«Сопроводительная записка для раненого или требующего хирургического лечения».
Две красные полосы означали «нетранспортабелен»
Одна красная полоса — «транспортабелен».
Отсутствие красных полос — способен передвигаться.
Ниже стояли имя, звание, воинская часть и вид ранения.
Для многих это было свидетельством о смерти, сопроводительным билетом в вечность. На всех записках имелся крупный, бросающийся в глаза штамп: «Дезинсекция произведена».
С госпиталем в Пушкин прибыли три медсестры. Почему бы кому-нибудь из них не поехать на велосипеде в Екатерининский дворец? Ведь там располагалось столько комендатур и штабов, и всегда могло что-нибудь произойти. Именно на это и надеялась Яна. Она свободно проехала по знакомой дороге, пересекла парк и прекрасные сады и оставила велосипед у стены. Из открытых окон доносился стук пишущих машинок и гул голосов, пахло сигаретным дымом.
Без спешки, не привлекая внимания, она отправилась дальше пешком, через боковую дверь вошла во флигель, где раньше жил обслуживающий персонал и находилась квартира Михаила Вахтера. Попадающиеся на пути офицеры улыбались ей, некоторые окидывали нахальными взглядами, а один капитан остановил и схватил за руку.
— Куда это вы, моя сладкая? — спросил он. — Вы не меня ищете?
— Конечно нет. Мне нужно к генералу.
О генерале она сказала просто так, для надёжности. Во дворце наверняка был генерал, а как его зовут — не имеет значения.
— К генералу… С ним я тягаться не могу, — двусмысленно заявил капитан. — Комната семнадцать, но не здесь. Там, в главном здании. Желаю хорошо порезвиться.
Она остановилась перед дверью квартиры Михаила Вахтера, где висела табличка «Администрация», и постучала.
Никто не откликнулся, хотя Яна постучала три раза. Тогда она потянула за ручку. Дверь оказалась незапертой и распахнулась с тихим скрипом. Яна огляделась. В коридоре никого не было, и она быстро проскользнула в комнату.
Сразу почувствовался сильный запах карболки. Остановившись в прихожей с прижатыми к груди руками и парализованная ужасным предчувствием, она громко крикнула:
— Михаил Игоревич, где вы? Вы здесь?
Она даже не заметила, что кричит по-русски. Ей повезло, что в комнате никого не было.
По тупой боли в голове Михаил Вахтер осознал, что ещё жив. Он почувствовал мерзкий запах карболки, ощутил тяжесть в голове, услышал через окно голоса и шум моторов, но так и лежал с закрытыми глазами, удивляясь тому, что находится в своей кровати. То, что это кровать из его спальни, он понял, поскольку звуки доносились слева, то есть оттуда, где на широкую садовую дорожку выходило окно.
«Перенесли», — промелькнуло в голове, но он не помнил, как это произошло. Он восстановил в памяти события: Янтарная комната, солдат, отдирающий обшивку и втыкающий в мозаику штык, словно грабитель всаживает нож в грудь. Он защитил от него янтарь, выбив штык из рук… Да, это Вахтер помнил. Также он вспомнил ухмыляющуюся рожу солдата, а потом его ударили по затылку и в глазах всё потемнело.
Янтарная комната! Он резко открыл глаза и вздрогнул, услышав крик.
— Михаил Игоревич! — раздался женский голос. — Михаил Игоревич! Вы очнулись... вы живы...
Потом она заплакала, и рыдания заглушили слова. Перед его глазами появилось лицо в слезах, обрамлённое чёрными волосами и платком медсестры. Женщина наклонилась над ним и поцеловала в лоб и в щеки.
— Михаил Игоревич, лежите спокойно, не двигайтесь, вы ранены. Хотите пить?
— Говори на немецком, — сказал он, еле ворочая языком. — Яночка, ты немецкая медсестра. Никогда не забывай об этом! Никогда! Ты родилась в Восточной Пруссии… В Восточной Пруссии…Около озера Мазур.
— Да, Михаил Игоревич, — ответила она сквозь слезы.
— Яна!
— Я знаю, — теперь она говорила на немецком с восточным акцентом. — Полежите спокойно, герр Вахтер.
— Мне надо в Янтарную комнату, сестра. — Он попытался подняться, но в голове словно разгорелся пожар. Он откинулся обратно на подушку и закрыл глаза. — Мне надо в Янтарную комнату.
Яна укрыла его одеялом до самого подбородка и жестом велела лежать.
— Вы живы, и это сейчас самое главное.
Хотя они находились в комнате одни и никто её не видел и не слышал, Яна продолжала играть запланированную роль: она немецкая медсестра, а он — незнакомый ей сотрудник администрации дворца в Царском Селе. Они никогда прежде не встречались. Любое русское слово могло погубить их и разрушить план.
Беспокойство Вахтера росло. Он крепко сжал Янину руку, когда она хотела поправить ему подушку. Яна поразилась его силе.
— Я должен ее увидеть, — сказал он. — Понимаешь? Должен знать, что сделали с комнатой, после того как меня ударили. Двести двадцать пять лет никто не прикасался к стенам, за которыми присматривали Вахтеры, ведь кто-то из нашей семьи всегда там находился… А теперь они выламывают мозаику… для Эрны, «в память о Пушкине». Яна, помоги мне встать. Пожалуйста…
— Вы останетесь в постели, Михаил Игоревич.
— Яна.
