ше, и теперь поплавок долго неподвижно стоял в воде. Вдруг пошел вниз, паренек подсек и вытащил первую рыбу, плотвичку. Положив удочку на землю, он снял рыбешку с крючка, пошел к велосипеду и одной рукой распустил завязку мешка. Высыпал сливы на землю и положил в мешок рыбешку. Потом опустил мешок в воду, привязал шнурок к одной из ивовых рогаток, торчавших из мокрой земли, снова насадил комочек теста, закинул, положил удочку на рогатку и, посматривая на воду, принялся налаживать другую удочку. Эта была короче, с толстой жилкой, пробковым поплавком и крючком покрупнее; паренек решил наживить на нее червяка. Закинув удочку за прибрежный тростник, он положил ее на рогатку и стал следить за поплавками, иногда поглядывая на мешок, от которого по воде расходились тонкие, концентрические круги.
Солнце повисло над вершинами деревьев, и паренек сидел, опершись спиной о толстый ствол тополя. Он был босиком, без рубашки, штанины закатал до колен. В руке он держал сливы и ел их, стирая пальцами фиолетовую пыльцу. Две удочки лежали на рогатках, одна справа от просвета в тростнике, другая слева; между ними была воткнута в землю короткая бамбуковая донка с катушкой и колокольчиком на верхнем проводном кольце; за тростником становилось глубже, и леска донки почти отвесно уходила в воду. На длинной удочке тонкую леску сменила другая, потолще, да и поплавок теперь уже был не тот, а толстый, пробковый. В мешке плескалось несколько рыбешек, но все мелочь. Паренек ел сливы и поглядывал то на удочки, то на воду, то на противоположный берег. Тот берег был отлогий, открытый, поля подходили прямо к воде, и только в одном месте к озеру спускался неглубокий, заросший овражек. Где-то там давным-давно, еще в войну, дедушка паренька ночью закинул удочку и зацепил перемет. Дедушка вытащил его: на нескольких крючках извивалось девять большущих угрей. Паренек знал эту историю, дедушка рассказывал ее, а приезжая к ним, всегда ставил донку, надеясь, что ему опять повезет, и паренек тоже надеялся, хотя ему еще не доводилось поймать в этом озере угря.
Паренек встал, проверил крайние удочки, взял на палец леску донки, слегка потянул и подождал. Но все попусту, отзыва не было. Он дернул леску, и колокольчик звякнул. Паренек посмотрел на велосипед и вещи под деревом. Взял пустой рюкзак и пошел по тропинке вверх, потом свернул направо к асфальтовой дороге. Вдруг прямо из-под ног с шумом взлетела куропатка и, пролетев с десяток метров, опустилась в зарослях кустарника. Паренек замер и проводил ее взглядом. Потом, пригнувшись, стал красться туда, где затаилась птица. На склонах моренных холмов, на поле было множество валунов и камней, которые с давних пор никто не убирал, и паренек, свернув в поле, подобрал увесистый, килограмма в два, обломок песчаника и несколько камней поменьше, размером с яйцо. Дойдя до кустов, он притаился и напряг слух. Птица была в зарослях, и паренек услыхал ее. Куропатка издала какой-то похожий на кудахтанье звук, и паренек определил, где она сидит. Отложив камни поменьше, паренек обеими руками взял обломок песчаника, прикинул на глаз расстояние, прицелился. Потом бросил камень вверх, и тот, как снаряд из мортиры, упал в самую чащу, глухо ухнул о землю, и тут же, едва ли не с того самого места, куда упал камень, хлопая крыльями, с диким криком взлетела куропатка. Вдогонку, один за другим, полетели два камня, — паренек думал подбить птицу на лету, но промахнулся, и куропатка скрылась из виду. Паренек отряхнул руки. Сперва он промазал на каких-то несколько сантиметров; повези ему, упади камень малость в сторону, правее или левее, птица была бы готова. Он стоял и смотрел туда, где скрылась куропатка.
Оставалось еще несколько камней, и, выбрав три поудобнее, паренек взял один в правую, два в левую руку и пошел вперед, зорко осматриваясь по сторонам, чуть отставив правое плечо назад, чтобы в любую минуту быть готовым к броску. Но уже ни малейший шорох не нарушал тишины, у птицы не было пары, во всяком случае поблизости, у тропки, ее сородичей не оказалось.
Паренек выбрался на дорогу и выкинул камни. Зашел в сад и нарвал слив, сколько поместилось в рюкзак. Оставив его в тени на лужайке, попробовал малины, сорвал уродливое, все в черных пятнах яблоко, надкусил, но тут же выплюнул, а яблоко отшвырнул. Между двумя огромными липами он приметил каменные, заросшие травой ступени. В стволе одного дерева зияло дупло, из которого торчало несколько ржавых квадратных гвоздей. Паренек попытался вытащить их, но не тут-то было, гвозди вросли в дерево.
