. Послезавтра они причалят в Маренго, через четыре дня будут здесь. Шлют наилучшие пожелания, жаждут встречи с вами и владычицей.
Звучало как будто неплохо. Через шесть дней открывается заседание Палаты. От Шиммери до сих пор прибыл лишь принц Гектор, без отца не имевший полноценного голоса. От болотников по сей день не было никого. Теперь король прибывает вместе с королевой, еще и жаждут встречи!
— В чем подвох, сир лейтенант?
Бейкер оттянул воротничок, будто тот внезапно стал давить шею.
— Милорд, есть проблема с императрицей…
* * *
Если кто-нибудь — вероятно, девушка — посмеет спросить лорда Эрвина Ориджина, отчего тот стал негодяем, он ответит: «Из-за двух женщин». Благородному человеку честь не позволила бы сваливать вину на женщин, потому такой ответ сам по себе доказал бы, что Эрвин таки стал негодяем.
Первою виновницей была ее величество Минерва. Это она взбесила Эрвина своей выходкой на Святом Поле, сорвала его хитроумный план, еще и посмеялась: «Вы не владыка, лорд-канцлер, смиритесь». Минерва злила его, и Минерва считала его мерзавцем. Какой смысл доказывать обратное?
Второю виновницей была леди София Джессика Августа. Не посвященная в планы сына, не знающая, каким фиаско окончилась охота на Кукловода, она просто разглагольствовала о театре. И бросила не столь уж значимую фразу — но именно в нужный момент. Вряд ли случайно так совпало. Наверное, Светлая Агата дернула за язык мать-герцогиню.
— Когда актер заходит в творческий тупик, лучшим снадобьем является смена амплуа. Если ты исчерпал себя в драме, попробуй играть комедию.
И слова попали в точку, как стрела. Эрвин решил примерить роль негодяя. Стратегия провалилась — возьмем иную. Был неженкой, был героем, был беспечным идиотом… нужно нечто новое!
Злость улеглась, едва он вжился в роль. Подлинный негодяй делает гадости по зову души, а не от гнева. И, делая, получает удовольствие.
Эрвин начал наслаждаться ролью уже тогда, когда в его кабинет нестройною группой вошли банкир, министр финансов, налоговый секретарь, фрейлина владычицы, лазурный капитан. Их тоже можно представить актерами: каждый старательно отыгрывал некую эмоцию. Морлин-Мей облизывал сухие губы — отличный жест, чтобы выразить страх. Виаль играл непрошибаемость — лицо будто покрыли лаком, оно высохло и задубело. Лейла Тальмир пылала ненавистью, да так страшно, что суфлер в будке вздрагивал. Шаттэрхенд терял штаны. Видимо, его взяли в сортире — чтобы без бою. Ремень отняли вместе с оружием. Штаны сползали на бедра, капитан подтягивал их, а они снова падали. Он злился на них больше, чем на кайров.
— Вы совершите прогулку, господа, — сказал Эрвин развязно, с дурной и неуместной ухмылкой. Так ведь делают мерзавцы на сцене? — Отправитесь путешествовать в дальние края, где и останетесь, пока императрица не обретет рассудок. Или не будет низложена в виду безумия.
Они ошеломленно молчали, и он прибавил пошлую негодяйскую шуточку:
— Хотел бы я увидеть низложение императрицы, хе-хе.
— Куда, милорд? — спросил Виаль.
— У меня дочь, — сказала фрейлина.
— Ну, куда — это вы узнаете на борту корабля в открытом море. Капитан отойдет от берега, послюнявит палец, нащупает, куда ветер, — туда и повернет. Трудновато плыть против ветра, правда? А дочурку можете взять с собой, если ей хочется странствий. Дети порою такие непоседы!
— Вы пожалеете! — выкрикнул капитан, временно справившись со штанами. — Лазурная гвардия не прощает обид!
— Ваша мать, милорд, из рода герцогов Альмера, — сказала фрейлина. Прозвучало как худшее оскорбление.
— Ну, полноте, не стоит благодарностей!
Эрвин махнул воинам, чтобы пленников вывели. Жест вышел капризным, как у балованного дитяти. Хорошо!
Но тут он хлопнул себя по лбу — будто спохватился:
— Минутку, господа! Леди Тальмир, капитан Шаттэрхенд, вы же присутствовали при памятной беседе владычицы с генералом Смайлом?
Фрейлина переглянулась с гвардейцем. Отрицать не было смысла, оба понимали это.
— Так точно.
— Простите, что сразу не учел! Впрочем, вы и сами виноваты: могли бы напомнить. Вы двое… можете быть свободны.
У обоих с идеальной синхронностью — точно по команде — отвисли челюсти.
— В каком смысле?..
— Разумеется, в узком и приземленном. Ведь в философском понимании человек свободен всегда, и никакие цепи не способны удержать его душу от полета. Но и в смысле прагматически телесном вы можете развернуться и идти куда угодно. Либо не идти, а остаться со мною на чашку чаю.
— Вы отпускаете нас? — не понял капитан. — Просто так?!
Эрвин вздохнул:
— Конечно, не просто так, а поддавшись вашей угрозе. Я понял, как опасно обижать офицеров лазурной гвардии, и не только их самих, но и беззащитных женщин в их присутствии. Приношу вам свои искренние извинения!