— Вы останетесь в постели, герр Вахтер, — исправилась она. — Я схожу туда и посмотрю, что с Янтарной комнатой. Медсестра везде может пройти. — Она наклонилась и погладила небритую щеку. — Это была хорошая идея, Михаил Игоревич, — прошептала она ему на ухо.
— Яна!
— Нас никто не слышит.
— Не поэтому. Ты должна привыкнуть к тому, что меня не знаешь. Сегодня мы впервые познакомились.
В дверь постучали, и вошёл высокопоставленный офицер. Увидев у постели Вахтера медсестру Красного Креста, он остановился, но затем подошёл поближе.
— Вендлер, — важно представился он. — Я врач. Как вы себя чувствуете, герр Вахтер? Как голова? Я вижу, за вами хороший уход.
Он пристально посмотрел на Яну. Она потупилась и повернулась к полковнику медицинской службы 28-го армейского корпуса спиной.
— Это вы сделали мне перевязку, герр доктор? — спросил Вахтер. — Что с моей головой?
— Рваная рана средних размеров… Череп не поврежден. Слава богу. А перевязку вам сделал санитар.
Доктор Вендлер откашлялся, наклонился над головой Вахтера и проверил повязку. Она выглядела безукоризненно.
— Вы похожи на мусульманина, — попытался пошутить он. — Тюрбан вам идет. Правда ведь, сестра?
— Да, — коротко ответила Яна.
— Я должен выполнить одну просьбу. — Доктор Вендлер, похоже, относился к разряду любителей порисоваться. — Генерал фон Кортте просит прощения за отвратительное поведение своих солдат. Виновные будут наказаны. Как минимум, не получат отпуск. Генерал просил передать свои искренние сожаления.
— Спасибо, герр доктор.
— Генерал хочет вас навестить.
— Что с Янтарной комнатой?
— Не знаю. — Доктор пожал плечами. Янтарная комната интересовала его меньше симпатичной медсестры у кровати Вахтера. Яна сделала вид, что не замечает, как доктор пристально ее разглядывает. — А что может произойти с комнатой?
— Может, её уничтожили... разграбили…
— Подождите-ка, нахмурился доктор. — Что вы только что сказали, Вахтер? Немецкий солдат ничего не разрушает и не грабит. Ваше мнение о нашей пехоте...
— Простите, герр доктор, — перебил полковника Вахтер. Он уже понял, что ничего подобного произносить нельзя. Хороший немец никогда не станет критиковать армию фюрера. Это падение морального духа. Удар по обороноспособности. — На меня напали, когда я хотел помешать солдату выломать кусок из янтарной панели.
— Подумаешь, всего лишь небольшой сувенир… И не заметишь при таком-то количестве янтаря. Вы правда первым напали на солдата?
— Да. Он ковырял штыком…
— Ладно, ладно! — нетерпеливо махнул рукой доктор Вендлер. — Мы проведем расследование. Для этого и существует военно-полевой суд.
— Военно-полевой суд? — протянул Вахтер. Боль в голове усилилась. Военно-полевой суд означает, что будет слушание дела и солдата наверняка оправдают, поскольку он оборонялся. О выломанном янтаре даже и не упомянут. — Это обязательно, герр доктор?
— Решение будет принимать генерал. — Доктор Вендлер снова взглянул на Яну и облокотился на изголовье кровати. — Как вы сюда попали, сестра?
— Из госпиталя. Из штаба позвонили и попросили помочь, — молниеносно отреагировала она. Яна подняла голову и посмотрела доктору Вендлеру в глаза холодно и бесстрастно. — Я приехала во дворец на велосипеде. Можете проверить, он прислонен к стене.
— Ну и ну! Как будто здесь недостаточно санитаров! В госпиталь с фронта поступают тяжелораненые, за которыми нужен тщательный уход, а кто-то вызывает сюда сестру, чтобы ухаживать за штатским! Идиоты!
— Обратитесь, пожалуйста, к генералу, герр полковник, — холодно сказала Яна. Её сердце бешено колотилось, но внешне она была спокойна. — Кто-то позвонил из штаба…
— Я это уже слышал. — Доктор Вендлер отодвинулся от стены. — Как долго вы пробудете во дворце, сестра?
— Пока во мне будут нуждаться.
— Как вас зовут?
— Яна Роговская.
— Звучит очень по-русски...
— Я родилась в Мазуре. Город Лык в Восточной Пруссии.
— Я знаю, где находится Мазур! — вскинулся доктор Вендлер. — Сражение у Мазурских озер. Гинденбург разгромил русскую армию… В 1914-ом, в Первую мировую. Яна Роговская, видимо, у вас есть пара капель русской крови.
— Ни капли. — И тут Яна сказала то, чего Вахтер от неё не ожидал. — У меня есть документ с генеалогическим древом. С 1680-го года. Мои предки были бранденбургскими поселенцами. Хотите посмотреть? Он у меня с собой…
— Спасибо! Спасибо! — Доктор Вендлер махнул рукой, еще раз кивнул Вахтеру и вышел, поскрипывая сапогами.
Вахтер некоторое время лежал не двигаясь, но потом сел в постели.
— Потрясающе! Кто тебе подсказал идею с документом о генеалогии?
— Пожалуйста, не вставайте, герр Вахтер. — Глаза Яны светились от радости. — Как-то я прочитала в «Правде», что немцы сходят с ума по родословным. Каждый хотел доказать, что он истинный ариец и в его семье никогда не было евреев. Я вдруг об этом вспомнила.