А что еще ему сказать? Что в прихожей собственного дома на него набросили мешок и оттащили в машину. Что через несколько часов машина где-то остановилась, его выволокли, прислонили к дереву и какой-то голос сказал:
— Сегодня это только предупреждение, но оно должно подействовать. Ты знаешь, о чём мы тебя предупреждаем, Фред Сильверман.
После этих слов он получил шесть ударов ножом в живот. Когда он упал на землю, с него сняли мешок и, не включая фар, уехали. Он не смог запомнить ни номер машины, ни её марку, ни цвет. «Это были профи», — подумал он и потерял сознание.
Должен ли он это рассказывать? Протокол вскоре пылился бы в шкафу. Одним нераскрытым нападением больше, одним меньше.
Зильберман месяц провел в больнице.
Когда он вышел оттуда и сел в заказанное такси, то буквально затылком почувствовал, что кто-то за ним следит. Ему уже было знакомо это ощущение, но машину на хвосте он не видел.
Это были профи.
Оказалось, что Василиса Ивановна Яблонская не только располагает хорошими связями в Москве и Ленинграде, но и получила от советского Министерства культуры, а также от КГБ доверенность с широкими полномочиями, которая позволяла ей обращаться в любую инстанцию, будь то гражданскую или военную, для получения полной помощи.
Это пришлось кстати во время многочисленных поездо вместе с Михаилом Вахтером. До этого состоялась оживлённая дискуссия, поскольку Николай не хотел отпускать своего семидесятилетнего отца одного в эти утомительные поездки, и Яна серьёзно задумывалась над тем, не надо ли ей сопровождать свекра. Дети уже были достаточно самостоятельными, чтобы оставить их на некоторое время под присмотром пенсионера, бывшего учителя из Пушкина. Петру было девять лет, Янине — семь, они росли благоразумными и уже в юном возрасте были такими же красивыми, как их мать. Яблонская как-то раз высказала то, о чем Михаил Вахтер размышлял про себя и чем тихо гордился: «Пётр и Янина в старые времена были бы моделями Рафаэля и Тьеполо».
Николай и Яна хотели сопровождать старого Вахтера и наседали на него все три дня до запланированного отъезда из Пушкина:
— Папа, всё улажено. Николаю дают отпуск, дети остаются под присмотром Аркадия Трофимовича, старого учителя, во дворце всё хорошо.
— Ничего хорошего! — рассердился Вахтер. — Что же в этом хорошего? Что Вахтер покинет свой пост смотрителя Янтарной комнаты? Что мать отдаёт детей чужому человеку? Это и есть хорошо?
— Я должен пустой зал караулить, отец? — выкрикнул в ответ Николай. — Если бы комната была там, я не сдвинулся бы с места. И ты это знаешь! Как я могу отпустить тебя одного?
— Со мной будет Василиса Ивановна.
— И этого достаточно? А если ты заболеешь или поскользнёшься и сломаешь ногу, или ещё что-нибудь… Яна стала хорошей медсестрой. И не забывай о своем возрасте, папа.
— О возрасте? — указание на его преклонный возраст вызвало у Вахтера ужас. Он не считал себя стариком. У него не ныли суставы и кости. Его сердце билось так же ровно, как в сорок лет, сосуды не были закупорены, а мысли были ясными. Только левое плечо немного перекосилось после ранения из самолёта. Его злило то, что это были советские лётчики, как и то, что его, одного из Вахтеров, которые двести тридцать лет прожили в России, фактически обвинили в том, будто он упустил из виду Янтарную комнату. Но стариком, нуждающемся в уходе как за грудным ребёнком, он ни в коем случае не был.
— Вы смотрите на меня, как на старика? — возмутился он. — Вот увидите! Мне что, нужна собственная медсестра? Или сын, который будет меня везде таскать на плечах?
— Папа, это не так. — Яна попробовала мягко успокоить Вахтера. — Восемь глаз видят лучше, чем четыре, а восемь ушей слышат лучше, чем четыре…
— Каждый должен быть на своём месте, — строго произнёс Вахтер. — Я поеду на поиски один с Василисой Ивановной...
Когда они выехали из Пушкина в Ленинград, чтобы оттуда вылететь в Восточный Берлин, Яна осталась в Екатерининском дворце с детьми, а Николай поехал их провожать. Он попытался ещё раз убедить отца.
— Вахтеры принадлежат Янтарной комнате. Я Вахтер? Вне всякого сомнения. Где Янтарная комната? Пропала. Кто обязан её искать? Вахтер. Я повторяю: я — Вахтер? Что ты на это скажешь, отец?
— Ты такой же упрямый, как и я. — Вахтер стукнул сына в грудь кулаком, и так сильно, что Николай пошатнулся. — Хорошо, пусть так и будет. Хватит споров! Я доволен, что Яна осталась дома. Мы все знаем, какие трудности нас ожидают. К тому же это может быть опасно. Есть люди, которые знают, где Янтарная комнатой. Они всячески постараются нам помешать.
— Вот и хорошо, что я буду с тобой, — сказал Николай.
В Берлине они пробыли три дня, жили у советского коменданта города в гостевом доме Советской Армии в Карлсхорсте и изучали детальные планы, составленные в Москве, Яблонская занималась ими несколько лет. Следы Янтарной комнаты можно было обнаружить на трех важных направлениях: Граслебен, Меркерс и в Австрии, в районе Альтаусзе, Дахштайна, Хёленгебирге, но за одиннадцать лет и земля, и память поросли травой.
