понял вполне достаточно, и убежал. Вскоре в зал спустилась хозяйка «Ржавой рельсы». Она была высока, пряма, как жердь, покрыта веснушками и грязно-рыжими волосами, и видом своим заставляла задуматься о подлинном происхождении названия трактира. Кабатчик и с нею поговорил шепотом, после чего хозяйка также ощутила потребность протереть стакан. Убедившись в прозрачности донышка, она ткнула кабатчика в бок. Тот ринулся к столу посетителей, украсив лицо масляной улыбкой:
— Уважаемые гости, не желаете чего-нибудь еще?
Как раз в тот момент Платок оканчивал реплику, и кабатчик услышал про Дельфина, серпов и искру, но ничего не понял. Ответил ему северянин с мечом:
— Дай-ка нам бочонок чудесного эля. Такой вкусный, что нельзя оторваться.
— Правда?
— Нет. До сего дня я мог поклясться, что в жизни не пил ослиной мочи. Теперь не поручусь.
— Эмм… какой уж есть… Может, еще чего хотите? Колбасы? Бобов?
— Мы уходим, — отрезал северянин и поднялся.
Он не сделал ни одного лишнего движения, просто встал на ноги, но кабатчику почему-то стало тесно и даже слегка душно. Следом за северянином поднялись другие и вскоре покинули гостеприимный кабак «Ржавая рельса». Проводив их, хозяйка раздала несколько приказов. Мальчишка убежал искать зазывалу, рыжая хозяйка осталась принимать заказы, а кабатчик вышел на улицу и обратился к прохожим:
— У нас только что выпивал парень, похожий на лорда-канцлера! Заходите, хлебните эля — сами станете как генералы!
А бывшие посетители уже мчались в своей неприметной карете по направлению к Дворцовому острову. Худой скинул капюшон, открыв солнечному свету благородный агатовский профиль. Заговорил без тени развязности, очень вежливо и страшно.
— Сударь Марк, я возьму одни сутки, чтобы проверить ваши улики и доводы. Если вы солгали хоть в чем-нибудь, то поступите благоразумно: покиньте столицу ближайшим поездом и больше никогда не показывайтесь на глаза никому из северян. Но если вы честны, проведите эти сутки с пользой: вступайте в курс дел, готовьтесь принять управление.
Мужчина в платке сглотнул и весь подобрался.
— Тайной стражей, я полагаю?
— Через неделю начнется заседание Палаты. Если Кукловод еще не нанес удар, то заседание даст ему неплохую возможность. Сорок лордов — в одном зале. Один залп Перстов — и Империя рухнет в хаос.
— Понимаю, милорд. Этого не случится.
— Все въезды и выезды должны быть под вашим контролем. Каждый торговец, курьер, путешественник, каждый артист, нищий, вор или бродяга, каждый конь или пес должен быть осмотрен и проверен. Вы лично ответите за каждого, кто въедет в город.