Гитлер опять кивнул.
— Позаботьтесь и о них, — сказал он. — Иконы… в них живёт русская душа.
Он начал очередной длинный монолог об иконах и огромном влиянии христианских ценностей на средневековое искусство.
Борман извинился и покинул столовую. Он был один из немногих, кому разрешалось вставать из-за стола раньше Гитлера.
Двадцать шестого сентября командующий сухопутными войсками получил предписание от адъютанта вермахта при Гитлере.
«После доклада рейхсляйтера Бормана фюрер назначил доктора Ганса-Гейнца Руннефельдта, руководителя управления государственными музеями, в настоящее время зондерфюрера по произведениями искусства в Таллине, ответственным за обеспечение сохранности поступающих в его распоряжение произведений искусства из таких районов, как Царское Село, Петергоф и Ораниенбаум, а в дальнейшем и из Петербурга».
«Немецкое золото Балтики», как с давних пор называл янтарь Гитлер, величайшее сокровище — Янтарная комната из Пушкина — вошла в список прерогатив фюрера, гигантского музея, где соберут все мировые ценности, здание в Линце на Дунае, которое простоит века.
Обе комиссии экспертов, спецотряд АА и подразделение штаба Розенберга, прибыли в Екатерининский дворец с разницей в два дня. Они представились генералу фон Кортту и предъявили предписание генерал-полковника фон Кюхлера, командующего 18-й армией, замкнувшей кольцо окружения вокруг Ленинграда. Город Пушкин входил в административную область, которой он руководил. Фон Кортте прочитал предписание и сделал широкий жест рукой.
— Осматривайтесь, господа, — сказал он. — Я не могу ничего изменить.
Руководитель спецотряда АА, прибывшего в Пушкине первым, вежливо пропустил мимо ушей сарказм генерала.
— Доктор Герберт Волтерс, — представился он. — Я действую по поручению министра иностранных дел рейха, герра фон Риббентропа, и имею специальные полномочия партийной канцелярии.
— Об этом я только что прочитал в ваших бумагах, герр капитан, — недружелюбно отозвался фон Кортте. — Я принял это к сведению.
— Ротмистр, герр генерал…
— Что вы сказали? — ледяным тоном переспросил генерал и нахмурился.
— Я ротмистр, герр генерал.
— Это разве не то же самое, что и капитан? — теперь тон генерала стал совсем резким. — Я не нуждаюсь в ваших уточнениях. Я был ротмистром, когда вы ещё в школу ходили.
— Прошу прощения, генерал.
— Ладно, — кивнул фон Кортте. — Ординарец покажет вам дворец. С чего начнёте?
— У меня есть план здания. — Доктор Волтерс похлопал по кожаному портфелю, который держал под мышкой. — Начну с Янтарной комнаты.
— Я так и думал. — Фон Кортте подошёл к телефону на столе, набрал номер и коротко распорядился:
— Фибиг, зайдите ко мне.
В комнату тут же вошёл молодой лейтенант, как будто ждал за дверью.
— Герр генерал? — спросил он, вытянувшись по стойке «смирно».
— Герр ротмистр из АА, — фон Кортте особенно чётко и с наслаждением выделил слово «ротмистр», — хочет осмотреть Янтарную комнату, а потом и весь дворец. Проводите его.
Доктор Волтерс на прощание молодцевато кивнул и вскинул руку в нацистском приветствии. Фон Кортте впервые наблюдал, чтобы офицер отдавал честь таким образом, а не рукой у козырька. Он воздержался от повторного замечания и повернулся к доктору Волтерсу спиной, молча давая понять, что разговор окончен.
Михаил Вахтер охранял Янтарную комнату, как обычно, сидя на своей скамеечке. Он наскоро починил деревянные и фанерные щиты, подмел песок на полу и попытался очистить грязь с шелковой обивки мебели.
Ему помогла Яна. Она по-прежнему оставалась во дворце и поселилась у будущего свекра — если Николай переживёт осаду Ленинграда и войну.
Недавно она сняла с головы Вахтера повязку. Теперь на его макушке красовался большой кусок пластыря, как шапочка на тонзуре — волосы ему выстригли по кругу. Некоторые остряки за это прозвали его «отцом Микаэлусом» и напрашивались на исповедь. Вахтер им подыгрывал: главное, что больше его ни о чем не спрашивали и смотрели как на неотъемлемую часть дворца.
Доктор Волтерс остановился в центре зала и осмотрелся. Наборный паркет можно разобрать, подумал он. Большие янтарные панели, фигурки воинов и богов, прежде всего, маски умирающих воинов на верхнем фризе, предположительно руки знаменитого скульптора своего времени Андреаса Шлюттера, тоже можно перевезти без каких-либо сложностей. Его беспокоил лишь расписной потолок. Стало понятно, что расписную штукатурку так запросто не снимешь.
Доктор Волтерс знал эту комнату до мелочей, и не только по фотографиям. Ещё в 1937 году его пригласил погостить руководитель городского музея в Ленинграде. Волтерс был поражён выставленными в зале сокровищами, а потом они съездили в Пушкин, в Екатерининский дворец. С молчаливым восторгом и трепетом он купался в золотистой игре света Янтарной комнаты.
— Добрый день! — громко поздоровался Вахтер.
Когда доктор Волтерс молча вошёл в зал, он как будто бы не заметил сидящего на скамеечке человека, но теперь бросил взгляд в его сторону, словно собирался плюнуть. Не ответив на приветствие, он надменно спросил:
— Кто вы такой?
