На Долгом рынке стоит вспомнить о другой гостинице — «Дю Нор», где жил Ян Матейко с женой и дочкой. А на улице Товия, 29, в гостеприимном доме Яна Линде, брата Самуэля[34], составителя «Словаря польского языка», останавливался семнадцатилетний Фредерик Шопен.
Нет, пожалуй, в Польше города, где не было бы улицы Адама Мицкевича. Но знаете ли вы о том, что в Гданьске целый район Мицкевича? Улицы названы в честь его литературных героев: Альдоны, Гражины, Конрада Валленрода и Вайделота, пана Тадеуша и Телимены, Яцека Соплицы, Гервазия, Протазия, есть также улочка Янкеля. Популярности Мицкевича в Гданьске может равняться лишь популярность Сенкевича. Подумали не только о нем самом, но и о его героях — о Данусе, о Збышеке из Богданца. О Заглобе, который так нахваливал гданьскую водку, к сожалению, забыли. «Ух, шельмы», — сказал бы Заглоба, узнай он об этом.
Гданьск относится к числу тех городов нашей страны, которым перевалило за тысячу лет, которые сами рассказывают свою историю. Достаточно пройтись по улицам…
Вот Славянская и Рыбаря — это в память тех, кто основал много веков назад в устье Вислы рыбацкий поселок. Чуть дальше улица Храброго — первого князя этой земли, а рядом — Конрада Лечкова, гданьского бургомистра, убитого крестоносцами. Далее Грюнвальдская улица и улица Оливской битвы. Затем — Защитников Вестерплатте и Героев Гданьской почты. И наконец, Войска Польского и Советской Армии. Десять улиц — десять веков — в беглом обзоре целое тысячелетие.
Перевод С. Свяцкого.
Башни и ворота
Всякий слышал о Золотых воротах и о Зеленых, видел Соломенную башню и башню Лебедь. Но готов поспорить с жителями Гданьска: никто не перечислит всех башен и ворот. Если выиграл, прочтите, если проиграл… прочтите тоже. Из числа спорящих исключаю двоих: архитектора Ришарда Массальского и инженера Ежи Станкевича. Первый был хранителем гданьских памятников, второй — знаток средневековой архитектуры. Они знают больше моего.
Угловая башня, наверное, самая старая. Ее кирпич обожжен в 1343 году. Стоит начать с нее. Но давайте поднимемся сперва на башню Ратуши, вернее, на галерею ее шпиля. Среди тысячи гданьских курьезов есть и этот — в городе две ратуши: Ратуша Старого города на Коренной и Главного — на Долгой. Мы выбрали вторую, потому что шпиль у нее повыше. Простые башни не путайте с башнями-шпилями. Хоть тех и других без счету, но это разные сооружения. Из амбразуры башни виден только враг, а с галерейки шпиля — весь город как на ладони. Впрочем, это нам сейчас и надо — охватить одним взглядом целое.
Пять колец укреплений опоясывали когда-то пять частей города — Долгие сады, Амбарный остров, Старое предместье, Главный город и Старый город. Стены с тех пор рассыпались, даже ворота и башни сохранились не всюду. Об укреплениях Долгих садов повествуют только средневековые хроники. На Амбарном острове остались лишь столь же благодатные, сколь благозвучные Млечные кади. В Старом предместье сохранились фотогеничная Белая башня и Башня под срубом. Зато в Главном городе вам не хватит фотопленки. Это отнюдь не самый старый район города, но люди зовут его Старувкой. Его восстановление было наиболее значительным реставрационным предприятием послевоенной Европы. Перлы гданьской архитектуры! Шедевры готики, ренессанса, барокко сторожат десять здешних башен. Доступ к ним открывают десять ворот.
А Старый город сегодня самый молодой: современные деловые здания, силуэты стройных домов, а под ними — разноцветные огоньки Гданьской судоверфи. Нет и следа крепостных построек. Лишь кондуктор трамвая на остановке вблизи моста, прозванного Блуждателем, крикнет порою: «Оливские ворота». Ворота… Эхо старого бастиона.
А с Блуждателем и в самом деле блуждание. Мост поднимается над железнодорожной веткой, которая рассекла надвое самый старый в городе парк. Его аллейки спутались в романтическом беспорядке, и парк назвали сперва Лабиринтом, а потом Блуждателем. От парка ничего теперь не осталось, как и от Оливских ворот. Впрочем, так же, как и от ворот святого Иакова, находившихся поблизости. А были, верно, красивые, раз возводил их Ян Страковский. К тому же исторические. Под ними стоял некогда князь Пепе, он же военный министр Варшавского герцогства, он же наполеоновский маршал Юзеф Понятовский. Он приезжал на смотр польских полков гданьского гарнизона. За воротами, на обширной площади Наполеона, в день рождения императора, 15 сентября 1810 года, князь-министр принимал большой военный парад. Блестящая церемония. Когда по прошествии лет князь захлебнулся в водах Эльстера, а император умер на далеком острове, площадь была переименована. Разобрали и ворота. А поскольку гданьщане народ хозяйственный, то наиболее ценные фрагменты перенесли в иные уголки города: стройный шпиц на колокольню костела, нарядные медальоны на тюремную башню, а каменные львы, венчавшие фронтоны ворот, очутились на крыльце Двора Артуса. Из всего этого блуждания уцелело лишь название — Блуждатель.
