– Нет, я ее сохранил.
Брови владычицы дрогнули.
– Почему? – Она с трудом контролировала голос, чтобы тот звучал ровно и непринужденно.
– В отличие от владыки тьмы, у меня был выбор, – мягко ответил Люциан и улыбнулся уголками губ.
– Вот оно что, – пробормотала владычица, и ее лицо на миг лишилось всех эмоций. Казалось, до этого она была уверена, что Каин намеренно отказался от своего «я», и, возможно, тревожилась по этому поводу.
– Киай, – сказал старший дядя, отец Ливьена. Его голос звучал подобно мягко текущей воде, теплой и прогретой солнцем. – Расскажи, чем вы займетесь дальше? С врагом покончено, две великие сущности пробудились, а что теперь? – Он зачесал назад белоснежные волосы, и пара прядей упала ему на лоб.
– Люциан воздвиг в небесах город для божеств и их покровителей. Оттуда мы собираемся наблюдать за балансом, а также следить за деятельностью бессмертных.
– А что со смертным миром? – Старший дядя пригубил чай. – Кто останется внизу, если все божества и нача́ла уйдут с их земель? Только демоны?
– Нет, Бессмертный город – это не тюрьма, туда можно прийти и уйти, когда заблагорассудится. Боги и их покровители перемещаются по своему желанию, и им ничего не мешает разгуливать по земле, навещать свои храмы, дяди могут это подтвердить. – Каин указал на Бога Войны и Бога Воды, сидевших плечом к плечу. – А что касается нача́л, то мы на земле не нужны.
– Как же Асдэм? – спросил владыка мира мертвых, приобняв жену за плечи. – Его ты тоже оставишь?
– Нет. Асдэм под моим крылом, я не планирую его покидать, но буду отлучаться время от времени.
– Зачем? Мир хаоса и безумств – комфортная среда для тебя, к чему окружать себя светом? Как темная сущность, ты разве не должен находиться близ созданий с такой же аурой?
– Скрывать не стану, в Асдэме я чувствую себя гораздо стабильнее, но и в Бессмертном городе мне неплохо. Я не хочу оставлять его, там мое нача́ло, и, к счастью, я меньше поддаюсь влиянию противоположной силы, поэтому со мной ничего не случится.
– А что насчет божеств? – спросила темноволосая женщина чуть старше тридцати лет. Это была жена старшего дяди и мать Ливьена. – Допустим, Люциану не сложно принимать тебя в Бессмертном городе, потому что великие сущности не страдают от аур друг друга, но как же другие светлые создания? Твоя тьма наверняка пагубно влияет на них. – Она посмотрела на Бога Войны.
– Он прячет свою ауру, когда приходит в Бессмертный город, – беззаботно сказал Фельсифул, жуя пирожное. – Его тьмой там почти не пахнет.
– Именно, – поддержал его Хаски. – Если бы Киай пришел в наш город со своей тьмой, я бы первым его выгнал.
– Да что ты говоришь?
Глаза Каина опасно сверкнули, и они с Хаски, скалясь, уставились друг на друга, сидя плечом к плечу. И хотя со стороны могло показаться, что они так выражали свою неприязнь, все явно видели в них лучших друзей.
Владыка мира мертвых, таращась на сына, почти шепотом обратился к Фельсифулу:
– Я думал, Хаски – твой товарищ, почему он теперь подле него?
Бог Войны хмыкнул:
– Поверь, пусть лучше этот безумец будет подле Киая, чем со мной.
Хаски встрепенулся и тут же переключил внимание на них.
– Эй. Ты кого это безумцем назвал?
– Догадайся. – Фельсифул махнул рукой. – Помимо тебя, в нашем мире есть кто-то еще, кого я зову безумцем?
– Откуда мне знать, – промурлыкал Хаски. – Я похож на того, кто много с тобой общается?
– Хочешь сказать, мы мало общаемся? – спросил Фельсифул, повернувшись в его сторону всем телом. – Почему тогда я так сильно от тебя устал?
– Может быть, потому, что ты уже стар и дело вовсе не во мне?
– Ха, если я старый, то ты тогда какой? Доисторический?
Каин тихо прыснул, как и многие другие за столом. Только Бог Ветров потер висок и раздраженно произнес:
– Хватит. Не вздумайте продолжить трещать, как две жирные цикады. Голова от вас раскалывается. – Он сделал большой глоток чая.
Люциан плохо знал Зефира, но из мимолетных воспоминаний помнил, что тот любил поворчать, часто выступал в роли всезнающего и, несмотря на молодое лицо, прожил не одну тысячу лет, из-за чего утомился и был крайне раздражителен. А учитывая, что он обращался стариком и прозябал в глухой деревеньке, где каждый день похож на предыдущий, его желание первым заткнуть ругающихся никого не удивило.
– А где вторая тетя? – вдруг спросил Каин у отца.
Люциан навострил уши, сразу и не вспомнив о ней. Он никогда не видел ее в своих снах, но знал, что у владыки Ночи была родная сестра, которая приходилась Каю младшей тетей. У нее были муж и два сына, и все они принадлежали к клану Ночи.
– Она на седьмом кругу перерождения. Ее муж на третьем, а мои племянники на шестом, – спокойно ответил владыка, словно произносил эти слова каждый день.
