– Что она сказала?
– Спросила, не принцесса ли ты.
Эмбер улыбнулась девочке и покачала головой:
– Что ты, какая принцесса. Я обыкновенная.
Кадар перевел ее слова, думая про себя, что он с ней не согласен. Она необыкновенная.
Когда они ложились в постель, и она протянула шелковый шарф, чтобы он связал ей запястья, Кадар сказал:
– Нет.
Шелковая материя скользнула на пол.
Эмбер моргнула и отвернулась. Кадар взял ее за плечи и заставил посмотреть на него.
– Нет, – повторил он, легонько толкая ее на широкую кровать.
– Но…
– Ты еще ни разу не выказала ужаса. Кажется, я справлюсь, если ты дотронешься моих шрамов. – Он поколебался. – Если ты справишься.
Эмбер обвила руками шею Кадара, прижала его к себе и поцеловала.
Этой ночью они занимались любовью нежно и трепетно. А когда он вошел в нее, Эмбер не смогла сдержать крик – так непередаваемо прекрасен был миг их соития.
Позже, когда они лежали лицом друг к другу, и Кадар медленно гладил ее тело, он спросил:
– Почему ты захотела посадить на колени чужого ребенка?
Губы Эмбер тронула улыбка.
– Эйла – прелесть. Перед ней невозможно устоять.
– Ты умеешь общаться с детьми.
– Удивительно, верно? – Она негромко рассмеялась. – Учитывая род моих занятий.
Кадар слегка нахмурился:
– Ах да. Ты говорила в полиции, что работаешь с детьми.
– В спецшколе, – уточнила она. – Это школа для детей с физическими изъянами или умственными отклонениями. И хотя моя работа тяжела как физически, так и эмоционально, это самая лучшая работа на свете.
К тому же так она могла помочь детям, хотя не смогла помочь Тэш, потому что была слишком юной.
– Это благородная работа.
– Нет, что ты! – Эмбер рассмеялась и замотала головой. А затем, погрустнев, рассказала о своей покойной кузине. – Надеюсь, что помогаю им. Я очень хочу помочь всем, кому повезло меньше, чем мне.
– Понятно, – протянул Кадар, подушечкой большого пальца вычерчивая круги на ее бедре, так что Эмбер стало клонить в сон от этой ласки. – У Эйлы искривлена нога.
– Я знаю. Я не хотела спрашивать почему.
– Я сам спрошу, – решил Кадар. – Подозреваю, ее родителям неловко просить о помощи.
Эмбер приподнялась на локте:
– А почему тебя это волнует? Ты здесь родился?
Он покачал головой:
– Моя деревня находилась дальше к востоку.
Эмбер мельком отметила тот факт, что Кадар наконец ответил на вопрос, которого избегал с первого дня их знакомства. Однако поразило ее не это.
– Что значит «была»?
– Это значит, что моей деревни больше нет.
Она вспомнила шрамы на его спине.
– Фейерверки, – догадалась Эмбер.
Кадар не согласился, но и не опроверг это, продолжая ласкать ее бок. Прикосновения были легкими, однако Эмбер казалось, что его рука стала тяжелой, словно на ней лежал груз. Груз потерь. Она не стала допытываться, позволив Кадару самому выбрать время и место, чтобы рассказать ей обо всем. Если, конечно, у него возникнет такое желание.
– Почти все жители моей деревни делали фейерверки, – наконец заговорил он. – Разумеется, все было нелегально, и условия почти кустарные, зато у них была работа, а следовательно, и деньги. О безопасности думали в последнюю очередь. В конце концов, эта работа принесла разрушения и смерть. Никто не знает, что произошло – искру могло вызвать все, любая мелочь. Что-то запустило цепную реакцию на складе. Завод взорвался, и начался гигантский пожар. У всех, кто находился внутри, не было шанса на спасение. – Кадар проглотил комок, вставший в горле. – Моя семья. Мать, отец, три брата и сестра. Все погибли.
Его рука замерла. Эмбер смотрела на него, но он не видел ее.
– Как тебе удалось спастись? – прошептала она.
Его глаза были пусты и бездонны. Он долго молчал.
– В то утро я поссорился с отцом. Я умолял отпустить меня в школу, но отец заявил, что я должен работать на заводе, как мои братья.
Кадар снова замолчал, и Эмбер интуитивно поняла, почему он не продолжает.
– Ты не должен считать себя виноватым, – мягко сказала она. – Из-за того, что спорил. Из-за того, что выжил. Твои родители были бы рады узнать, что кто-то из их детей уцелел.
– Я не выживал.
– В каком смысле?
– Меня не было на заводе, когда произошел взрыв.
– Но твои ожоги…
– Я получил их, когда пытался… – Кадар затряс головой, его зубы были плотно сжаты. И выражение глаз изменилось. В них больше не было пустоты. Они были полны невыносимой боли. – Я пытался проникнуть внутрь. Чтобы спасти их.
Эмбер вздрогнула, представив себе этот кошмар.
– Сколько лет тебе было? – спросила она севшим голосом.
– Шесть.
Эмбер не могла даже представить, через что ему пришлось пройти. Бушующий пожар, который превратил его мир в ад. Люди в ужасе пытались спастись, а маленький мальчик рвался навстречу огню, чтобы помочь тем, кого любил…
Взгляд Кадара обратился к звездному небу на потолке.