Но вернемся к Угловой башне, которая до сегодняшнего дня стоит на углу Кобелевой. У этой улицы своя история — собачья. В старые добрые времена с наступлением сумерек из городской псарни вели по Кобелевой свору голодных собак на Амбарный остров. Собаки шли через подъемный мост, Коровьи ворота. Коровьи, ибо на рассвете через них же гнали коров на пастбище. На ночь ворота запирались, а отрезанный от города каналами Мотлавы Амбарный остров находился под охраной собак. И горе тому, кто забредал туда ночью. Бывали трагические происшествия, но поскольку жертвами оказывались пьяницы, бездомные бедняки или подозрительные личности, крутившиеся вблизи богатых складов, то это никого не задевало. Закон торговли был суров, и собаки служили надежными сторожами. Лишь случай с известным и всеми любимым виолончелистом Умбахом потряс город. Музыкант возвращался с праздника, где он, попивая винцо, играл на танцах. Когда он очутился на Амбарном, начали сгущаться сумерки. То ли он не услышал сигнала, по которому запирают ворота, то ли на него не обратили внимания стражники… А может, сон сморил его в закоулке? Каждый рассказывал потом свое. Короче, псы учуяли человека, и вся свора, щеря клыки, его окружила. Он хотел бежать, но споткнулся и упал, при этом виолончель… брякнула. Собаки навострили уши. Перепуганный насмерть музыкант мгновенно оценил свой шанс. Он прикрылся футляром, достал, пощипывая струны, смычок и заиграл менуэт, а потом полонез, а потом опять менуэт. Собаки расселись вокруг и сомкнули пасти, но стоило усталой руке опуститься, они завыли так пронзительно, что музыканту вновь пришлось схватиться за смычок… Играл он, пока не рассвело, то был самый ответственный концерт в его жизни. В конце концов музыка разбудила стражников и кого-то из горожан, и Умбаха, полуживого, спасли из западни. Происшествие с виолончелистом стало веским аргументом в пользу отказа от этого мрачного обычая. Собачьи ставки урезали, ворота укрепили.
Напротив Амбарного острова вдоль Долгой набережной Мотлавы расположено восемь ворот. Семь готических и одни в стиле ренессанса — Зеленые ворота. Перед ними когда-то и остановились сани итальянской принцессы Марии Людвиги Гонзаги. Будущую польскую королеву встречали королевич Карл Фердинанд и князь Альбрехт Станислав Радзивилл. В окнах Зеленых ворот сверкали брильянтовые диадемы и золотые митры. Стены и лестницы были убраны цветистыми коврами. На гданьских столах посвечивали гданьские серебряные приборы. Принцесса села пировать под приветственные клики нарядных рыцарей, толпившихся снаружи. Роскошь превзошла все виденное греками у персов — так по крайней мере говорили в ту пору в Гданьске и в Мантуе, в Варшаве и в Париже. Ныне в бывшей королевской резиденции, возрожденной усилиями гданьщан и искусством Яна Крамера, разместилось Управление реставрации памятников старины. В дворцовом зале расставлены кульманы, в покоях размещены мастерские. Уже четвертое десятилетие здесь кипит работа по воскрешению художественных ценностей Гданьска. Над уцелевшими после пожаров картинами, извлеченными из-под руин статуями, среди старых гравюр и книг хлопочут историки искусства и реставраторы, художники и резчики — целые коллективы трудолюбивых высокоодаренных специалистов. Мерило их успехов — возрождение Гданьска, и главное — восстановление интерьеров Ратуши Главного города. Именно отсюда, из окон Зеленых ворот, открывается единственная в своем роде панорама на Королевскую дорогу в старинный порт…
Никто не поверит, что в темных арках, близ башен портового канала никогда не сверкали ножи. Приведем одну историю, не похожую, впрочем, на разбойничью балладу. Осталось неизвестным, кем был тот шалопай, который в пьяной компании, хлебнув лишнего, проглотил то ли на спор, то ли ради шутки не более не менее как нож и понял вскоре, что ему не миновать смерти. Молва гласила, что этот безумец был личным другом короля. Надлежало, таким образом, сделать все возможное, чтобы спасти несчастного. Его отнесли к самому искусному гданьскому цирюльнику Даниелю Швабе, стяжавшему себе славу своим скальпелем. Но одно дело вскрыть нарыв, другое — разрезать желудок. Хирургия находилась в ту пору еще в пеленках, рискнуть же было необходимо. Не станем вдаваться в подробности этой операции, которую совершили в условиях, далеких от гигиены, в эпоху, не ведавшую анестезии. Нож извлекли, рана зажила, пациент прожил долгую жизнь, утратив, однако, часть своей пылкости. В историю медицины этот факт вписан под 1635 годом как первая удачная операция на желудке. Король Владислав IV приехал, чтоб лично убедиться в выздоровлении фаворита, и пожаловал гданьскому хирургу королевскую привилегию. Столь же сенсационной была операция на мочевом пузыре, произведенная пятьюдесятью годами ранее у семнадцатилетнего юноши, у которого удалили камень весом в триста шестьдесят граммов. Как под присягой показали свидетели, операцию сделал отец Даниеля Кшиштоф Швабе в Гданьске в 1597 году.
Все медицинские процедуры в Гданьске производились, как правило, в лавчонках наших доморощенных медиков или под открытым небом, порой в тени одной из башен, а то и под аркой ворот.