Лаванда поджала губы и отвернулась. Тайна исчезновения клана Ночи нависала над ними с самого рождения, но никто и подумать не мог, что причиной был один могущественный демон. Ей очень хотелось узнать подробности, но она хорошо знала Люциана и понимала, что он ничего не расскажет.
– Насколько же он был силен? – пробормотала она, ни на что не надеясь, но и не в силах отпустить эту тему. – Люциан, как ты умудрился в это впутаться? Просто немыслимо…
Люциан лишь пожал плечами, вместо того чтобы сказать: «Я впутался в это, просто потому что был рожден».
Лаванда посмотрела на Мориона и, выдержав небольшую паузу, сказала:
– Надеюсь, вы сможете о нем позаботиться.
Морион вскинул брови, но потом смягчился, услышав в ее словах переживания, похожие на те, что испытывают члены семьи к своим родным. Голос Лаванды проникал в самое сердце и задевал струны души; он звучал как голос матери, позволившей любимой дочери уйти под чужое крыло и покинуть родовое гнездо.
Губы демона изогнулись в улыбке, приятной, как ласковое солнце, что нежно целует щеки, хотя в глазах его отражалось лишь равнодушие.
– Подле меня он будет в безопасности, не беспокойтесь, – сказал Морион голосом, услаждающим слух. Казалось, он еще никому, кроме Люциана, не отвечал так же мягко.
Лаванда с облегчением выдохнула, но все равно затеребила пальцами ткань одежд, прикрывавших ноги.
Люциан же посмотрел в окно, чтобы отвлечься. Сложившаяся обстановка сильно огорчала его. Подруга детства пребывала в печали, и причиной этому был он один.
«Как же хочется убраться отсюда… Нужно поскорее со всем покончить, чтобы не видеть грустные лица и не слушать тревожные речи».
– Владычица Неба, – позвал Морион, разрывая гнетущую тишину, – прошу меня извинить, но не могли бы вы оставить нас? Когда вы пришли, мы как раз вели личный разговор и хотели бы его продолжить. – Его слова звучали столь вежливо, что Люциан удивленно посмотрел на него, а Лаванда не смогла отказать.
– Д-да, – запнувшись, ответила она. – Простите, что помешала. И спасибо, что уделили время и ответили на мои вопросы.
Лаванда поднялась с кресла и учтиво поклонилась.
Люциан вежливо склонил голову и хотел сказал что-то вроде: «Ты можешь задавать мне любые вопросы», но промолчал – отныне никто из смертных ни о чем не мог его спрашивать. И всем будет лучше оставить его.
Когда дверь за Лавандой закрылась, Люциан тихо выдохнул и почувствовал, как на сердце немного отлегло.
– Спасибо.
Морион усмехнулся и поднялся с софы.
– Пожалуй, я запечатаю кабинет, чтобы нас никто больше не побеспокоил.
– Вообще-то я буду рад уйти отсюда.
Морион обернулся на него, приподняв одну бровь.
– И куда ты хочешь направиться?
– В мои покои. Запечатаем их и не будем выходить вплоть до начала коронации. Туда, я уверен, никто не попытается вторгнуться, да и проводить там время удобнее, чем на этой узкой софе.
Люциан встал.
Судя по выражению лица Мориона, тот явно хотел пошутить про покои и идею запереться там вдвоем, но сдержался и вместо этого заботливо открыл перед Люцианом дверь.
Глава 120. За закрытыми дверьми
В просторных покоях владыки Луны царили тишина и спокойствие. В воздухе не ощущалось затхлости, – видимо, во время его отсутствия сюда периодически заглядывали слуги, чтобы проветривать помещение и очищать его от пыли. На широкой кровати, заваленной десятком подушек, лежало то же покрывало, что и в последний раз, когда Люциан был здесь. Деревянная ширма, поражающая изображенным на ней живописным пейзажем, стояла на том же месте, где и всегда; на стеллажах со множеством книг и свитков не было видно и пылинки, а на письменном столе громоздились бумаги, кисти и тушечница, черные глянцевые стенки которой поблескивали в вечерних лучах солнца, – все это словно ожидало, когда ими снова воспользуются.
Здесь было тепло и светло, но слегка душновато из-за запертых окон. Воздух наполнял душистый аромат красного пиона, который стоял в вазе возле кровати. Своей яркостью он выделялся на фоне бежевых и древесных оттенков, преобладающих в покоях, и сразу привлекал внимание.
Морион прошел вперед и кончиком пальца коснулся алых лепестков, мягких и слегка бархатных на ощупь. Во взгляде его стеклянных серых глаз читались плохо скрываемые восхищение и радость.
– Не думал, что ты поставишь его так близко к кровати, – хрипло произнес он. – Когда забирал тебя отсюда, то в суматохе и не заметил цветок.
Люциан высвободил немного духовной силы и взмахом ладони запечатал комнату, чтобы никто не услышал и не почувствовал их присутствия.
– На столе ваза мешала бы, поэтому оставить ее на тумбе я посчитал хорошей идеей, – простодушно сказал Люциан и лег поперек кровати, свесив ноги. – Мне кажется, или пион расцвел еще больше? – Он покосился на цветок. – И так сильно благоухает, что скоро голова заболит.
С губ Мориона сорвался неловкий смешок. Он устроился рядом, подложив руки под голову, и посмотрел на Люциана.
– Извини. Это из-за меня. Чтобы пион не увядал, мне пришлось связать его со своей сутью.
Во взгляде золотистых глаз промелькнуло удивление.
– Тебе известно значение этого цветка? – спросил Люциан, чувствуя легкое смущение. Теперь, зная об истинном отношении Мориона к нему, он начал замечать в его действиях больше скрытых смыслов, чем раньше.