— Вам следовало бы меня узнать, — ответил Вахтер, не вставая со скамейки.
— Мне — вас? Откуда мне вас знать?
— Однажды вы уже здесь были. С директором городского музея Ленинграда. Году в 1937… Точно не помню. Но я не забыл ваше лицо.
— Вы помните лица всех посетителей Янтарной комнаты? — со смехом поинтересовался доктор Волтерс.
— Нет. Только некоторых, и ваше в том числе. Тогда вы сказали: «Это самое прекрасное изделие из янтаря на земле!» Вы стояли точно на том же месте. Я это помню.
— Вы один из сотрудников музея?
— Смотритель Янтарной комнаты. Мой предок Фридрих Теодор Вахтер получил задание от короля Фридриха Вильгельма I и вместе с Янтарной комнатой прибыл в Санкт-Петербург к царю Петру I.
— Последний из династии слуг. Ну надо же! — Высокомерию доктора Волтерса не было границ. — Потомки будут благодарны вам за хороший уход за Янтарной комнатой.
— Что теперь произойдет с Янтарной комнатой? — поинтересовался Вахтер. Надменность доктора Волтерса не произвела на него ни малейшего впечатления. Возможно, его отец Игорь Германович взорвался бы и выгнал этого человека из зала. Но каков будет результат? Только раздражение, арест, продолжительный допрос и выдворение из города, отправка на штрафные работы в Германию, могут даже и на фронт отправить, в его-то пятьдесят пять лет, ведь он немец… Так что будь умнее, разыграй смирение.
— А вам какое дело? — Доктор Волтерс снова начал разглядывать потолочную роспись. Без повреждений не разобрать, размышлял он. Потом придется тщательно реставрировать. В крайнем случае, потолок можно расписать по имеющимся образцам. Но не всё получится воспроизвести, поэтому нужно получить согласие каждого эксперта.
— Моя обязанность — оставаться рядом с Янтарной комнатой.
— А фюреру, похоже, так не кажется. Но вы можете подать заявление. Хотя это уже не моё дело. Маловероятно, что вас возьмут в Линц.
— Комнату отправят в Линц? — сдавленным тоном спросил Вахтер.
— После окончательной победы. Война продлится недолго...
— Где находится Линц?
Доктор Волтерс посмотрел на Вахтера, как на хрюкающую обезьяну. Как такое возможно? Он не знает, где Линц? Где это видано? И этот невежда присматривал за самым главным сокровищем в мире? Такое возможно только у большевиков.
— Линц расположен на Дунае, — выдавил из себя доктор Волтерс. — В бывшей Австрии, которая теперь входит в великий немецкий рейх. Вы разве не знаете, что фюрер присоединил к Германии свою родину? Вы что, проспали 1938 год? Линц станет столицей всего мирового искусства. У фюрера гигантские планы. Хотя зачем я вам всё это рассказываю… Вам этого не понять.
— Да, я не понимаю. — Вахтер положил руки на колени и еще больше встревожился. — Я вообще ничего не понимаю.
— Оно и видно. — Доктор Волтерс повернулся к молодому ординарцу, ждущему у открытой двери.
Во взгляде офицера читалось отвращение к доктору. Янтарная комната лейтенанта вообще не интересовала, дело было в отталкивающих манерах доктора Волтерса. «Какая надменная свинья, — думал он. — Воображает, что если он из АА, то какой-то особенный. Не задирай нос, ротмистр, а то еще свалишься с лестницы».
— Пойдемте в другие залы и в подвал, — молодцевато сказал Волтерс. — Моим людям необходимо провести инвентаризацию. Замечательно, что русские всё здесь оставили. — Он отрывисто рассмеялся. — Мы наступали слишком быстро. Слава богу, можно сказать...
Вахтер переждал десять минут после ухода доктора Волтерса, и только убедившись, что эксперта уже нет поблизости, покинул Янтарную комнату. Прибежав к себе, он плотно закрыл дверь на задвижку и тяжело дыша прислонился к косяку. Яна с тревогой посмотрела на него. Лицо Вахтера не предвещало ничего хорошего. С помощью мыльного раствора она пыталась очистить от пятен гобеленовую обивку кресла. Ничего кроме мыла у неё не было.
— Оставь это! — крикнул Вахтер и упал на диван. — Прекрати! Лучше всё разрезать, разорвать…
— Что… что случилось, Михаил Игоревич? — испуганно спросила она.
Вахтер пару раз глубоко вздохнул, успокоился и обеими руками вытер глаза.
— Всё кончено. Они хотят разобрать Янтарную комнату, — выдавил он. — Её хотят перевезти в Линц. В музей. Линц находится на Дунае, доченька. Очень далеко отсюда. Гитлер непременно хочет заполучить Янтарную комнату. Теперь я точно это знаю. Господь, не позволь этому свершиться, сотвори чудо…
— Когда начнут разбирать комнату?
— Я этого не знаю, Яночка. Скоро, так он сказал. И никому не удастся это предотвратить.
— Вы могли бы её сопровождать.
— Они меня выгонят! Им ничего не стоит меня расстрелять. Ты не видела его глаза… ледяные... и каменное выражение лица.
— Они вас не убьют, Михаил Игоревич. Скорее просто оставят здесь.
— Разве этого мало? Это всё равно, что умереть...