Паренек подобрал рюкзак, вернулся к озеру, чуть передохнул, походя проверил удочки, потом расстелил на земле куртку и лег. Солнце уже заглядывало под дерево, и поэтому паренек устроился не на берегу, а повыше на склоне, в тени. Было жарко, но не парило, и он не опасался грозы. Он съел хлеба с салом, закусил брюквой. Потом снова откинулся на куртку. Вдруг ему показалось, что поплавок правой удочки исчез, и он пошел проверить. Леска запуталась в тростниках, паренек несколько раз дернул, и наконец из воды выскочил виновник всего этого переполоха — маленький окушок. Паренек положил его в воду у берега, не снимая с крючка, и принялся рыться в мешке со снастями. В спичечном коробке у него был плетеный металлический поводок с тройником. Распрямив, он привязал его на ту удочку, на которую только что клюнул окушок. Закинул подальше за тростники и, держа удилище обеими руками, с минуту следил за подпрыгивающим поплавком. Живец был невелик и должен был быстро обессилеть, но паренек не стал дожидаться, укрепил удилище и спрятался в тень. Было жарко, паренек лежал под раскидистыми ветвями, решив переждать зной.
Дремал он недолго, но сон освежил его. Поплавки неподвижно стояли в воде. Солнце уже заглядывало под дерево, и паренек подвинулся повыше, но и здесь долго не усидел: тень быстро таяла. Он поднялся и сложил вещи на велосипед. Смотал удочки и привязал на раму толстыми концами к рулю. Справа на руль повесил мешок с рыбой, с которого капала вода. Вывел велосипед наверх и пошел вдоль поля, по тропинке, огибающей озеро. Тропа поднималась вверх, и пареньку пришлось вести велосипед обеими руками. Потом откос резко пошел вниз; с его гребня была видна зеленая болотистая лощина с врезавшимся в нее заросшим камышами заливчиком. Лощину рассекал узкий неглубокий ров. Там в высокой траве паслась косуля. Иногда она поднимала голову и оглядывалась вокруг. Шея у нее была прямо как у Клеопатры. Паренек, не решаясь пошевельнуться, следил за ней с гребня откоса; солнце стояло у него за спиной, так что она не могла его видеть. Косуля дошла до тропинки, пересекавшей ров, и теперь вся показалась из высокой травы. И тут стало ясно: она паслась с козленком. Детеныш был еще совсем маленький, и паренька подмывало, оставив удочки и вещи на траве, ринуться на велосипеде в ров, спугнуть косулю и поймать козленка. Косуля между тем поднималась вверх по тропке, и паренек удержался — животные шли в его сторону. Детеныш неуклюже скакал за матерью, его было едва видно, паренек заметил только кривоватые задние лапы да длиннющие уши. Стараясь не делать резких движений, он положил велосипед. Потом задержался взглядом на рюкзаке: он вытряхнет сливы. Мясо разрежет на куски, шкуру закопает. Насыплет поверх мяса сливы и так повезет домой. Паренек присел в траву возле тропинки. Животные медленно подходили все ближе, поднимаясь вверх по откосу. Тут паренька осенило: детеныш-то был совсем не козленком. Просто косуля и заяц паслись вместе. Да, сомнений уже не было. Паренек выпрямился. Первым его заметил заяц, затем косуля; она тут же сорвалась с места, за ней припустил заяц, и паренек быстро потерял их из виду. Косуля удирала длинными прыжками, время от времени подскакивая, словно на пружинах, и оглядываясь. Вскоре она скрылась в зарослях на том краю низины. Паренек поднял велосипед и осторожно свел его в лощину.
У того пологого берега дно понижалось постепенно, за тростником глубина была метра полтора, да и дальше немногим глубже. Паренек наладил поплавковую удочку, и за тростником один за другим начали брать окуньки, величиной с палец. Он бросал их за спину в траву, а когда клев прекратился, выбрал двух порезвее; наживив одного на донку, он размахнулся, что аж свистнуло, и тяжелое свинцовое грузило шлепнулось в воду метров за тридцать от берега; а другого окушка пустил на живца за заросли. Попробовал еще поудить на червяка, но уже не клевало; тогда он положил удилище на тростники, а сам укрылся в тень. Высокий берег напротив был как на ладони, и паренек видел то место, где рыбачил сначала; сейчас там кто-то был — на солнце поблескивала светлая бамбуковая удочка.
Паренек вытряхнул мокрых рыб из мешка на траву. Держал он их во влажных листьях. Он отнес улов к берегу и стал чистить, начав с самых крупных. Очистив окушков, он завернул их отдельно в лист лопуха. Потом поискал взглядом, нет ли где крапивы, нашел в овраге; обмотав руку платком, он сорвал несколько стеблей, сунул их в мешок, обрызнул водой, а потом положил рыбу.
Он сидел у оврага, от деревьев на воду уже ложились тени. На всякий случай паренек проверил удочки. Окунь на донке еще трепыхался; второй был мертв и ободран, и паренек понял, что прозевал поклевку. Живцов больше не было, и он насадил на тройник трех жирных червей. Сменил наживку и на поплавковой удочке, минуту-другую посидел рядом, прячась в тень. Оставив удочки, он собрал в овраге хворосту и развел костер. Когда от костра осталась кучка углей, паренек достал из бокового кармана рюкзака бульонный кубик, развернул обертку и натер им отложенных окушков. Нанизал их на прутики, воткнул прутья в землю так, чтобы рыбы оказались над углями. Пока они пеклись, вынул из рюкзака хлеб и огурец. Весь день он ничего не пил и теперь первым делом съел огурец, потом, сняв с прутиков рыбу, положил на хлеб. Снаружи окуни обуглились, но мясо под подгоревшей корочкой оказалось белым, сладким и легко отделялось от костей. В головах было немного сока, и он высосал его. Достал из рюкзака пригоршню слив и пошел к берегу.