– Наслышан, – небрежно ответил Морион. – Для кого-то он является символом богатства и процветания, а кому-то говорит о чувствах.
– И с каким посылом его дарил ты?
Морион немного помолчал и лукаво улыбнулся.
– Естественно, я желал тебе богатства, у владыки Луны явно недостает средств к существованию.
«Ну конечно, именно этого ты и желал, – с сарказмом подумал Люциан, натянуто улыбнувшись бесстыдному демону, а потом посмотрел в потолок. – В итоге у меня есть заколка, о значении которой он якобы не знал; и алый пион, который он дарил, желая мне процветания. А еще благодаря вернувшимся воспоминаниям я теперь знаю о вероятном значении того кулона с водой из божественного источника, созданного в Царстве Теней, и разделенных персиках. Не стоит забывать и о красных одеждах… Как я вообще тогда согласился надеть их?»
Люциан шумно выдохнул.
– Ты совсем не умеешь выбирать подарки, – проворчал он, а у самого душу окутало такое нежное тепло, словно он вытащил ее из груди и подставил под солнечные лучи.
– Да, я в этом ужасен, – признал Морион, ни капли не расстроившись.
– Ну, не то чтобы совсем плох, но изъяны есть, – беззлобно сказал Люциан, скорее шутя, чем говоря серьезно.
– Знаешь, как это исправить?
– М-м… нет. Если ты не забыл, я совершенно не умею дарить подарки.
– Я все еще верю, что ты просто не нашел того человека, для которого идея подарка родится сама собой.
Они встретились взглядами.
– Боюсь, уже поздно кого-то искать, да и не хочется. – Уголки губ Люциана слегка приподнялись, и он скользнул глазами по чужому телу. – Видимо, придется работать с тем, что есть.
– Уверен, ты справишься. – Морион улыбнулся ему в ответ, но в своей привычной насмешливой манере. – Ты со всем прекрасно справляешься.
– Ты так считаешь? – хмыкнул Люциан. – Когда ты спас меня после смерти родителей, казалось, я выглядел в твоих глазах сплошным разочарованием.
– Это так, но все преграды ты преодолел прекрасно.
Люциан шлепнул ладонью по бедру Мориона и, увидев удивленное выражение его лица, сказал:
– Неверно. Ты должен был сказать, что мне показалось и я вовсе не выглядел безнадежным.
Морион состроил недоуменный вид.
– Но тебе ведь не показалось, – невинно произнес он, явно не догадываясь, что в этот момент лучше было бы по-демонически слукавить.
Люциан снова ударил его по бедру, да так сильно, что покраснела рука.
– Я не был безнадежен, я потерял семью и был разбит! – вдруг вспылил он. – Каким я должен был быть, а? Цветущим и радостным? Я что, по-твоему, не человек? – Он снова замахнулся, но Морион ловко перехватил его ладонь, распахнутыми глазами уставившись на Люциана.
Прежде чем ответить, демон выдержал небольшую паузу, наблюдая, как меняется выражение лица Люциана и учащается дыхание. Казалось, он медленно оценил ситуацию и, кое-что осознав, сдержанно произнес:
– Если думаешь, что телесные наказания пугают демонов, то все совсем наоборот. – Морион сильнее сжал чужие пальцы в ладони, вызывая легкое болезненное покалывание, и Люциан внезапно почувствовал что-то еще, помимо гнева. – И злишься ты сейчас не из-за моих слов, а из-за всего того, что происходит в последнее время, просто на мне проще сорваться.
Морион сел, не расцепляя рук и не отводя внимательного взгляда.
Люциан уже открыл рот, чтобы поспорить, но тут же был перебит.
– Не пытайся отнекиваться, я пусть и не всегда понимаю тонкости людского общения, но сейчас все очевидно. Я знаю, как тебе непросто отрекаться от прошлой свободы, бросать родной дом и трон, друзей, которые находились рядом с тобой с самого детства. Знаю, как тебе непросто было осознать, что та, кого ты выбрал в невесты, можно сказать, никогда не существовала, и как непросто было вспомнить, что твоей семьи не стало. Не думай, что я буду потешаться над твоими страданиями, если ты решишь обсудить их. И не думай, что разумно копить боль в себе в надежде, что она сама растворится, а потом внезапно выплескивать ее на окружающих. Да, возможно, несколько лет назад я бы принял это за слабость, но сейчас… Отныне твоя боль – моя боль, как и твое счастье.
Люциан незаметно вздрагивал, слушая его слова, которые закрадывались в сердце и душу и непременно находили там отклик.
– Потому что мы связаны? – сдавленно спросил он.
– Потому что я дорожу тобой. – Голос Мориона звучал тихо, как ласковый ветер.
Люциан почувствовал, как по его щеке скатилась слеза, за ней еще одна и еще. Тоска с силой сдавила грудь. Впереди его ждал целый новый мир и новая жизнь, ради которых он был вынужден отречься и от своего прошлого, и от дорогих ему людей. От осознания того, что ему на плечи взвалили бремя ответственности, становилось страшно и обидно. Он с самого начала не желал перерождаться, не желал быть великой сущностью и в свое время именно поэтому бежал из Асдэма, опасаясь, что эта участь постигнет его. Он всей душой любил свой клан, любил свой народ, смертный мир и Лунные земли, и если бы не влияние нача́ла на его собственное «я», то он не смог бы принять тех решений, которые в итоге принял. Не смог бы заявиться в зал совета и сообщить, почти не изменившись в лице, что отрекается от трона. Пусть он и сохранил свою человечность, в этот момент осознал, насколько сильно все-таки изменился. И от этого ему стало еще больнее. Он ведь так не хотел терять самого себя…