– Смотрю, вы полномочиями не злоупотребляете, да? – Каин наклонил голову к плечу, глядя на родителей. – Как владыки этого мира, вы можете сократить путь к перерождению для любой души и в мгновение ока перенести ее с первой ступени на последнюю. Отчего же не сделаете это для своих? Ты разве не скучаешь по сестре?
– Скучаю, но кто я такой, чтобы вмешиваться в перерождение? Где поблажка для одного, там поблажка и для сотни других. Ты ведь сохранил жизнь Ксандра в угоду баланса, и я тоже стараюсь не нарушать его.
– И проблема вовсе не в сущностях? – спросил Каин, и Люциан вдруг понял, почему он начал этот допрос. – Они не ограничивают вашу волю, как боги этого мира?
Владыка улыбнулся, обнажая острые, прямо как у сына, клыки. В этой улыбке проскальзывал намек на кровожадность, хотя о насилии и речи не шло.
– Нет, можешь не переживать. Мы дружны с сущностями и во многом сходимся с ними.
Люциан догадывался, что каков сын, таков и отец. «Наверняка сущности, которые не были на стороне владык, подвергались истреблению», – подумал он, не зная, плакать или радоваться. Миром мертвых правили демон и владыка клана Ночи, чьи адепты в кровожадности не уступали даже темным тварям. Конечно, Люциан доверял родителям Каина, – он знал, что они по-своему мудрые и тоже болеют за мир, – но все равно сомневался в них. Не просто так они легко нашли подход к своему демоническому чаду: их мировоззрение было похоже.
«Ну… мир мертвых не трясет, круг перерождения действует, души не жалуются», – пытался мысленно успокоить себя Люциан.
– Мне передали, что вы пришли отблагодарить меня? – обратилась владычица к Богу Земледелия, который тихонько пил чай и ел печенье.
За все это время Хаанан не проронил ни слова. Он был единственным чужаком на семейном застолье, а также богом, выпавшим из реальности на несколько сотен лет.
– Простите, что не заговорил раньше, не хотел отвлекать вас от бесед, – произнес Хаанан; голос его звучал мягко и робко, как маленький ручей, хотя ему было свыше тысячи лет. Он поднялся, достал из рукава плетеную коробку и в поклоне протянул ее владычице. – Я и правда пришел, чтобы отблагодарить вас.
Люциан не часто видел Хаанана в Бессмертном городе. После исцеления Бог Земледелия отправился возрождать свои храмы, отвечать на молитвы, которые еще поступали, и с помощью Асмира[3] собирать по миру разбредшихся в обличьях сапфировых тигров покровителей, чтобы восстановить свое имя. И сейчас, глядя на его изящные манеры, струящиеся зеленые одежды, утонченную прическу и скромное поведение, Люциан с уверенностью мог сказать, что этот благородный и воспитанный бессмертный совсем не похож на то чудовище, которое однажды чуть не проглотило его.
«Он мне нравится», – поймал он себя на мысли. И, судя по добродушному виду гостей, Хаанан нравился всем, кроме Каина, который на него даже не смотрел.
– Не стоило так утруждаться, но я благодарна за подарок, – сказала владычица, принимая коробку. – Я открою его после трапезы, хорошо?
– Как вам будет удобно, – мягко ответил Хаанан и опустился на лавку.
– Вы планируете погостить здесь или покинете нас сразу после трапезы? – поинтересовался владыка мира мертвых.
– Я планировал откланяться после трапезы, если это никого не обидит.
– И я тоже, – произнес Хаски.
– А мы останемся, – сказал Ривер, имея в виду себя и Фельсифула. – Пока есть шанс, хочу провести с вами побольше времени.
– О-о, – протянул польщенный владыка мира мертвых и насмешливо улыбнулся. – Не ожидал услышать от тебя такое. Ты так сильно по мне скучал?
– Скучал – это мягко сказано, – проворчал Фельсифул, хватая со стола неизвестно какое по счету пирожное: они исчезали у него во рту один за другим, точно дрова в печи. – Однажды он даже с Киайем разругался из-за того, что тот не открыл ему проход в Безгрешный город.
Владыка с любопытством посмотрел на сына.
– Правда? А в чем причина? Разве открыть проход так сложно?
– Нет. Но бреши долго зарастают, и за это время кто-то из душ или зарождающихся богов может выйти в мир живых и натворить бед. Вот почему я не открываю их ради единоличных визитов, только по особым случаям, а потом внимательно наблюдаю, пока бреши не зарастут.
– А, поэтому ты сегодня взял с собой всех, кого мог. – Владыка хохотнул. – В таком случае вы вольны находиться здесь столько, сколько пожелаете. Мой сын вряд ли снова явится сюда вскоре после ухода, – обратился он к Риверу и Фельсифулу. И хотя смысл его слов удручал, звучали они легко и беззаботно, словно отец был привязан к сыну в той же степени, что и он к нему.
Люциан был уверен, что это совсем не так. Просто эти двое друг друга стоили и не умели – не желали – демонстрировать чувства.
Люциан невольно покосился на родителей Каина. Владыка ночи обнимал хрупкую на вид, но свирепую жену, прижимая к своему могучему телу так, словно, если отпустит, – она исчезнет. Очевидно, он держал ее так крепко не только в этот момент, но и на протяжении всей жизни. Люциан вдруг подумал, что в их семье было принято открыто проявлять теплоту и любовь только к одному человеку, а остальными дорожить лишь в глубине души.