— Поищем в Тюрингии, — сказал Вахтер, просмотрев все карты, свидетельства, доклады и предположения. — Меркерс… она должна быть там. В руднике Кайзерода. Если бы только знать, где сейчас капитан Сильверман! Он говорил, что видел её. И лично составлял колонну на Франкфурт. На эту колонну якобы напал немецкий «вервольф» и похитил три грузовика с двадцатью ящиками. Двадцать ящиков… это точно Янтарная комната! Сильверман это тоже подтверждает. Дорогие мои, надо начать поиски с Меркерса. Зачем ехать в Австрию? Или в Граслебен? Все эти следы — ошибочные.
Из Берлина они выехали на поезде в Веймар, и здесь проявилась сила документов Василисы Ивановны. Они сразу получили у советского военного коменданта машину, но не с армейскими номерами и серо-коричневой раскраски, а неприметный частный автомобиль, об идеальном состоянии которого они узнали от работников заправки, когда Вахтер и Яблонская получали бесплатный бензин, предъявив советские удостоверения.
В Меркерсе мало чего изменилось. Солевой рудник работал в половину своей мощности, директор шахты Эберхард Мошик умер два года назад, а управляющий шахтой Йоханнес Платов, который в 1945 году сопровождал Эйзенхауэра, Паттона и Брадлея в гигантский соляной зал и показывал им сокровища, ничего не мог больше вспомнить. К тому же два года назад, когда он как-то вечером возвращался после встречи завсегдатаев в «Зелёном дереве», на него наехала машина и тут же скрылась. Он выжил, хотя получил перелом черепа, но стал инвалидом и больше ничего не помнил.
Новый управляющий шахтой оказался очень услужливым. Вместе со старшим мастером он проводил «комиссию», как представилась Яблонская, на глубину четыреста пятьдесят метров и показал им зал, в котором были спрятаны бесценные сокровища берлинских музеев, почти всё золото и Янтарная комната. Перед ними открылась давящая пустота, лишь рельсы узкоколейки пересекали огромный зал.
— Это здесь, — тихо произнёс Вахтер, так же тихо, как в тот раз и Эйзенхауэр, ошеломленный видом сокровищ.
— Всё забрали. — Старший мастер пожал плечами. — Мне было тогда пятнадцать, и отец рассказывал, что вермахт и СС вагонами доставляли в шахту ящики, коробки и мешки. Но клянусь, никто из нас не знал, что в них. Большинство вообще находилось в полном неведении. Никто даже не знал, что поблизости, строилась штаб-квартира Гитлера, а под Зальфельдом хотел спрятаться гауляйтер Кох. Мы видели, что под землёй что-то строят, но зачем — никто не спрашивал. Мы бы всё равно не получили ответа.
— А возможно такое, что в подземном бункере и ходах планируемой штаб-квартиры Гитлера спрятали двадцать ящиков?
— Почему нет? Там хватает места. Целый подземный город.
— У меня с собой все планы, — Яблонская похлопала по кожаной сумке на плече. — Я в любом случае хочу спуститься в этот ад.
Она сказала это по-русски, Николай перевёл, а молодой старший мастер покачал головой.
— Нет смысла, — сказал он. — Там тоже пусто. Если там что и было, то американцы всё забрали. — Он сделал широкий жест рукой, показывая соляной зал. — Они и отсюда всё забрали. Остались только пустые ящики, чемоданы и мешки.
— Это остаётся единственным важным следом, — сказал Вахтер, когда на следующий день они сидели в столовой вместе с директором шахты и старшим мастером и пили пильзенское пиво. — Отсюда двадцать ящиков из Кёнигсберга в составе американского конвоя отправили на запад. Три грузовика с двадцатью ящиками исчезли бесследно и были позже найдены пустыми.
— С одним убитым водителем. Чернокожим, — добавил директор шахты. — Когда я об этом вспоминаю, мой Бог, какая поднялась суматоха! Один водитель мёртв, двое пропали, груз украден, амеры, должно быть, половину армии направили на поиски. Здесь всё кишело танками, пехотой и орудиями. — Он посмотрел на Вахтера, который молча разглядывал свою пивную кружку. — Вы уверены, что в двадцати ящиках могла быть Янтарная комната?
— Она была в этих ящиках. — Вахтер сжал кружку. — Как найти на бывшего капитана Сильвермана? Мы должны его найти.
— В Америке его нет. — Яблонская полистала свои документы. — Мы в Москве всё пробовали — безрезультатно. Американское посольство вообще ничего толком не говорит, на все запросы Вашингтон отвечает «нет». Письма в УСС абсолютно бессмысленны, и неизвестно, доходят ли они, на них нет никакой реакции, а нас, возможно, внесли в список людей, за которыми нужно вести наблюдение. Этого Сильвермана окружили стеной молчания.
— Это доказывает, что она знает больше, чем другие. — Николай посмотрел на отца. Давайте подадим объявление. В «Нью-Йорк Таймс» — самую большую американскую газету.
— А если он живёт в Калифорнии или на Аляске? Тогда он, может быть, и не читает эту газету. Это дело случая.
— Генерал Случай уже выигрывал некоторые битвы, — сказала Яблонская. — Это дельный совет. Стоит попробовать дать объявление о розыске в «Нью-Йорк Таймс».