— Гм… — Шаттэрхенд еще разок, на всякий случай, поправил ремень. — Лазурная гвардия не простит также нападок на чиновников ее величества!
Капитан красноречиво глянул на министров. Эрвин нахмурился:
— Прошу вас, капитан, не переходите границ! Оставьте же мне возможность безнаказанно обидеть хоть кого-нибудь!
— Вы покушаетесь на верных слуг ее величества.
— А неделю назад она покушалась на моих: упрятала в бочки всю родню прошлого министра налогов — Дрейфуса Борна.
— Лорд-канцлер, я не позволю!..
— Капитан, я охотно предоставлю вам возможность не позволить мне что-нибудь другое. В скором будущем я предприму дерзкую атаку на кого-нибудь исключительно затем, чтобы вы смогли защитить мою жертву. Но сейчас — простите, министры покинут дворец.
Когда сцена была окончена, единственный зритель — альтесса Тревога — наградила Эрвина аплодисментами.
— Прекрасно сыграно! Отличный баланс комизма и трагизма, леди София Джессика гордилась бы тобою.
— Милая моя, пьеса еще не окончена.
Кайры не служат в гвардии Короны. Стать искровым офицером — большая честь для рыцаря любой земли, но не для северянина. Кайр берет меч, чтобы защищать Север и своего лорда, а не чужие земли и далекого императора. Кайр приносит клятву верности, чтобы быть верным до конца, а не сбежать при случае на более выгодную службу. Кайр не жаждет надеть алый плащ — ведь знает, что подлинные мастера носят красно-черное.
Однако не все северяне — кайры. Есть весьма опытные греи, волею случая провалившие испытание. Есть воины, лишившиеся службы со смертью сюзерена. Есть северяне, выросшие на чужбине вдали от Ориджина. Такие люди, ища достойной службы, нередко оказываются в алой гвардии, а то и в лазурной. В гвардии немало северян, есть среди них и первородные агатовцы, и глориевцы…
— Вы понимаете меня, генерал?
Граф Йозеф Гор, примечательный благородной янмэйской красотою, невозмутимо слушал болтовню Эрвина. Генерал впал в уныние, лишившись должности главнокомандующего, но обрел душевное спокойствие, когда новый командующий Крейг Нортвуд не справился с крестьянами. Владычица высмеяла медведя на глазах у войска. Еще один такой эпизод — и вымпел первого полководца вернется к Гору.
— Я понимаю, милорд. Среди моих солдат есть уроженцы Севера. В гвардию попадают лучшие воины всех земель, а северяне — отменные бойцы.
— Меня интересуют не только северяне, но и внуки Агаты из других земель, и просто почитатели северных ценностей или моей скромной персоны. Словом, те, кто думают: «Ура, Ориджин!», а не: «Фу, Ориджин».
— Большинство воинов считают вас великим полководцем. Но многие осуждают мятеж и потому сдерживают свое восхищение.
— Значит, мне нужны остальные — те, что восхищаются мною без этих вот искусственных ограничений. Я хотел бы свести их в одно подразделение, скажем, особую роту. Дать им особые права и какой-нибудь изящный знак отличия. Например, маленький вензель Э.О. на манжете или мужественный шрам на скуле в виде нетопыря.
Генерал воззрился на Эрвина. Тот уточнил:
— Последнее — шутка, но все прочее — донельзя серьезно. В том числе слова про особые полномочия.
— Какие полномочия, милорд?
— Ммм… Бойцы особой роты получат право ревизии любых приказов офицеров других подразделений. Смогут инспектировать дислокацию и маневры частей, проверять качество гарнизонной и караульной службы, просматривать списки увольнительных и представленных к наградам.
— Милорд, но это по сути создаст вторую власть в полках! Полномочия ваших избранников станут сравнимы с правами командиров!
— В том и суть, генерал. Не зря же рота называется особой!
Полководец сухо откашлялся.
— Милорд, ваша затея противоречит и уставу армии, и ее традициям. Искровые полки призваны защищать Корону, и только ее!
Эрвин воздел руки к небу:
— Конечно, генерал, ну конечно! Именно для защиты Короны я и хочу подчинить искровиков лично себе!
Неслышимая генералом альтесса-тревога восторженно взвизгнула от свежести мысли, а Эрвин пояснил:
— Давайте рассудим трезво: в чем основная угроза для Короны? Я таковой угрозы не представляю, это уж точно. Со времени моего прихода в столицу не пострадал ни один государственный институт, никакие земли не ушли из-под власти Империи, был подавлен мятеж, прекращена растрата казны и восстановлена деятельность Палаты Представителей. Очевидно, что я — благо для государства. С другой стороны, владычица Минерва регулярно предпринимает против меня личные выпады и интриги. Ею движут импульсивные чувства, столь часто обуревающие юных дев.
— Но она — владычица.
— Разумеется, в этом и опасность! Если искровая армия будет служить непосредственно Минерве, то в новом приступе неразумной злости ее величество может бросить войско против меня. Чем это кончится? Вы прекрасно понимаете: резней в столице, гибелью искровых полков, а возможно, и свержением ее величества. Итак, кто же представляет главную угрозу для Короны? Очевидно, что сама императрица с ее бурными чувствами! Нет, армия не должна бездумно выполнять ее приказы. Я, как верный слуга Империи, категорически настаиваю на этом.