– В то утро мама расстроилась из-за моей ссоры с отцом. Я не должен с ним спорить, сказала она мне. Я пошел вместе со всеми на завод, но когда отец занялся делами, убежал в школу. Во время второго урока вдруг раздался взрыв, от которого вылетели стекла в школьных окнах, и я увидел пламя над заводом. На несколько секунд я оцепенел, а потом ноги сами понесли меня туда.
– Кто тебя спас?
– Я не знаю. Я остановился почти у самого входа, потому что было нестерпимо жарко. На меня что-то упало, и дальше – мрак. Очнулся в больнице в Стамбуле. Ужасно болела спина. Я хотел умереть. Меня разыскал Мехмет. Он прочитал в газете статью о деревне, стертой с лица земли, о мальчике, лишившемся семьи и находившемся на волосок от гибели. Он добился, чтобы меня осмотрели лучшие специалисты. Каким-то образом – сами врачи называли это не иначе как чудом – мое состояние постепенно стабилизировалось. Не знаю, сколько я перенес операций по пересадке кожи.
Эмбер передернуло. Это могло бы подкосить и взрослого человека, не говоря уже о маленьком мальчике, оставшемся без семьи.
– Мехмет – хороший человек.
Кадар перевернулся на живот, положил голову на скрещенные руки, открыв испещренную шрамами спину, чего раньше никогда не делал. Эмбер захлестнула теплая волна благодарности оттого, что он стал ей доверять, хотя от его рассказа кровь стыла в жилах.
– Самый лучший человек. Он занимался моим образованием, пока я не встал на ноги и не начал жить самостоятельно. Но и после этого Мехмет всегда был готов оказать мне поддержку. Мне необыкновенно повезло.
Эмбер нежно поцеловала его плечо в том месте, где начинался шрам. Кадар напрягся, но почти сразу расслабился.
– Тебе по-прежнему больно?
– Некомфортно. Кожа всегда находится в натянутом состоянии.
Значит, все равно болит. Возможно, эта боль – ничто по сравнению с той, которую пришлось перенести за годы операций, но тем не менее – это боль! И жить с ней каждый день… Она едва слышно вздохнула.
– О чем вздыхаешь? – спросил Кадар, переворачиваясь на бок и приподнимая ее подбородок.
– Пытаюсь понять, – ответила она. – После того, что тебе пришлось пережить, как ты додумался до производства фейерверков? Подозреваю, что не меньше половины жителей городка работают на твоем предприятии. Что, если что-нибудь подобное произойдет здесь?
– Это исключено. Конечно, от случайностей никто не застрахован, но на моем предприятии строго выполняются все меры безопасности. Иначе говоря, что зависит от меня и каждого работника, мы делаем, а все остальное – не в нашей воле. И никакого детского труда.
Ладонь Кадара легла на шею Эмбер, он стал перебирать пальцами ее волосы и медленно окинул взглядом от макушки до пят, словно вбирал ее в себя. Кожа на голове женщины словно наэлектризовалась, все чувства обострились. Тлевший в ней огонь вспыхнул, и ее вновь охватил голод, который был способен утолить только Кадар.
– Разве не очевидно, что лучше сможет позаботиться о людях тот, кто знает, что на кону стоит их жизнь?
Кадар погладил набухшие соски Эмбер, отчего по ее груди побежали мурашки, а затем склонился над ней. У Эмбер уже не в первый раз мелькнула мысль, что это настоящее безумие. Однако сил устоять у нее не было. Их губы слились в поцелуе. Она успела только подумать, что Кадар прав: никто не сможет позаботиться о людях лучше, чем человек, который знает, что значит лишиться тех, кого любишь.
Кадар лежал под мягким мерцанием звезд на потолке и слушал ровное дыхание Эмбер. Ее голова лежала на его плече, волосы рассыпались по подушке золотистым покрывалом, кожа отливала перламутром.
Кто она, эта женщина, случайно вошедшая в его жизнь, но уже успевшая пустить в ней корни? Что заставило его раскрыться перед ней и рассказать то, что было известно только самым близким друзьям – Золтану, Бахиру и Рашиду – и, конечно, Мехмету?
Прежде он никогда не задумывался о детях. Словно эта сторона жизни его не касалась, но стоило ему увидеть девочку на коленях Эмбер, как Кадар представил эту женщину с ее ребенком, правда, почему-то черноволосым.
Почему он вообще об этом подумал?
И почему оставшихся дней ему кажется мало? Ведь он привык, что женщины у него задерживаются не дольше нескольких часов. Почему при мысли о том, что предстоит посадить Эмбер в самолет, который доставит ее на родину, ему становится тяжело дышать, а грудь словно стягивает обручем?
Он хочет, чтобы Эмбер уехала.
Хочет вернуть прежнюю жизнь.
Все это время он думал только об этом.
И все же…
Кадар смотрел, как она спит. Такая красавица не затерялась бы и в гареме. Если не женой, то любимой наложницей султана она была бы точно.
А сейчас она принадлежит ему…
Нет. Султану необходимо продолжать свой род. Ему нужен сын, а еще лучше сыновья, чтобы было кому передать власть.
А Кадару это не нужно.
Семья – последнее, о чем он мечтает. Если нет семьи, то некого терять.